Чтение 13–й страницы книги ~Пан~

Больная нога все беспокоила меня, часто ночью зудела и не давала спать,
а то ее вдруг пронизывало острой болью и к перемене погоды ломило. Так
тянулось долго. Но хромым я не остался.

Шли дни.

Господин Мак вернулся из своего путешествия, и я тотчас же на себе
почувствовал, что он вернулся. Он отобрал у меня лодку, он поставил меня в
затрудненье; охотничий сезон еще не начался, и стрелять нельзя было. Как
же это он, ни словом не предупредив, отнял у меня лодку? Двое работников
господина Мака утром вывезли в море какого-то незнакомца.

Я повстречал доктора.

- У меня отобрали лодку, - сказал я.

- К нам приехал гость, - ответил он, - его каждый день вывозят в море,
а вечером доставляют на берег. Он изучает морское дно.

Приезжий был финн, господин Мак познакомился с ним по чистой
случайности на борту парохода, он приехал со Шпицбергена и привез собранье
раковин и морских зверушек, его называют бароном. Ему отвели залу и
соседнюю с ней комнатку в доме господина Мака. К нему очень внимательны.

Я давно не ел мяса, может быть, Эдварда накормит меня ужином, подумал
я. Я отправляюсь в Сирилунн. Я тотчас же замечаю, что Эдварда в новом
платье, она словно бы выросла, платье очень длинное.

- Простите, что я не встаю, - только и сказала она и протянула мне
руку.

- Да, к несчастью, дочка нездорова, - подтвердил господин Мак. -
Простуда. Вот, не бережется... Вы, надо думать, пришли узнать насчет
лодки? Придется мне ссудить вам другую, ялик. Он не новый, но если
хорошенько отчерпывать... Дело в том, что у нас гостит один ученый
господин, так что сами понимаете... Времени свободного у него нет, он
работает весь день и возвращается к вечеру. Вы уж дождитесь его, он скоро
будет. Вам ведь интересно свести с ним знакомство? Вот его карточка, с
короной. Он барон. Приятнейший человек. Я познакомился с ним по чистой
случайности.

Ага, подумал я. Ужинать тебя не оставляют. Слава тебе господи, я не
очень-то на это и рассчитывал, пойду себе домой. У меня в сторожке лежит
еще немного рыбы. Чем рыба не еда? Ну и спасибо, с меня довольно.

Пришел барон. Маленького роста человек, лет сорока, длинное, узкое
лицо, выдающиеся скулы, бедная черная бороденка. Взгляд за сильными очками
острый и пронизывающий.

Пятизубая корона, такая же, как на визитной карточке, была у него и на
запонках. Он слегка сутулился, и худые руки покрыты синими жилами, а ногти
словно из желтого металла.

- Весьма польщен, господин лейтенант. Долго ли, господин лейтенант,
изволили тут пробыть?

- Несколько месяцев.

Обходительный человек. Господин Мак попросил его рассказать о раковинах
и морских зверушках, и он с готовностью согласился, объяснил нам, какие
глины залегают в окрестностях Курхольмов, вышел в залу и принес оттуда
образец взморника из Белого моря. Он то и дело поднимал к переносью правый
указательный палец и поправлял золотые, в толстой оправе очки. Господина
Мака в высшей степени заинтересовали разъяснения барона. Прошел час.

Барон заговорил о несчастном случае с моей ногой, о моем неудачном
выстреле. Я уже оправился? В самом деле? О, он весьма рад. Откуда это он
знает о несчастном случае? - подумал я. Я спросил:

- А кто рассказал господину барону о несчастном случае?

- Кто? В самом деле, кто же? Фрекен Мак как будто? Ведь правда, фрекен
Мак?

Эдварда покраснела до корней волос.

Мне было так скверно, много дней подряд такая тоска давила меня, но при
последних словах барона у меня вдруг потеплело на душе. Я не смотрел на
Эдварду, я думал: спасибо тебе, что говорила обо мне, называла мое имя,
произносила его, хоть что тебе в нем? Доброй ночи.

Я откланялся. Эдварда снова не поднялась, она из вежливости сослалась
на нездоровье. Равнодушно протянула она мне руку.

А господин Мак был увлечен беседой с бароном. Он говорил про своего
деда, консула Мака.

- Не помню, рассказывал ли я уже господину барону, что вот эту самую
булавку король Карл-Юхан собственноручно приколол на грудь моего деда.

Я вышел на крыльцо, никто не проводил меня. Проходя, я бросил взгляд на
окна залы, там стояла Эдварда, высокая, прямая, она обеими руками отвела
гардины и смотрела в окно. Я даже не поклонился, все разом вылетело у меня
из головы, смятенье охватило меня и погнало прочь.

Погоди, постой минутку, сказал я сам себе уже на опушке. Отец небесный,
да когда же все это кончится! Вдруг меня бросило в жар, и я застонал в
бессильной злобе. Нет, не осталось у меня ни чести, ни гордости, неделю,
не более, я пользовался милостью Эдварды, это давно позади, пора бы и
опомниться. А мое сердце все не устанет звать ее, и о ней кричат дорожная
пыль, воздух, земля у меня под ногами. Отец небесный, да что же это
такое...

Я пришел в сторожку, приготовил рыбу и поел.

Все-то дни напролет ты надрываешь душу из-за жалкой школьницы, и пустые
наважденья не отпускают тебя ночами. И душный воздух кольцом сжимает твою
голову, спертый, прошлогодне пропахший воздух. А небо дрожит такой
немыслимой синевой, и горы зовут тебя к себе. Эй, Эзоп, живее!

22

Прошла неделя. Я попросил лодку у кузнеца и питался рыбой. Эдварда и
приезжий барон все вечера, как он возвращался с моря, проводили вместе, я
видел их раз возле мельницы. Другой раз они прошли мимо моей сторожки, я
отпрянул от окна и тихонько затворил дверь на засов, на всякий случай. Я
увидел их вместе, и это не произвело на меня никакого впечатления, ровным
счетом никакого, я только пожал плечами. Еще как-то вечером я столкнулся с
ними на дороге, мы раскланялись, я выждал, пока поклонится барон, а сам
лишь двумя пальцами тронул картуз, чтоб выказать невежливость. Когда мы
поравнялись, я замедлил шаг и равнодушно смотрел в их лица.

Еще день минул.

Сколько уже их минуло, этих дней, долгих дней! Сердце не отпускала
тоска, в голове неотступно стояло все одно и то же, даже милый серый
камень подле сторожки как-то безнадежно и горько глядел на меня, когда я к
нему приближался. Шло к дождю, стоял тяжкий плотный жар, левую ногу мою
ломило, утром я видел, как жеребец господина Мака брыкался в оглоблях; мне
ясно было значенье всех этих примет. Надо запастись едой, пока стоит
погожая пора, подумал я.

Я взял Эзопа на поводок, захватил рыболовные снасти и ружье и
отправился к пристани. Тоска мучила меня больше обычного.

- Когда ждут почтового парохода? - спросил я одного рыбака.

- Почтового парохода? Через три недели, - ответил он.

- Мне выслали мундир, - сказал я.

Потом я встретил одного из приказчиков господина Мака. Я пожал ему руку
и спросил:

- Скажите мне, Христа ради, неужто вы так-таки больше и не играете в
вист?

- Как же! Играем. И часто, - ответил он.

Пауза.

- Мне последнее время все не случалось составить вам компанию, - сказал
я.

Я поплыл к своей отмели. Сделалось совсем душно, тяжко, мошкара роилась
тучами, я только тем и спасался, что курил. Пикша клевала, я удил на две
удочки, улов был славный. На возвратном пути я подстрелил двух чистиков.

Когда я причалил к пристани, там стоял кузнец. Он работал. Меня осеняет
внезапная мысль, я говорю кузнецу:

- Пойдемте вместе домой?

- Нет, - отвечает он, - господин Мак задал мне работы до самой
полуночи.

Я кивнул и про себя подумал, что это хорошо.

Я взял свою добычу и пошел, я выбрал ту дорогу, что вела к дому
кузнеца. Ева была одна.

- Я так по тебе соскучился, - сказал я ей. Меня тронуло ее смущенье,
она почти не глядела на меня. - Ты такая молодая, у тебя такие добрые
глаза, до чего же ты милая, - сказал я. - Ну накажи меня за то, что о
другой я думал больше, чем о тебе. Я пришел только одним глазком на тебя
взглянуть, мне так хорошо с тобою, девочка ты моя. Слыхала ты, как я звал
тебя ночью?

- Нет, - отвечала она в испуге.

- Я звал Эдварду, йомфру Эдварду, но я думал о тебе. Я даже проснулся.
Ну да, я сказал - Эдварда, но знаешь что? Не будем больше про нее
говорить. Господи, до чего же ты у меня хорошая, Ева! У тебя такой красный
рот, сегодня особенно. И ножки твои красивее, чем у Эдварды, вот, сама
погляди.

Я приподнял ей юбку, чтоб она посмотрела на свои ноги.

Радость, какой прежде у нее не видывал, ударяет ей в лицо; она хочет
отвернуться, но одумывается и одной рукой обнимает меня за шею.

Идет время. Мы болтаем, сидим на длинной скамье и болтаем о том о сем.
Я сказал:

- Поверишь ли, йомфру Эдварда до сих пор не выучилась верно говорить,
она говорит как дитя, она говорит "более счастливее", я сам слышал. Как
по-твоему, красивый у нее лоб? По-моему, некрасивый. Ужасный лоб. И рук