Чтение 13–й страницы книги ~Брайтонский леденец~

нравиться? Ты думаешь, что много понимаешь, - упрекнул он ее. Гнев жег его
внутри, как раскаленные угли, а музыка снова заиграла; все удовольствие,
испытанное им в прежние времена от щипков и выворачивания рук, шуток с
лезвием бритвы, которым он научился позже, - что было бы во всем этом
забавного, если бы жертвы не визжали? Он с бешенством проговорил: - Пойдем
отсюда. Терпеть не могу этот кабак.

И Роз послушно принялась убирать в сумочку свою пудреницу и носовой
платок. Что-то звякнуло у нее в сумочке.

- Что это? - спросил Малыш, и она показала ему кончик шнурка с четками.

- Ты католичка? - спросил Малыш.

- Да, - ответила Роз.

- Я тоже католик, - сказал Малыш.

Он схватил ее за руку и вытолкнул на темную улицу, где шел мелкий
дождь. Он поднял воротник и побежал; вспыхнула молния, раздались раскаты
грома; они перебегали от подъезда к подъезду, пока опять не оказались на
набережной в одной из пустых стеклянных беседок. Здесь они были одни в эту
бурную, душную ночь.

- Ну да, я даже когда-то пел в хоре, - признался Малыш и вдруг тихо
запел своим ломающимся мальчишеским голосом: - "Agnus Dei qui tollis
peccata mundi, dona nobis pacem" [Агнец Божий, ты, который терпишь грехи
мира, даруй нам покой (лат.)].

В его голосе звучал целый потерянный мир: светлый угол под органом,
запах ладана и накрахмаленных стихарей и музыка. Музыка, безразлично
какая: "Agnus Dei", "прелестна на взгляд, так сладко обнять", "свищет
скворец возле нашей тропинки", "credo in unum Deum" [верю в единого Бога
(лат.)], - всякая музыка волновала его, говорила ему о чем-то таком, чего
он не мог понять.

- Ты ходишь к мессе? - спросил он.

- Иногда, - ответила Роз. - Это зависит от работы. Большей частью
бывает так, что если я иду к мессе, то совсем не высыпаюсь.

- Мне наплевать, что ты там делаешь, - резко сказал Малыш. - Я-то не
хожу к мессе.

- Но ведь ты веришь, правда? - взмолилась Роз. - Ты веришь, что Бог
есть?

- Конечно, есть, - ответил Малыш. - Что еще может там быть, если не
Бог? - продолжал он презрительно. - Ведь это единственное, что, возможно,
имеет смысл. Эти атеисты, они ничего не знают. Конечно, есть ад, геенна
огненная и вечное проклятие, - сказал он, глядя на темную бурную воду, на
молнии и фонари, качающиеся над черными сваями Дворцового мола, - конечно,
есть адские муки.

- И рай тоже, - тревожно сказала Роз.

Дождь лил, не переставая.

- Может быть, - ответил Малыш, - может быть.

Малыш промок до костей, брюки прилипли к его худым ногам; он поднимался
по длинной, не покрытой дорожкой лестнице к себе в комнату в пансионе
Билли. Перила шатались под его рукой, и, когда он открыл дверь и увидел,
что все ребята здесь и курят, сидя на его медной кровати, он гневно
крикнул:

- Когда же починят перила? Ведь это опасно. В конце концов, кто-нибудь
свалится.

Шторы не были опущены, и за закрытым окном, на фоне серых крыш,
доходящих до самого моря, полыхали последние молнии. Малыш подошел к своей
кровати и смахнул с нее крошки булки с колбасой, которую ел Кьюбит.

- Что это тут, - спросил он, - собрание?

- Да неладно со взносами, Пинки, - ответил Кьюбит, - двое не заплатили.
Бруер и Тейт. Они говорят, что теперь, раз Кайта не стало...

- Давай порежем их, Пинки? - предложил Дэллоу.

Спайсер стоял у окна и смотрел на грозу. Он промолчал, глядя на молнии,
разрывающие небо.

- Спроси Спайсера, - ответил Малыш, - он последнее время что-то много
раздумывает.

Все обернулись и посмотрели на Спайсера. Спайсер сказал:

- Может, пока что не надо так нажимать. Вы же знаете, многие ребята
смылись, когда Кайта убили.

- Давай, давай, - сказал Малыш. - Послушайте-ка его. Таких, как он,
называют философами.

- Ну что ж, - сердито возразил Спайсер. - Есть свобода слова в этой
шайке или нет? Потому они и смылись, что не могли себе представить, как
это такой шкет будет управлять всей лавочкой.

Малыш сидел на кровати и смотрел на него, засунув руки в мокрые
карманы. Один только раз он вздрогнул от озноба.

- Я всегда был против убийства, - продолжал Спайсер. - Мне наплевать,
пусть все это знают. На что нужна месть? Подумаешь, благородство какое!

- Ты просто злишься и трусишь, - сказал Малыш.

Спайсер вышел на середину комнаты.

- Слушай, Пинки, - сказал он. - Будь благоразумен. - Он обратился ко
всем: - Будьте благоразумны.

- А ведь кое в чем он прав, - неожиданно вставил Кьюбит. - Нам повезло,
что все мы так выскочили. Незачем привлекать к себе внимание. Лучше на
время оставить Бруера и Тейта в покое.

Малыш встал. К его мокрому костюму прилипло несколько крошек.

- Ты готов, Дэллоу? - спросил он.

- На все, что ты скажешь. Пинки, - ответил Дэллоу, улыбаясь, как
большая преданная собака.

- Куда ты идешь, Пинки? - спросил Спайсер.

- Хочу сходить к Бруеру.

Кьюбит сказал:

- Ты ведешь себя так, как будто мы убили Хейла в прошлом году, а не на
прошлой неделе. Нам надо быть осторожными.

- Это дело конченное, - сказал Малыш - Вы слышали заключение суда. Он
умер своей смертью, - добавил он, глядя в окно на затихающую грозу.

- А ты забыл об этой девчонке из кафе Сноу? Из-за нее нас могут
повесить.

- Девчонку я беру на себя. Она ничего не скажет.

- Ты женишься на ней, что ли? - спросил Кьюбит. Дэллоу засмеялся.

Малыш вынул руки из карманов и сжал их так, что побелели костяшки.

- Кто говорит, что я женюсь на ней? - спросил он.

- Спайсер, - ответил Кьюбит.

Спайсер попятился от Малыша.

- Слушай, Пинки, - сказал он, - я подумал об этом только потому, что
тогда она стала бы безопасной. Жена не имеет права давать показания.

- Мне не нужно жениться на этой никудышной девчонке, чтобы сделать ее
безопасной. Как нам сделать безопасным тебя, Спайсер? - Он провел языком
по сухим потрескавшимся губам. - Если для этого достаточно полоснуть
бритвой...

- Это была просто шутка, - вмешался Кьюбит. - Не надо принимать это
всерьез. Ты шуток не понимаешь, Пинки.

- Ты думаешь, это было бы забавно, а? Чтобы я женился, да еще на такой
паршивой девчонке? Ха, ха, - засмеялся он каркающим смехом. - Придется мне
кое-чему научиться. Пошли, Дэллоу.

- Подожди до утра, - сказал Кьюбит. - Подожди, пока вернутся остальные
ребята.

- Ты что, тоже дрейфишь?

- Ты вот не веришь, Пинки. Но мы должны действовать полегоньку.

- Ты со мной, Дэллоу? - спросил Малыш.

- Я с тобой, Пинки.

- Тогда пошли, - сказал Малыш.

Он направился к умывальнику и открыл маленькую дверцу, за которой стоял
ночной горшок. Он пошарил за горшком и вытащил тоненькое лезвие, такое,
каким женщины подбривают себе брови, но с одного края затупленное и
обернутое изоляционной лентой. Он сунул его под длинный ноготь большого
пальца, единственный ноготь, который не был у него обкусан, и натянул
перчатку.

- Через полчаса мы вернемся с деньгой, - сказал он, вышел из комнаты,
хлопнув дверью, и спустился по лестнице пансиона Билли. Холод от мокрой
одежды проникал до самых костей, лицо сморщилось от озноба, узкие плечи
вздрагивали. Он бросил через плечо шагавшему за ним Дэллоу:

- Мы пойдем к Бруеру. Довольно будет проучить его одного.

- Как знаешь, Пинки, - ответил Дэллоу.

Дождь перестал; был отлив, и мелкое море отступало вдали от песчаной
отмели. Где-то часы пробили полночь. Дэллоу вдруг захохотал.

- Что это тебя разбирает, Дэллоу?

- Я вот о чем думаю, - ответил Дэллоу. - Ты мировой парень. Пинки. Кайт
правильно сделал, что принял тебя. Ты идешь напролом, Пинки.

- Ты молодец, - сказал Пинки, глядя вперед; лицо его передергивалось от
озноба.

Они прошли мимо "Космополитена", мимо фонарей, горевших там и здесь на
огромной набережной, к башенкам, выделявшимся на фоне быстро бегущих
облаков. Когда они проходили мимо кафе Сноу, там погасло последнее окно.
Они повернули на Олд-Стейн. У Бруера был дом возле трамвайной линии на
Льюис-роуд, почти под железнодорожным мостом.

- Он уже лег спать, - сказал Дэллоу.

Пинки позвонил, не отнимая пальца от кнопки. По обеим сторонам дороги
тянулись ряды низеньких, закрытых ставнями, лавочек; по безлюдному шоссе,
звеня и качаясь, прошел пустой трамвай с надписью "В парк"; пассажиров в
нем не было, кондуктор дремал на одной из скамеек, крыша блестела от
ливня. Пинки все держал палец на кнопке звонка.

- Почему Спайсер сказал это... о том, что я женюсь? - спросил Малыш.