состоялась.
побыстрее избавиться от воспоминаний об этой встрече и снова вернуть
приподнятое расположение духа, родившееся утром вместе с первыми лучами
солнца. Но тревога, посеянная последними словами Лозинского, не исчезла.
Знать бы тогда, что это не пустой разговор, а случайно прорвавшееся
чувство злорадства. Лозинский, вероятно, уже знал о событиях, которые
только должны были произойти и о которых я даже не мог и догадываться...
серьезная толстушка в специальной полувоенной форме с нашивками на левом
рукаве несли службу по наблюдению за порядком. Они внимательно сверили
идентичность моей физиономии с фотографией на "ладанке", чему-то
улыбнулись, но вежливо разрешили войти в здание. Я поставил в углу лыжи и
попросил ребят присмотреть за ними (они согласно закивали головами),
поднялся на второй этаж, в местное отделение банка, чтобы обменять чек,
полученный в Москве, на доллары. Процедура неожиданно затянулась: девушка,
принявшая чек, рассматривала его и так и эдак, потом изучала меня, затем
поднялась и ушла в дальний конец комнаты к мужчине, сидевшему в одной
рубашке за столом спиной ко мне, что-то объясняла ему, потом оба
помолчали, и, наконец, мужчина, оказавшийся совсем молодым человеком,
поднялся, подошел к стойке и вежливо попросил показать журналистское
удостоверение. Как я догадался, они в жизни никогда не видели
внешторгбанковских чеков и даже не догадывались об их существовании.
Однако после ознакомления с моей "ладанкой" деньги были незамедлительно
выданы, девушка мило попрощалась и пригласила воспользоваться услугами
банка и в будущем. Я поблагодарил ее.
напоминали друг другу о существовании лишь короткими новогодними
открытками. Серж мало изменился.
живем и здравствуем! Ты когда приехал? Устроился в гостинице? Это не
олимпиада, а несчастье какое-то! Я поселился в пятнадцати километрах от
Лейк-Плэсида, и это когда в городе полным-полно свободных номеров! -
набросился на меня Серж Казанкини. Не дожидаясь ответа, а скорее стремясь
опередить его, он поспешно заключил: - Э, да что же это мы тут стоим как
неприкаянные... По такому случаю не грех и по рюмке. Скажу тебе по
секрету: я тут поблизости кое-что разнюхал, вполне приличное заведение, и
главное - бесплатно...
же понимаешь, что это такое для меня... Давай вечерком, скажем, часиков в
восемь встретимся здесь же и отправимся в то благословенное местечко.
Казанкини. - За тобой вечно волки гонятся, до олимпиады целых четыре дня,
а ты уже весь в долгах, как в шелках...
просительно-извинительными нотками в голосе сказал я. - До встречи!
Вечером мы наговоримся всласть!
ковром укрывший округу, бередил душу, стоило только представить, каково
там, в горах. Красный допотопный автобус с написанной от руки табличкой
"Уайтфейс" пыхтел напротив выхода из пресс-центра, и водитель уже взялся
за ручку передачи. Он кивнул утвердительно на мой вопрос, в горы ли
направляется автобус, и закрыл двери. Помимо меня, здесь оказалось еще
трое - фотокорреспондент-американец и двое рыжебородых земляков Стенмарка.
Американец дремал, шведы курили и громко обсуждали свои проблемы. Что мне
было до них! Я устроился в конце салона, вытянул, насколько позволяло
место, ноги и блаженно развалился на жестком сидении.
собранные из металлических труб, трибуны стадиона, где состоится парад
открытия. Еще долго, если обернуться, можно было видеть отчетливо
выделявшийся на фоне ослепительно синего неба черный раструб чаши, где
спустя четыре дня вспыхнет олимпийский огонь. Он уж был в Штатах,
доставленный самолетом из Греции, с Олимпа, зажженный от лучей солнца
Марией Масколиу, величавой красавицей, словно сошедшей с древних фресок,
раскопанных в земле Олимпии.
чтобы рассказать, как много в ее жизни значат эти олимпийские мгновения...
иногда дорога прижималась к горной речушке, почти пересохшее русло которой
было усеяно огромными мшистыми валунами, превращенными снегопадом в
сказочные замки, где обитали гномы и Белоснежка...
возникшая в глубине сердца, подкатила под самое горло, мешая дышать. Уже
не радовала солнечная морозная погода, установившаяся после трех дней
кряду лившего и лившего дождя, ни снег, слепивший глаза, ни причудливо
вылепленные ветром из стройных елочек, что чудом удерживались на самой
макушке Менчула, загадочные фигуры, поражающие неистовым размахом фантазии
природы.
что сердце замирало, не в состоянии вместить ее в себя, и волновалось,
рвалось, как птица, у которой обрезали крылья. Карпаты лежали у наших ног,
сверкая в лучах солнца дальними полонинами, словно бы залитыми прозрачным
белым льдом, опушенные сине-зелеными, переходящими в черное дальними
лесами; где-то внизу из невидимой хижины поднимался ровный, как карандаш,
столб дыма, подчеркивая мудрость и совершенство природы, не принимавшей,
не желающей принять в свой чистый и светлый мир этот след угасшей жизни;
дым медленно, словно нехотя, прорастал в безбрежность синего неба и таял в
высоте.
навечно зависли в воздухе, не в состоянии преодолеть его недвижность.
Белый шлейф тянулся, как утренний туман, за ногами лыжника, ринувшегося по
снежной целине.
неумолимая боль расставания.
Не уехала она и на следующий, потом полил дождь и вообще не хотелось
высовывать носа из теплой комнаты; но что-то нарушилось в наших хрупких
отношениях и не поправилось, хотя внешне мы сохраняли ту же дружескую
манеру разговаривать, но уже не позволяли незло, как прежде, подшучивать
друг над другом, и оттого пропала непринужденность и что-то постоянно
сдерживало нас, словно тормоз на крутом спуске. Все это вносило в душу
тревогу, разлад.
нее еще болела, я позвал врача, и он сделал обезболивающих укол новокаина.
Наташка радостно запрыгала, и мне пришлось ей напомнить, что это не так уж
и безопасно.
и вскоре мы раскачивались над лесом. Мы не стали кататься по восточному
склону, а ушли на север, где почти не видно людей и оглушала тишина, -
лишь поскрипывание колес подъемника изредка нарушало покой.
находили. Мы о чем-то болтали, смеялись. А на душе залегли холод и
пустота, как бывает, когда ты знаешь, что теряешь дорогое, непоправимо
теряешь, но ничего поделать с этим не можешь. Пропасть лежала между нами,
и мы это прекрасно понимали.
навести мост через бурную реку.
мне дашь свои координаты... Служебные, конечно. Если у меня появится
желание, я позвоню. И обещай, что не сделаешь и малейшего шага, чтобы
разыскать меня.
радость, словно она избавилась от чего-то, что угнетало ее. - А теперь
вниз!
Ты умеешь по целине ходить?
поворотах. Если понесет, сделай длинный подрез склона и кати, пока не
остановишься.
тогда в буран...
вниз почти по прямой, и снег запуржил, заметался вслед за ней и никак не
мог догнать...
исчезнуть навсегда - как во сне, раствориться в воздухе, утонуть в
снегу... Медленно заскользил вниз, куда глаза глядят, но с каждой новой