Чтение 13–й страницы книги ~Экстренный случай~

судорогах и умерла менее чем через двадцать минут.

Я закурил сигарету и подумал, что едва ли мне захочется очутиться на
месте этого интерна.

- Вероятно, девица все равно умерла бы, - продолжал Карр. - Разумеется,
наверняка мы этого не знаем. Но все говорит за то, что она поступила в
больницу, потеряв почти половину крови. А это, как ты знаешь, конец:
наступает шок, который обычно бывает необратим. Так что, скорее всего, нам
не удалось бы ее спасти. Но это, конечно, ничего не меняет.

- А зачем интерн вообще давал ей пенициллин?

- Такой тут порядок, - ответил Карр. - При определенных симптомах его
вводят обязательно. Обычно, если привозят женщину с подозрением на
вагинальное кровотечение и в лихорадке, мы делаем ПВ, укладываем больную в
постель и вводим ей антибиотик, чтобы предупредить возможную инфекцию, а на
другой день выписываем. И отмечаем в истории болезни, что произошел
самопроизвольный аборт.

- Так это и есть окончательный диагноз Карен Рэнделл?

Карр кивнул:

- Да, мы всегда так пишем. Это избавляет нас от объяснений с полицией.
Сюда то и дело поступают женщины после подпольных абортов или самоабортов.
Бывает, девчонки исходят пеной, как перегруженные стиральные машины. Или
истекают кровью. Все в истерике и все врут напропалую. Мы их латаем и без
лишнего шума отправляем восвояси.

- И никогда не сообщаете в полицию?

- Мы врачи, а не блюстители закона. Таких девчонок здесь не меньше сотни
в год. Если обо всех сообщать, мы из судов вылезать не будем. Какое уж тут
лечение больных!

- Но ведь закон требует...

- Да, конечно, - поспешно согласился Карр. - Закон требует доносить. Он
требует также, чтобы мы сообщали обо всех случаях хулиганства, но если
закладывать каждого пьяного драчуна, этому конца и края не будет. Ни одно
отделение неотложной помощи не сообщает обо всем, что там случается. Иначе
просто невозможно работать.

- Но ведь речь идет об аборте...

- Ну подумай сам, - перебил меня Карр. - Довольно значительный процент
этих случаев - самопроизвольные аборты. Разумеется, хватает и всего
остального, но относиться к этому как-то по-другому не имеет смысла.
Допустим, ты точно знаешь, что над девицей трудился барселонский мясник, и
сообщаешь об этом в полицию. На другой день приходит сыщик, и девчонка
говорит, что аборт был самопроизвольный. Или что она сама ковырялась в себе.
В любом случае правду она не скажет, и легавые начнут злиться. Прежде всего
- на тебя, потому что это ты их вызвал.

- И что, такое случается?

- Конечно. Я дважды видел это воочию. Когда девчонки поступали к нам, они
сходили с ума от страха и были убеждены, что умирают. Хотели рассчитаться с
поганцами и требовали вызвать полицию. Но наутро, после профессионального
ПВ, осознав, что все беды позади, уже не хотели связываться с легавыми. Те
приходят, а девицы начинают валять дурака и делать вид, будто произошло
недоразумение.

- И ты считаешь, что покрывать подпольных повитух - это нормально?

- Мы пытаемся вернуть людям здоровье, вот и все. Врач не имеет права на
нравственные оценки. Мы помогаем пострадавшим по милости водителей-лихачей
или от кулаков пьяных забияк. Но бить по рукам и читать нравоучения о вреде
пьянства или обучать правилам движения - не наша работа.

Не испытывая желания вступать в спор, который наверняка ни к чему не
приведет, я сменил тему и спросил:

- А почему собак повесили на Ли?

- Когда девушка умерла, миссис Рэнделл впала в истерику. Начала орать
так, что пришлось дать ей успокоительное. Угомонившись, она тем не менее
продолжала утверждать, что аборт сделал доктор Ли. Так, мол, сказала ее
дочь. Поэтому она и позвонила в полицию.

- А как же диагноз?

- Самопроизвольный аборт? Формулировка осталась без изменений. Все
законно: врачи могут истолковать случившееся именно так. Основой для
обвинения в подпольном аборте стали отнюдь не клинические данные. А был
аборт или нет - покажет вскрытие.

- Оно показало, что был, и довольно профессиональный, если не считать
одного прокола в эндометрии. Это сделал человек, обладающий необходимыми
навыками, но не настоящий мастер.

- Ты говорил с Ли?

- Сегодня утром, - ответил я. - Он утверждает, что не делал этого.
Учитывая данные вскрытия, я ему верю.

- Ошибиться...

- Не думаю: Арт слишком хорош, чтобы так лопухнуться.

Карр извлек из кармана стетоскоп и принялся вертеть его в руках. Он явно
разволновался.

- Чертовски поганое дело, - сказал он наконец. - Чертовски.

- Надо разбирать завалы. Мы не можем спрятать головы в песок и бросить Ли
на произвол судьбы.

- Разумеется, - согласился Карр. - Но Джей Ди очень расстроен.

- Могу себе представить.

- Узнав, как лечили его дочь, он едва не убил того незадачливого интерна.
Я там был. Думал, он задушит бедного мальчишку голыми руками.

- Как зовут интерна?

- Роджер Уайтинг. Славный малый, хоть и хирург-гинеколог.

- Где он сейчас?

- Наверное, дома. Сменился в восемь утра. - Карр нахмурился и опять
принялся теребить свой стетоскоп. - Джон, ты уверен, что хочешь влезть в это
дело?

- Не хочу я никуда влезать. Будь у меня выбор, я бы сейчас сидел в
лаборатории. Но выбора нет.

- Беда в том, что Джей Ди рвет и мечет, - задумчиво проговорил Карр. -
Эта история уже стала всеобщим достоянием.

- Да, ты говорил.

- Я лишь хочу помочь тебе уразуметь, какое создалось положение. - Карр
явно не желал встречаться со мной глазами. Он принялся перебирать вещи на
своем столе. - Делом занимаются люди, которым и положено им заниматься. А у
Ли, насколько я понимаю, хороший поверенный.

- Во всем этом слишком много неясностей.

- Дело в руках специалистов, - повторил Карр.

- Каких специалистов? Рэнделлов, что ли? Или тех болванов, которых я
видел в полицейском участке?

- В Бостоне замечательная полиция, - заявил Карр.

- Не мели чепухи.

Он смиренно вздохнул:

- Что ты надеешься доказать?

- Что Ли этого не делал.

Карр покачал головой:

- Это неважно.

- А по-моему, как раз это и важно.

- Нет, - возразил Карр. - Важно другое. Дочь Джей Ди Рэнделла погибла в
результате подпольного аборта, и кто-то должен за это заплатить. Ли делает
подпольные аборты, и доказать это в суде не составит труда. В жюри присяжных
любого бостонского суда католиков больше половины. Они вынесут свое решение
на основании общих принципов.

- Общих принципов?

- Ты понимаешь, о чем я, - буркнул Карр и неловко заерзал в кресле.

- Хочешь сказать, что Ли - козел отпущения?

- Совершенно верно. Ли - козел отпущения.

- Это мнение властей?

- В известной степени.

- А какова твоя точка зрения?

- Делая подпольные аборты, человек сталкивается с неизбежным риском. Он
преступает закон. И когда он тайком выскабливает дочь знаменитого
бостонского врача...

- Ли говорит, что не делал этого.

Карр грустно улыбнулся:

- По-твоему, это имеет значение?

Чтобы стать кардиохирургом, надо окончить колледж, а потом учиться еще
двенадцать лет. Четыре года - медицинская школа, год - стажировка, три года
- общая хирургия, два - хирургия грудной полости и еще два -
сердечно-сосудистая хирургия. Кроме того, дяде Сэму тоже вынь да положь два
года.

Принять на свои плечи такое бремя может лишь личность особого склада,
способная и готовая пройти долгий нудный путь к намеченной цели. И когда,
наконец, наступает пора самостоятельных операций, к столу подходит уже
совсем другой человек, человек едва ли не новой разновидности. Опыт и
преданность избранному поприщу превращают его в отшельника. В каком-то
смысле слова отчуждение - часть его профессиональной подготовки. Все хирурги
- люди одинокие.

Вот о чем размышлял я, глядя из наблюдательной будки сквозь стеклянный
потолок операционной ј9. Кабина была встроена прямо в потолок, и я мог
следить за ходом операции: и помещение, и персонал были как на ладони.
Студенты и стажеры нередко приходили сюда посмотреть. В операционной был
микрофон, поэтому я слышал все звуки - позвякивание инструментов, ритмичное
шипение респиратора, тихие голоса. Нажав кнопку, можно поговорить с
хирургами, но, когда кнопка отпущена, они уже не слышат вас.

Я забрался в будку после того, как посетил кабинет Джей Ди Рэнделла. Мне
хотелось взглянуть на историю болезни Карен, но секретарша Рэнделла сказала,
что у нее нет этой папки. История болезни хранилась у самого Джей Ди, а Джей