эмоциям, сэр, - ответил Бернс. - Не знаю, как вы, но я еще ни разу не
сталкивался с подобным. У меня отличные сотрудники, и мы делаем все, что в
наших силах. На большее мы не способны.
Рядом стоял магнитофон. Браун держал палец на кнопке "запись". Телефон в
доме Ла Брески звонил за сегодня тридцать второй раз. Браун подождал, когда
Кончетта снимет трубку, включил свою машину и тяжело вздохнул.
телефон Ла Брески. Полицейский, переодетый монтером с телефонной станции,
повозился в квартире Ла Брески, потом провел провод с крыши дома к
телефонному столбу, оттуда на крышу школы, по стене и через окно в
подвальную каморку, где хранились старые учебники и древний проектор и где
теперь расположился Браун.
в подобных операциях и мог отличить главное от второстепенного. У него был
лишь один недостаток. Он не знал по-итальянски ни слова, а Кончетта
разговаривала со своими приятельницами исключительно по-итальянски. Они
могли задумать любое преступление - от аборта до взлома сейфа, обсудить
тридцать три заговора, а Браун был вынужден записывать все подряд, чтобы
потом кто-то, скорее всего Стив Карелла, расшифровал записи. Он уже
израсходовал две кассеты.
наушники, прибавил громкость и начал слушать.
пришел с работы. Второй же голос...
сказал Ла Бреска.
налажу дела.
заметил и с нетерпением ждал, чем кончится разговор.
дыхание одного из собеседников.
подслушивают.
страшно не хотелось, Тони, чтобы ваши планы пошли насмарку. Честное слово!
счастье, что легавые еще не пронюхали.
Я никогда не рисковал зря.
в этой чертовой телефонной будке. Да или нет, Тони?
проулке в засаде. Он размышлял не столько о двух юных подонках, которые чуть
не сожгли его, сколько о Глухом.
разбитые ботинки, спутанные волосы, грязное лицо, запах дешевого вина. Но
под старой рваной одеждой его рука в перчатке с отрезанным указательным
пальцем сжимала револьвер калибра ноль тридцать восемь. Карелла был готов
выстрелить в любой момент. На этот раз он никому не позволит застать себя
врасплох.
его были далеко. Он думал о Глухом. Думать об этом человеке было неприятно.
Вспоминались печальные события восьмилетней давности: ослепительная вспышка,
ружейный выстрел, адская боль в плече и удар прикладом по голове, после чего
он рухнул без сознания. Неприятно было вспоминать, как он болтался между
жизнью и смертью и как противник перехитрил их, сыщиков 87-го участка.
Талантливый, хладнокровный мерзавец, для которого человеческая жизнь не
стоила ни гроша, Глухой, похоже, снова объявился в городе. Он напоминал
робота, а Карелла побаивался тех, кто действует точно и бесстрастно, словно
по программе, и не способен ни на какие чувства. Мысль о новой схватке с
Глухим пугала его не на шутку. Ну, а с этой засадой все было просто. Подонки
рано или поздно попадутся, потому что полагают, будто все их жертвы -
беззащитные слабаки и, уж конечно, среди них не может быть детектива с
револьвером. А когда "пожарников" поймают, он, Карелла, постарается
встретиться с Глухим и еще раз померяется силами с высоким блондином со
слуховым аппаратом.
глухая. Но, может, Глухой только притворяется глухим и ему это нужно для
маскировки? Самым печальным было то, что Глухой считал всех идиотами и
олухами. Судя по его поступкам, он в этом не сомневался. И еще одно. Он
действовал с такой уверенностью в успехе, что его желания, вопреки здравому
смыслу, сбывались. И если в том, что все вокруг сплошные болваны, была хоть
доля правды, не лучше ли поскорей заплатить ему, пока он не перестрелял всех
отцов города? Он имел наглость предупредить полицию о готовящемся убийстве и
сдержал свое слово. Как, черт побери, помешать ему убить еще и еще раз?
например, валяться в темном и грязном проулке, отмораживая задницу. И все же
он любил свою работу. В ней все было просто и ясно - хорошие против плохих.
Он был из команды хороших. И хотя плохие так часто брали верх, что добро
начинало казаться чем-то устаревшим, Карелла был по-прежнему убежден:
убивать некрасиво, вламываться в чужую квартиру глубокой ночью бестактно,
торговать наркотиками глупо. Драки, мошенничество, похищение детей,
сутенерство и привычка плевать на тротуар не укрепляют морали и не возвышают
душу.
талантливому сыщику-любителю, а из-за бесчувственного идиота-полицейского
юные озорники превращаются в закоренелых преступников. Куда деваться от этих
штампов? Попробовал бы какой-нибудь сценарист, подумал Карелла, полежать
сегодня вечером в засаде, ожидая двух юных подонков. Но самое отвратительное
в выходках Глухого было то, что из-за него эти штампы казались правдой.
Стоило ему только появиться на горизонте, как лихие ребята из 87-го участка
начинали выглядеть болванами.
пакость. Было решено приставить к нему хвост. Наблюдать за Энтони Ла Бреской
поручили Берту Клингу, поскольку Ла Бреска не знал его в лицо. Клинг с
сожалением вышел на холод из уютной квартиры Синди. В Риверхеде он поставил
машину напротив дома Ла Брески и стал ждать, когда тот отправится к