они произвели впечатление на секретаря обкома, а что следует ему
предпринять в связи с жалобой -- ведь он ясно представлял, кто стоял за всем
этим. Но как бы ни гнал он от себя эти мысли, перед глазами отчетливо стояла
страница из альбома, изданного в Локарно. И вдруг сам собой выплыл такой
логичный вопрос: "Откуда у них появилась эта страница, где они взяли альбом,
изданный в Швейцарии?" Ведь альбом выпускался специально к выставке,
небольшим тиражом, и даже Ларисе удалось добыть всего три экземпляра. Один
они подарили по возвращении в Москву дальним родственникам, рьяным
поклонникам Ларисиных увлечений, а два других находились у них дома. И вряд
ли даже при большом желании можно было так скоро отыскать столь редкое
издание. Азларханов, оставив сосуды, прошел в кабинет, который он делил с
женой и где у них была библиотека. Книги по искусству, репродукции занимали
отдельную полку, и альбом, изданный в Локарно, сразу бросился в глаза -- он
стоял не торцом в ряду, а был развернут обложкой.
керамики из Балан-мечети был на месте, цел. Амирхан Даутович поставил
альбом на полку и начал искать второй экземпляр. Посмотрел на полках, в
ящиках стола... И вдруг он вспомнил, что брал его в прошлом году на службу,
когда рассказывал о поездке в Швейцарию, о последней выставке Ларисы.
Вспомнил, что видел его недавно среди бумаг в сейфе, когда интересовался,
целы ли его амбарные книги по каждому району, что вел он в течение последних
десяти лет.
вернулся к себе в прокуратуру. Он думал, может, прогулка по весеннему
городу наведет его на мысль об ответном ходе, который ему следовало сделать
без промедления. Но мысли приходили какие-то вялые, разрозненные, и,
только вспомнив про альбом в кабинете, прокурор оживился -- многое могло
проясниться, если снимок взят из альбома, хранившегося в сейфе. Эта мысль и
заставила его ускорить шаг.
и Амирхан Даутович открыл сейф. Альбом лежал в глубине, на второй полке, и
яркий его корешок заметно выделялся среди тяжелых, уже потрепанных амбарных
книг. Прокурор достал альбом, почему-то машинально пересчитал амбарные
книги и, закрыв сейф, подошел к столу.
Балан-мечети, но от страницы остался лишь корешок -- обрезали весьма
аккуратно. "Значит, предчувствие не обмануло меня. -- Амирхан Даутович
захлопнул альбом. -- Так вот какой, выражаясь шахматным языком, оказалась
домашняя заготовка Бекходжаевых. Что ж, зря они времени не теряли, пока я
кочевал из больницы в больницу, прямо-таки гроссмейстерский ход придумали. А
сколько у них таких ходов про запас приготовлено или уже сделано, а я еще не
знаю?"
наперед рассчитать кое-какие их ходы, да что толку: Бекходжаевы не сидели
полгода сложа руки и каждую попытку прокурора, конечно, готовы встретить во
всеоружии. Амирхан Даутович снова вернулся к сейфу и достал книгу по району,
где находилась Балан-мечеть. Прочитав пять-шесть записей по Сардобскому
району, не стал листать дальше и положил ее обратно в сейф. Даже этих
беглых, наугад взятых записей, с фактами, а главное, с его предположениями,
вполне хватало, чтобы Бекходжаевы, торгуя этими сведениями, заполучили из
района любую угодную для них версию исчезновения сосудов из Балан-мечети. И
становилось ясно, что комиссия во главе с полковником Иргашевым и
прокурором Исмаиловым представит секретарю обкома документ, где он будет
выглядеть совсем не лестно и, может, даже подведут его действия под
Уголовный кодекс -- в том, что Бекходжаевы не будут придерживаться никаких
правил, Азларханов теперь не сомневался.
до позднего вечера, но ответа, равного ходу Бекходжаевых, так и не
придумал. Все сходилось на том, что необходима встреча с прокурором
республики, где он должен был выложить теперь все как есть: и о Ларисе, и о
могущественном клане Бекходжаевых, и о сосудах из Балан-мечети, и об
исчезнувшей из сейфа странице альбома, и о своих амбарных книгах, за
которыми уже давно охотятся, и о полковнике Иргашеве, и о прокуроре
Исмаилове, неожиданно получивших повышение, и о заключенном Азате
Худайкулове, которого следовало перевести куда-нибудь подальше и взять под
особый надзор. И встреча эта, наверное, выглядела бы убедительнее, если бы
на ней присутствовал и капитан Джураев.
Амирхан Даутович, по сути, расписывался в собственном бессилии, но какие бы
он ни строил планы, он понимал, что Бекходжаевы имели огромный выигрыш во
времени и готовы теперь ответить на любой его ход.
телефонный звонок. Звонил из Ташкента прокурор республики. Расспросив о
здоровье, житье-бытье, он так же, как и секретарь обкома, долго не
переходил к главному, ради чего позвонил в столь поздний час. И Амирхан
Даутович, как и утром в обкоме, почувствовал это.
еще домой. Но с работы мой звонок тебе могли бы и не понять -- такая уж у
меня должность. Впрочем, тебе ли об этом говорить, -- наконец-то решился
он. -- Но я знаю тебя уже больше десяти лет и по-человечески, думаю, просто
обязан поставить тебя в известность. Тут в последние три недели пошли
потоком на тебя анонимки. Первые откладывал в стол, а вот последние не могу
придержать и я, потому что направлены они в два адреса, в ЦК и к нам, в
республиканскую прокуратуру. Чушь вроде бы, а реагировать мы обязаны. Одна
пришла из Ялты, оттуда один отдыхающий из санатория, где ты лечился,
сообщает, что ты предлагал за семьдесят пять тысяч интересную коллекцию
керамики XVIII и XIX веков, которая неоднократно выставлялась за рубежом и
указана в большинстве известных в Европе каталогов по искусству. Якобы в
поисках клиентов ты ежедневно ходил в модное и дорогое кафе "Восток", где
просиживал долгие часы. Тут даже написано, что официанты нашли тебе клиента
за шестьдесят тысяч, но ты не уступил, и есть намек, что анонимка -- в
отместку за твою жадность и неуступчивость в цене.
жизни -- наверняка консультировали люди, близко знавшие и тебя, и Ларису
Павловну. Там тоже ваша коллекция оценивается, но гораздо выше, цитирую:
"По самым скромным подсчетам, коллекция, собранная прокурором, стоит от ста
до ста двадцати тысяч..."
Азларханова лишь ширма, главная цель его -- обогатиться за счет уникальной
коллекции". Обращают внимание, что ты ни разу в своей жизни не пользовался
бесплатной обкомовской путевкой в отпуске, а проводил эти дни в экспедициях
с женой, чтобы, используя свое служебное положение, ускорять поиски
необходимых для коллекции предметов. Пишут, что Лариса Павловна, при нашем
содействии, специально издала альбом музея под открытым небом в вашем саду
на Лахути, чтобы разрекламировать свое частное собрание и позже выгоднее его
реализовать. Пишут, что и в зарубежных альбомах, особенно последних, она
старалась подать керамику только из своего собрания, и что, мол, вывозила
свою личную керамику за рубеж, чтобы прицениться, сколько же это будет
стоить. И что главной ее целью в будущем было показать свое частное собрание
за границей полностью и при удобном случае остаться там, разбогатев на
продаже известной коллекции.
что вы с женой собирались остаться в Швейцарии на последней выставке Ларисы
Павловны, да что-то там вам помешало, или Швейцария вас не устраивала, тем
более у Ларисы Павловны через год намечалась выставка в Америке, в
Нью-Йоркском центре современного искусства.
нас жалобы и анонимки на судей и прокуроров одни -- взятки, потому и
раздумывали, как это обвинение классифицировать, как подступиться. Тут нам
рекомендовали сверху создать комиссию, включили и экспертов по искусству,
чтобы оценить ваше собрание, -- в общем, ждите ее на днях. Трудные вам
предстоят дни, Амирхан Даутович, но я от души желаю вам выпутаться из этой
нелепой истории...
в ответ сказать, впрочем, о чем бы он говорил? О том, что никогда не только
не предлагал никому коллекцию жены за семьдесят пять тысяч, но даже и не
подозревал, что она может стоить таких денег? Или спросить, в здравом ли уме
люди, берущие на контроль подобные анонимки, -- до денег ли, пусть даже и
семидесяти пяти тысяч, человеку, только что потерявшему любимую жену и чудом
оправившемуся от двух подряд тяжелейших инфарктов, человеку, месяц не
покидавшему реанимационной палаты?
испугался коварных анонимок, или лихорадочно прикидывал ответы на вопросы,
да во все инстанции, или мысленно готовился к встрече с комиссией, которая
должна была вот-вот нагрянуть. После неожиданных разговоров в один день с
секретарем обкома и прокурором республики, особенно после ночного звонка из
Ташкента, Амирхан Даутович понял, что он уже не контролирует положения, --
утлое суденышко его жизни сорвало с причала и понесло в открытый штормящий
океан. В бессонную ночь он меньше всего оценивал серьезную опасность,
нависшую над его репутацией честного человека. Как прокурор, охраняющий
права граждан, он думал о том, что закон несовершенен: одной умело
написанной анонимки достаточно, чтобы закопошились вокруг тебя комиссии,
проверяющие, уполномоченные, и откуда только сразу и люди, и средства на
подобные мероприятия находятся. И даже кристально честный человек обязан в
таких случаях едва ли не выворачивать карманы перед комиссией, оставаться в
нижнем белье, показывать свою спальню, кухню, кладовки, дабы уверились,
что он живет по средствам.
ли плата за доставленное анонимщику удовольствие? Как же дальше смотреть в
глаза друг другу -- и тому, кто проверял, и тому, кто велел проверять, и