небезопасен, но Всеблагой Владыка сказал, что мы должны купить такую
обитель, какую позволяют наши кошельки, -- неважно, где она находится. И он
оказался прав. Он всегда прав!. Он всегда был прав, и он всегда будет прав.
-- Можно нам войти? -- спросил Римо.
-- Входите. Вас послал Всеблагой Владыка.
-- Я подумывал о том, не вступить ли мне в ваше общество, -- сказал Римо.
-- Я пришел выяснить, что вы из себя представляете. У вас ведь тут есть
главный жрец, не так ли?
-- Я гуру, настоятель Миссии в Сан-Диего, -- раздался голос с лестницы. --
Вы -- те самые люди, которые очистили улицу, верно?
-- Верно, -- ответил Римо.
-- Я готов поговорить с вами и попытаться наставить на путь истины.
Единственное, что от вас требуется, -- это возвыситься над собственными
сомнениями.
-- У нас скоро начнутся занятия для новообращенных, -- напомнила девушка.
-- Я сам проведу с ними отдельное вводное занятие. Они заслужили его, --
возразил голос.
-- Как пожелаете, -- низко поклонилась девушка.
Римо и Чиун поднялись по лестнице. Человек с лицом, являвшим собой
свидетельство поражения в затяжной борьбе с угрями, легким кивком головы
приветствовал их. Он тоже был облачен в розовое одеяние. Волосы у него надо
лбом были выбриты. На ногах -- сандалии, а запах от него шел такой, как
будто его только что выкупали в благовониях.
-- Я настоятель. Я был в Патне, чтобы воочию увидеть совершенство. Есть
совершенство на Земле, но западное сознание восстает против этой мысли. Сам
факт вашего прихода сюда доказывает, что вы признаете за собой этот
недостаток. Я спрашиваю вас: против чего вы бунтуете?
Чиун не ответил -- он неотрывно смотрел на серебристую полоску,
пересекавшую лоб жреца. Римо слегка пожал плечами.
-- Сдаюсь, -- произнес он.
Они проследовали за жрецом в комнату со сводчатым потолком из розового
пластика. С потолка спускалась массивная золотая цепь, а на ней висело
четырехстороннее изображение пухлолицего индийского юноши с едва
пробивающимися усиками.
В углу комнаты грудой лежали подушки. Мягкий ворсистый ковер со сложным
красно-желтым рисунком покрывал пол. Жрец продолжал:
-- Во всяком бунте есть противодействие частей -- как минимум, двух. Они
наносят вред друг другу. Любой человек, который не верит, что может достичь
внутреннего единства, любой человек, который пытается бороться против
собственных страстей, поражен бунтарским духом. Как вы думаете, почему вы
подвержены страстям?
-- Потому что он белый, как и ты, -- заявил Чиун. -- Все знают, что белые
люди не способны обуздывать свои страсти и к тому же во глубине души они
неизлечимо жестоки, особенно по отношению к своим благодетелям.
-- Все люди подвержены одним и тем же страстям, -- сказал прыщавый жрец,
усаживаясь под портретом толстого мальчишки. -- Все люди одинаковы, кроме
одного.
-- Мусор, -- заявил Чиун. -- Словесный мусор белого человека.
-- Зачем же вы сюда пришли? -- удивился жрец.
-- Я здесь потому, что я здесь. Вот тебе действительно истинное единство,
-- ответил Чиун.
-- Ага, -- обрадовался жрец. -- Значит, вы понимаете.
-- Я понимаю, что в бухте Сан-Диего весьма благоприятные приливы и отливы,
но очень трудно подплыть на подводной лодке сюда, на второй этаж этого
здания.
-- Говорите со мной, -- обратился к жрецу Римо. -- Это я хочу
присоединиться.
-- Все мы созданы совершенными, -- сказал жрец. -- Но нас обучили
несовершенству.
-- Если бы это было так, -- заметил Чиун, -- тогда грудные дети были бы
самыми мудрыми из нас. А на самом деле -- они самые беспомощные.
-- Их учат не тому, чему надо, -- заявил жрец.
-- Их учат искусству выживания. Некоторые учатся этому лучше, чем другие.
Их вовсе не учат невежеству, как ты утверждаешь. И все те страсти, которые
ты называешь святыми, -- это лишь основные пружины выживания. Когда мужчина
берет себе женщину -- это выживание племени. Когда человек ест -- это
выживание тела. Когда человек напуган -- это выживание человека. Страсти --
это первый уровень выживания. Сознание -- это высший уровень. Дисциплина,
если правильно ей следовать, помогает самосовершенствованию. Это долго, это
трудно, и если делать это должным образом, то человек начинает чувствовать
себя маленьким и ничтожным. Так мы растем. И никогда еще не было короткой
дороги ни к чему стоящему.
Так говорил Великий Мастер Синанджу, так излагал он истину и при этом
неотрывно смотрел на серебристую полоску.
Римо растерянно моргал, взирая на Чиуна. Он уже слышал это раньше, и это
входило в программу его многолетней подготовки. Он знал это так же хорошо,
как знал самого себя. Удивляло его то, что Чиун тратит силы и время,
объясняя все это постороннему человеку.
-- Я читаю удивление на твоем лице,-- обратился Чиун к Римо. -- Я говорю
все это ради тебя. Просто чтобы ты не забыл.
-- Ты, наверное, думаешь, что я полный идиот, папочка.
-- Я знаю, что судно, которое отвезет нас в Синанджу, ждет в гавани, а мы
сидим здесь, вот с этим.
Тонкая рука изящно указала на жреца. Тот вздохнул.
-- Ваш путь -- это боль при каждом маленьком шаге и мелкие, трудно
достающиеся победы над своим собственным телом, -- сказал жрец. -- Мой путь
-- это мгновенное подлинное просветление, которое подтвердят даже ваши тела.
У нас есть три доказательства нашей правоты. Первое. Великий Всеблагой
Владыка существует -- следовательно, он есть. Он есть реальность. Мы не
просим вас признавать ничего несуществующего. Второе. Он через своих предков
существовал много лет. Следовательно, это не просто одна из бесконечного
множества мимолетных реальностей. И третье, конечное доказательство: он
растет. Как бесконечная Вселенная, так и мы разрастаемся с каждым годом и с
каждым днем. Вот таковы наши три доказательства.
-- Они очень хорошо годятся и для загрязнения атмосферы, -- заметил Римо.
Чиун хранил гордое молчание. Тратить слова на пустые разговоры с человеком
в розовом больше не было необходимости.
-- Есть чистое озеро изначальной и вечной истины, но ваше сознание
затуманено, и вы не можете увидеть его. Это потому, что вас учили не тому,
чему надо. А мы просто-напросто, благодаря совершенству Всеблагого Владыки,
возвращаем вас к этому источнику, показываем вам путь познания истины о
самих себе. Раз -- закройте глаза. Закройте. Плотнее. Хорошо. Вы видите
маленькие светлые точки. Это лишь малая часть бесконечного света, а вы
ограбили себя -- лишили возможности лицезреть чистый и светлый поток жизни.
Я открою для вас этот светлый поток.
Римо ощутил мягкое прикосновение пальцев к векам. Он слышал тяжелое
дыхание жреца. Чуял исходящий из его рта запах мяса. Чуял запах потного
натруженного тела. Маленькие светлые точки, которые может увидеть любой
человек, если быстро закроет глаза, превратились в чистые, дарующие
облегчение полосы света, льющегося свободно и непрерывно. Все это могло бы
произвести на него сильное впечатление, если бы много лет назад Чиун уже не
показал ему нечто подобное, но только дарующее несравненно большее
облегчение, -- простое упражнение, которому в Синанджу обучают маленьких
детей, страдающих бессонницей.
-- Чудесно, -- заявил Римо.
-- Теперь, когда мы дали вам возможность слегка соприкоснуться с энергией
освобождения, мы дадим больше. Скажите себе: "Мое сознание спокойно, мое
тело расслаблено". Повторяйте за мной: "Мое сознание спокойно, мое тело
расслаблено". Почувствуйте, что вы составляете единое целое с тем светом,
который вы видите. Вы -- это свет, вы -- это святость. Все, что входит в вас
и исходит от вас, -- свято. Вы прекрасны. Все в вас прекрасно.
Римо услышал очень легкие шаги. Мягкая ткань легонько коснулась ковра. Еще
пара ног. Еще прикосновение ткани к ковру. Человек с обычным слухом ничего
бы не услышал. Жрец явно готовил для них сюрприз.
-- Откройте глаза, -- приказал жрец. -- Откройте.
Две девушки стояли перед ними -- обнаженные и улыбающиеся. Справа мулатка,
слева блондинка- на голове у нее волосы были светлее. Их единственное
одеяние состояло из серебристой полоски, пересекающей лоб.
-- Американки, -- буркнул Чиун. -- Типичные американки.
-- Вы полагаете, что это дурно? Вы считаете, что тело -- это дурно?
-- Для Америки просто прекрасно, -- ответил Чиун. -- Как я рад, что вы до
сих пор не занесли свою заразу в Корею!
-- Лучшие шлюхи в мире -- это кореянки, папочка. Ты сам мне говорил.
-- Из Пхеньяна и Сеула. А не из приличных мест вроде Синанджу.
-- "Шлюха" -- просто грязное слово, которое оскверняет то, что по сути
хорошо, -- сказал жрец и хлопнул в ладоши. Девушки подошли к Римо и Чиуну и
опустились перед ними на колени. Блондинка сняла ботинки с Римо. Мулатка
попыталась запустить руки под кимоно Чиуна, но пальцы ее постоянно
натыкались на другие пальцы -- с куда более длинными ногтями. Эти ногти
впивались ей в ладони, кололи подушечки пальцев, отталкивали их -- и,
скривившись от боли, девушка была вынуждена убрать руки.
-- Такое впечатление, будто сунула руки в муравейник, -- пожаловалась она,
тряся кистями.
-- Ничего не поделаешь, -- примирительно произнес жрец. -- Некоторым
бывает невозможно помочь. Со стариками такое случается...
Чиун с интересом огляделся. Где же этот старик, о котором говорит жрец?
Блондинка стянула с ног Римо носки и поцеловала его ступни.
-- Разве это плохо? -- спросил жрец. -- Или вас обучили тому, что это
плохо?
Блондинка придвинулась поближе к ногам Римо и принялась тереться грудями о
Сертаков Виталий
Буркатовский Сергей
Круз Андрей
Маркеев Олег
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк