страдают подобными недугами, сотни -- куда более тяжкими; так
чем же я заслужил право оказаться в числе избранников? Я-то
ведь еще могу терпеть, тогда как муки других невыносимы. Мне
кажется, святая выберет того, кто нуждается в помощи больше
остальных. Навряд ли ее выбор падет на меня.
спросил Кадфаэль.
лепестки анемона, прикрыли глаза.
потом Мелангель...
Девушка и смышленая, и собой хороша -- любо-дорого посмотреть.
Одна беда -- бесприданница. Брат желал ей удачного замужества,
да разве дома жениха сыщешь? Целыми днями Мелангель хлопочет по
хозяйству, да и всем в округе ведомо, что за душой у нее ни
гроша. Ну а путь до Шрусбери неблизкий, и за это время можно
повстречаться и познакомиться с самыми разными людьми, а там --
кто знает?
болезненный стон, откинулся к бревенчатой стене сарайчика.
Кадфаэль натянул на него домотканые штаны, затянул шнурки и
осторожно опустил его ноги -- и больную, и здоровую -- на
утрамбованный земляной пол.
сумею тебе помочь, хотя и немного. Сейчас посиди малость, а я
схожу посмотрю, пришла ли твоя сестра. Если она еще не
вернулась, подождешь ее здесь. И еще -- я дам тебе один отвар,
который надо принимать на ночь. Твоя боль стихнет, и ты
спокойно уснешь.
она, прислонившись к нагретой солнцем стене, а на ее личико
набежала тень, как будто радужные надежды обернулись горьким
разочарованием. Однако при виде Руна глаза Мелангель потеплели:
с улыбкой на устах шагнула она ему навстречу, а когда брат и
сестра покидали садик, голосок девушки звучал так же оживленно
и весело, как всегда.
предоставилась брату Кадфаэлю на следующий день, во время
мессы. В такой час мыслям монаха подобало бы воспарять в
небеса, но на деле они никак не могли оторваться от грешной
земли и подняться выше головного плата мистрисс Вивер и густой
шапки темных кудрей на голове Мэтью. Почти все обитатели
странноприимного дома -- как люди благородного сословия,
занимавшие отдельные покои, так и простолюдины,
довольствующиеся общими спальнями, -- в церковь пришли в лучших
своих нарядах. Мистрисс Вивер, ловившая каждое слово службы, то
и дело тыкала Мелангель в бок, ибо племянница, вместо того
чтобы смотреть на алтарь, время от времени оборачивалась и
бросала взгляд на Мэтью. Видно, молодой человек крепко ей
понравился, а может статься, она уже отдала ему свое сердце.
Сам же Мэтью стоял вплотную с Сиараном, правда, по меньшей мере
дважды за время службы он огядывался по сторонам, и его
задумчивый взгляд оба раза останавливался на Мелангель.
Выражение лица молодого человека оставалось неизменным, но в
тот единственный раз, когда глаза их вдруг встретились, он
резко отвернулся в сторону. От брата Кадфаэля и это не
укрылось.
решимости выполнить свое обещание, и никакая девица не помешает
ему проводить друга до конечной цели его паломничества -- в
Абердарон".
тайны из своего обета и охотно, с подобающим смирением
рассказывал о себе. Дело было так: он готовился к рукоположению
и уже удостоился сана протодиакона, но священником тать так и
не успел и теперь уже не сможет. Брат Жером, кого хлебом не
корми, а дай повертеться возле тех, кто слывет особо набожным и
благочестивым, прицепился к Сиарану как репей и, без труда
вытянув из него всю историю, взахлеб пересказывал ее всем и
каждому -- были бы желающие послушать. В итоге рассказ о
поразившем Сиарана смертельном недуге, его покаянном обете и
паломничестве в Абердарон стал известен решительно всем.
Молодой паломник сделался заметной фигурой, ибо его неколебимая
суровость по отношению к себе производила сильное впечатление.
Брат Жером был убежден, что присутствие столь примечательного
гостя послужит на пользу обитли. Так или иначе, худощавое,
выразительное лицо с горящими под падавшими на лоб каштановыми
кудрями глазами говорило о пылкой, страстной натуре и неизменно
привлекало к себе внимание.
наверняка далось ему нелегко -- простоял на костылях, не сводя
своих ясных огромных глаз с алтаря. День выдался солнечный,
безоблачный, яркие лучи полуденного солнца, падая сквозь узкие
окна, гасли, многократно отражаясь от каменных стен. В этом
мягком, призрачном свете Кадфаэль отчетливо разглядел лицо Руна
и залюбовался его тонкими, как у девушки, чертами, исполненными
ангельской чистоты и целомудрия, в сияющем обрамлении светлых
кудрей. Юноша был прекрасен. Стоило ли удивляться тому, что
женщина, не имевшая собственного сына, пестовала его как
родного и готова была забросить привычные дела и пуститься в
нелегкое путешествие ради смутной надежды на чудесное
исцеление. Как монах ни старался, ему не удавалось
сосредоточиться на молитве, и, в конце концов, сдавшись, он
позволил своему взгляду скользить по склоненным головам
молящихся, тесной толпой заполнивших неф просторной
монастырской церкви. Церковные празднества во многом подобны
ярмаркам и зачастую, наряду с паломниками, привлекают праздных
зевак, мелких воришек, продавцов сомнительных реликвий,
снадобий и лакомств, предсказателей судьбы, завзятых игроков и
прочих мошенников и проходимцев всех мастей. Причем некоторые
из них на вид вполне почтенные люди, а обделывать свои делишки
предпочитают не на рынке и в таверне, а в самой святой обители.
Не лишне, пожалуй, и в церкви как следует приглядеться к
новоприбывшим, как наверняка приглядываются к ним на постоялых
дворах сержанты Хью Берингара. Лучше предотвраить неприятности,
чем потом их расхлебывать.
добрым христианам, пришедшим к мессе. Однако среди них было
несколько человек, которые заслуживали особого внимания. трое
ничем на первый взгляд не примечательных мастеровых прибыли в
Шрусбери поодиночке, один за другим, до сей поры, по всей
видимости, не встречались и познакомились уже в обители, у всех
на виду: портной Уолтер Бэгот, перчаточник Джон Шур и коновал
Уильям Хейлз. Почему бы честным ремесленникам и не выбраться на
праздник, коль скоро представился случай выкроить на это
денек-другой? Однако от наметанного глаза Кадфаэля не укрылось,
что ногти на молитвенно-сложенных руках портного слишком уж
длинны да ухожены -- с такими не больно-то сподручно орудовать
иголкой. Монах внимательно оглядел лица гостей. У перчаточника
лицо было круглое, полное и лоснящееся, словно он смазал его
тем же маслом, каким аводил глянец на свой товар, у портного --
худощавое, со впалыми щеками, постное и унылое, а у плотного
загорелого коновала -- открытое и добродушное, ни дать ни
взять, воплощение честност и простодушия.
времени Хью стоит держать ухо востро, да и владельцам таверн в
городе и предместье надобно роявлять осмотрительность, ибо тем,
кто привечает у себя всякого рода проходимцев, не миновать
неприятностей и для себя, и для своих посетителей.
задумчивости направился в свой садик, где его уже дожидался
Рун.
проделывать все необходимые манипуляции. Он почтительно
поприветствовал монаха при встрече, но больше не промолвил ни
слова. Руки Кадфаэля, разминавшие мышцы и сухожилия, навевали
на юношу дрему, несмотря на то, что порой, нажимая особенно
сильно, монах причинял ему боль. Рун откинул голову к
бревенчатой стене, веки его начали слипаться, и наконец он
закрыл глаза. По тому, как плотно паренек сжимал губы, было
ясно, что он не спит. Приметил Кадфаэль и бледность на его
лице, и темные круги под глазами.
тебе дал? -- спросил монах, догадываясь, каков будет ответ.
открыл глаза.
Прозоров Александр
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Трубников Александр
Херберт Фрэнк
Каменистый Артем