не знать предмета увлечения Ларисы. Тем более, что этот самый "предмет" -
ее коллега, и, надо думать, принят в респектабельном профессорском доме
(Лариса доверяет ему отцовскую машину). Больше того: у Инны Антоновны есть
какие-то причины не давать показаний работникам милиции по поводу драки на
автостоянке, непосредственным свидетелем которой она, кстати отметить, не
была. Что же она имела в виду, когда просила Акопяна сделать все
возможное, чтобы ее не впутывали в "эту историю"? Видимо, она что-то
знает, или, по меньшей мере, догадывается о первопричине конфликта. Да и
Зимовец, надо думать, знаком ей: он бывал у Яворских, переплетал
профессорские книги...
Перехватив взгляд судмедэксперта, Валентин смутился, спросил первое, что
пришло в голову:
из-за наследства?
библиотека.
- Я не прислушиваюсь к сплетням, даже тогда, когда они выносятся на
страницы газет!
был почему-то неприятен собеседнику. Тем не менее, решил, что надо
непременно поинтересоваться судьбой библиотеки профессора Яворского, так
же как и довольно странной позицией Инны Антоновны Билан.
выводить из самого себя...
приземистым, таящимся за разросшимися кустами сирени здании бюро
судебно-медицинской экспертизы, он придержал Валентина за локоть.
что, так или иначе, бросит тень на семью Яворских-Волощук, реноме которой
тщательно оберегается всеми ее членами. Не улыбайтесь, смешного тут мало.
К вашему сведению: отец Надежды Семеновны, ныне персональный пенсионер, в
свое время был заместителем министра здравоохранения, ее старший брат
Роман - академик, второй брат, Василий - главврач правительственного
санатория. О покойном профессоре Матвее Петровиче уже не говорю, но не
сомневаюсь, что при необходимости Надежда Семеновна не постесняется
обратиться за поддержкой к его бывшим пациентам из числа власти
предержащих, и ее просьба, скорее всего, будет уважена.
усмехнулся Сторожук. - В обществе, где существуют чины и звания,
номенклатурные должности и адъютанты, спецсанатории и персональные пенсии,
декларация: "Все равны перед законом" остается всего лишь декларацией.
Готов держать пари, что телефонный звонок вашему начальству академика
Романа Волощука, или, скажем, товарища Н. из Совмина республики, будет
весомее любых ваших доводов. Так, что готовьтесь к начальственным окрикам,
в лучшем случае к визитам заступников, ходатаев...
управление, как к нему явился первый ходатай.
держался с Валентином покровительственно, то и дело подчеркивая, что
беседует с ним как старший товарищ, желающий лишь одного - предостеречь не
в меру ретивого капитана от опрометчивых шагов.
словно в насмешку, была дана низкорослому тщедушному человеку с
приплюснутым носом-пуговкой на округлом полудетском лице; непомерным у
него было только самомнение. Но сейчас Ляшенко едва сдерживал себя, ибо
Великанов не просто урезонивал его, но и весьма недвусмысленно намекал
что, коли Валентин станет упорствовать в своей опрометчивости, ему не
избежать неприятностей.
наверху, - ткнув пальцем куда-то в раскрытое окно, за которым виднелась
круто вздыбленная крыша железнодорожных билетных касс, говорил Великанов,
- И, если за это время на тебя какая-нибудь серьезная телега не поступит.
Несерьезную мы в металлолом препроводить можем. А вот серьезную...
Валентин. Он не хотел заводиться с Великановым, и ляпнул первое, что
пришло в голову, но майор побагровел и спросил:
Георгиевич, говорить говори, но не заговаривайся.
свою очередь насупился Валентин.
ресторане. Говорят, помер парнишка. Трагедия, конечно, для родственников.
Но ты себя поставь на место того человека, к которому этот самый Зимовец с
бандитским ножом подступил. Как бы ты себя вел? Стоял бы и ждал пока он
тебе полное харакири сделает? Не ждал бы - оборонялся. Я тоже не позволил
бы себя резать. И подушечку для смягчения удара от падения хулигану, между
прочим, не подкладывал бы. Так зачем, спрашивается, огород городить и
уважаемую в народе фамилию по милицейским протоколам трепать?
голос Великанова обрел металлические нотки, - не мешайся в это дело.
Мандзюк сам сообразит, как его наилучшим образом для архива оформить. А не
сообразит, ему подскажут. Оттуда!
Великанова, также как и о своей беседе со Сторожуком, счел нужным доложить
начальнику отдела. Ожидал, что Билякевич возмутится, пойдет к начальнику
управления, потребует призвать к порядку зарвавшегося кадровика. Но
подполковник повел себя необычно: сначала испытывающе посмотрел на
Валентина, затем чему-то усмехнулся, забарабанил пальцами по
отполированной до зеркального блеска крышке стола, что делал в
затруднительных случаях.
продолжительной паузы, произнес он. - Если иметь в виду только драку, то
свидетелей и без нее достаточно. К тому же подоплека конфликта, скорее
всего, носит интимный характер, а с учетом этого на откровенность Ларисы
рассчитывать не приходится. Что же касается личности противника, Зимовца,
то полагаю, Мандзюк правильно определил круг подозреваемых: это кто-то из
ассистентов кафедры нейрохирургии. Уличить этого человека теперь уже
несложно. Но боюсь, что мы не сможем предъявить ему обвинение в умышленном
нанесении Зимовцу тяжелой травмы: судя по всему, он действовал в пределах
необходимой обороны.
вопрошающе, не то испытывающе - посмотрел на Валентина.
противоположное; они как бы поменялись местами. Но если утром Валентин
согласился с ним - это дело надо довести до конца - то сейчас терялся в
догадках: чем вызван такой крутой поворот в позиции шефа? Не Великанова же
он испугался, в конце концов! Валентин уважал Билякевича и, если не всегда
и не во всем соглашался с ним - начальник отдела был порой излишне
скрупулезен, придирчив, то его принципиальность никогда не брал под
сомнение. И вот - на тебе!
сказал Валентин. - Пока следствие не закончено, я буду предпринимать те
дозволенные законом действия, которые сочту необходимыми. Если вы,
конечно, не отстраните меня.
споре с начальством. Я имею в виду не только вас.
Билякевича уже взяли в оборот в связи с этим делом. Но отступать не
пожелал.
парень схватился за нож - не похоже на него. Но факт остается фактом. И
нельзя исходить только из него. Убежден: за этим стояла не сиюминутная
вспышка, не пьяная ярость. Тут было что-то другое. Причем очень серьезное.
Перед смертью Зимовец сказал своей сестре, что один во всем виноват. Но
только ли драку он имел в виду? Думаю, не только. И вот почему. На месте
происшествия обнаружена какая-то старая, видимо, ценная книга. Зимовец был
завзятый книжник. Библиофилом считает себя и ассистент Боков. И тот, и
другой бывали в доме Яворских, где имелась уникальная библиотека.
он отмолчался. Теперь другое: от встречи со мной по какой-то причине
уклоняется доктор Билан, которая должна быть в курсе событий, так или
иначе касающихся семьи Яворских. И, наконец, эта закулисная возня вокруг
дела Зимовца, которая, как догадываюсь, не миновала и вас. Я не ошибся?