катим по унылому мокрому предместью. Я слышу свистки поездов.
Всякий раз, когда наши взгляды встречаются в зеркале заднего обзора, я
невольно думаю, что он сделал бы головокружительную карьеру в Голливуде,
заменяя Бориса Карлоффа в те дни, когда тот ходит к дантисту.
благовоспитанность.
сильнее, и стекла запотели.
кобуре моего "люгера".
Карлофф, мы должны быть далеко от Парижа.
- в лесу или около заброшенного карьера... В одном из тех тихих уголков, в
сравнении с которыми остров Робинзона Крузо покажется чикагским стадионом в
день боя за звание чемпиона мира в среднем весе. Шварц попросит меня выйти
из автомобиля, я выйду, и его садист-шофер скажет мне на ухо одно слово при
помощи машинки, раздающей билеты на небеса...
мой труп, вернее, то, что от него оставят звери.
будет даже оркестр.
выйти. Они подходят к моей дверце одновременно.
это не лесок. Наоборот, огромное ровное поле.
стараюсь держаться твердо, чтобы мои друзья не подумали, что я трясусь от
страха. Меня ожидает маленькая порция свинца в чайник... И после не будет
ничего...
произойдет там..." Мы направляемся к хижине. В щели между досками
пробивается свет. Внутри кто-то есть... Заходим.
плясать.
поскольку умею справляться со своими чувствами, говорю с самой любезной
улыбкой:
Как у покойного лидера социалистов, у него вытянутое лицо, усы в виде
муниципального фонтана, очки и широкополая шляпа.
торопится дать их:
слишком быстро. Не знаю, слышали ли вы о нем, но это номер один во
французской секретной службе...
выражен очень ярко.
спокойного и почти равнодушного профессора, по-кошачьи настороженную Хелену,
потом Шварца с его почти честным видом и, наконец, Бориса Карлоффа с
налитыми кровью глазами.
работающий совместно с нашими учеными, устанавливает связь с иностранным
государством и по мере продвижения работ передает их результаты по радио.
Передачами занимается его преданная секретарша Хелена Каварес. Но наша
служба радиоперехвата узнает об утечке. Об этом говорят профессору. Ему
задают кучу вопросов. Он чувствует, что его преданная секретарша
провалилась. Чтобы спасти ее, нужно направить следствие по ложному пути.
Поэтому организуется лжеограбление... Но этого недостаточно: на заднице
Хелены висят двое полицейских, парализующих ее деятельность.
запутать все карты. Мой палец мне подсказывает, что этот "кто-то" - дружище
Шварц. По-видимому, в его кабаке работала румынка, похожая на Хелену. Эта
девица - любовница его приятеля, милейшего Мобура, и вовлечь ее в дело не
представляло труда. Эту куколку даже забавляло то, что она подменяла собой
Хелену.
известный охотничий - я. Вы вовремя узнаете об этом, потому что приглядывали
за Фердинандом, нанятым вскрыть сейф, и видели нашу беседу после выхода из
кино. Меня засекли. Вы решили: все пропало, поскольку мне известно, что
взлом сейфа - липа, и я неизбежно приду к выводу, что за этим что-то
скрывается... Серьезную беду поправляют сильными средствами, и начинается
большой шухер... Сначала надо избавиться от Фердинанда. Почему? Потому что
он не открыл сейф. А не сделал он этого из-за того, что настоящая Хелена
находилась в доме и отменила операцию, ставшую совершенно ненужной,
поскольку я узнал о ней. Показываясь вору, она шла на смертельный риск, ведь
он мог стать убийственным свидетелем обвинения.
пришлось избавиться. Вы убиваете фальшивую и устраиваете так, чтобы я мог
увидеть труп. Никто не может стать лучшим свидетелем смерти Хелены, чем я.
Но это убийство ничего не решает. Оно только временно уводит меня с верного
следа. Верный след - это профессор. Тогда вы инсценируете его похищение.
Совершенно необходимо, чтобы репутация профессора Стивенса осталась
незапятнанной. Идея оставить на столике вставную челюсть была просто
великолепной.
если вас возможно подкупить. Вы слишком умны, чтобы вас можно было
контролировать...
крупного калибра. Очень милая игрушка, должно быть выигранная на
соревнованиях. На рукоятке перламутровая инкрустация.
типа, собиравшегося поджечь женщину, которую его приятели облили бензином.
о мрачных вещах, наименее грустная из которых - образ катафалка, который
тянут скелеты.
лампу. Это возвращает меня к реальности. Если я ничего не предприму, то
меньше чем через три минуты во мне будет столько железа, сколько в матрасе
"Симмонс".
меня самого, швыряю ее в маленький огонек лампы.
корабле во время бунта. Я прижимаюсь к стене и стараюсь всмотреться в ночь.
Броситься к приоткрытой двери было бы последней глупостью: моя фигура
выделялась бы на фоне проема, как китайская тень, и представляла бы для
Бориса Карлоффа отличную мишень. Если этот парень не совсем безрукий, то
всадит мне в спину полдюжины маслин...
двигаться. Я зажгу лампу.
пустил в ход свою машинку.