Чтение 13–й страницы книги ~Улица Жмуров~

трубы валил дым, как на заводе...

- Да?

Он жалеет, что проболтался, и прикусывает губу.

- Вы что, не спите по ночам?- спрашиваю я.

- Я вам объясню... Одна из моих коров должна телиться, потому у меня
легкий сон... Шум машины меня разбудил, а заснуть потом снова было трудно.

Перед моими глазами все упрямство Земли.

- Значит, мадемуазель вернулась и развела огонь?

- Да.

- Скажите, а давно она поселилась здесь?

- Несколько месяцев назад.

- Она жила одна?

- Сначала да... Ее часто навещал друг.

- Парьо?

- Я не знаю, как его звать... Мадемуазель гордая и не очень с нами
разговаривает.

- Чем она здесь занималась?

- Да ничем... Гуляла... ждала его...

- А потом?

Усатый явно хотел бы сейчас оказаться рядом со своими коровами.

- Потом... На прошлой неделе сюда приехал молодой человек... Он был
какой-то странный. Можно было подумать, что между мадемуазель и ее другом
все кончено, но нет, они хорошо ладили втроем...

Молодой человек был какой-то странный!

- Этот молодой человек был блондином и красился, да?

- Точно. Вы его знаете?

- Более-менее...

"Джо",- размышляю я, думая о лежащей в моем кармане золотой зажигалке.
"Ж" - первая буква имени Жорж, наиболее распространенным уменьшительным от
которого является Джо.

За каким это хреном сюда приезжал педик? Решительно, в этой истории не
выходишь из четырех углов... Сколько бы я ни продвигался, сколько бы ни
перемещался, а все время натыкаюсь на одного из моих персонажей!

- А доктор сюда приезжал?- спрашиваю. Усатый качает головой.

- Нет, уже давно...

- А вы не видели здесь в последнее время такого маленького седого
старичка?

- Нет.

Молчание. Он переминается с ноги на ногу. Он бы хотел отчалить, но не
решается... Никак не может найти идеальную формулу для прощания.

Я не собираюсь облегчать ему задачу. Я изо всех сил обдумываю то, что он
мне только что сказал. Как бы то ни было, мое расследование продвинулось
вперед: я теперь могу со всей уверенностью сказать, что это малышка Изабель
каталась прошлой ночью на машине Парьо. Она приезжала сюда сжечь
компрометирующие бумаги... Отсюда всего один шаг до вывода, что она
действовала так, потому что знала, что Парьо мертв, поскольку помогла ему
сыграть в ящик.

- Значит, дым шел сильный?- спрашиваю я.

- Очень,- уверяет сельский труженик.

- И... долго?

- Очень долго... Я даже спросил себя, чего она наложила в печку.

- Как ваша фамилия? Тип каменеет.

- Я не сделал ничего плохого,- тихо протестует он.

- Напротив,- уверяю я,- вы действовали как честный гражданин, и я хочу
узнать вашу фамилию, чтобы отметить это...

- Бланшон,- с сожалением говорит он.

Я протягиваю ему руку. Он с опаской смотрит на нее, как будто боится, что
я прячу в ладони змею. Наконец он роняет свою десницу в мою.

Когда он выходит из калитки, я возвращаюсь в дом. Осматриваю систему
отопления, чтобы понять, как же малютка Изабель могла спалить свои бумаги.

Кроме общей для всего дома системы парового отопления, в комнатах есть
камины. Нет нужды напрягать глаза, чтобы понять, что они не работали с
незапамятных времен.

Остается топка. Крупновато для сжигания бумаг.

Хотя...

Спускаюсь в погреб. По мере углубления в подземное помещение меня хватает
за горло тяжелый противный запах.

Топка стоит посреди маленького зацементированного помещения. По обеим
сторонам двери я замечаю жирные следы. Можно подумать, здесь жгли сало...
Запах горелого жира вызывает у меня тошноту.

Открываю дверцу топки. Куча теплого пепла. Я ворошу ее длинной кочергой.
Пепел жутко воняет.

Преодолевая отвращение, я беру совок и высыпаю кучку пепла на пол. Через
минуту я отступаю в глубину комнаты, опираюсь рукой на выбеленную известью
стену и, как порядочный, начинаю блевать.

Наконец я возвращаюсь к пеплу, раскладываю на полу мой платок и, взяв
кусок челюсти, от которого меня вывернуло, кладу его на кусочек ткани.

Связав платок в узел, я заворачиваю его в лист газеты.

С маленьким свертком под мышкой я покидаю очаровательный домик.

На этот раз с так называемыми естественными смертями покончено!

Это ведь действительно редкий случай, чтобы мужчина (или женщина) кончал
жизнь самоубийством, ложась в горящую топку котла парового отопления.

Какому из моих пяти персонажей принадлежит кусок челюсти, лежащий в моем
кармане?

Итак, действую методом исключения. Это не Бальмен, потому что он лежит в
морге; и не Парьо, которого я видел сегодня утром; и не врач - с ним я
разговаривал несколько часов назад. Тогда кто? Джо? Изабель?

Какое дело! Черт возьми! Какое дело!

Глава 11

Я до сих пор так и не видел нежную Изабель, не знаю, где она находится, и
боюсь, что придется лететь в Чикаго, так и не познакомившись с ней, если это
вообще возможно и если это не ее челюсть лежит в моем кармане.

Первая моя забота по возвращении в Париж - поспешить в дом сто двадцать
на бульваре Курсель повидать Джо, если его еще можно повидать, а то имеется
очень большая вероятность, что он сыграл в ящик (точнее, в топку).

Толстая консьержка стоит перед дверью своей комнаты, опираясь на ручку
швабры, которая никогда не служила ей ничем иным, кроме как подпоркой.

Она смотрит на меня умиляющим коровьим взглядом.

- Ну, мамаша,- говорю я ей,- вижу, вы сегодня в форме.

- Гм!- отвечает она. Переводите, как хотите.

- Джо наверху?

- Да...

Мое сердце слегка сжимается. Значит, Я никогда не познакомлюсь с Изабель.

- Спорю, эту ночь он провел не дома. Толстая коровища качает башкой.

- Неправда,- говорит она.- Он больше никуда не выходит... Я сама хожу ему
за покупками...

- Вы абсолютно уверены, что он никуда не выходил этой ночью?

- Абсолютно... У меня бессонница... Дверь никто не открывал...

Я морщусь.

Кажется, мне придется расширять семейный круг. Если Джо не выходил ночью,
кто же тогда сжег Изабель? Ее папочка? Надо будет проверить распорядок дня
эскулапа.

- Ладно,- говорю,- пойду поздороваюсь с голубеньким...

- Эй!- окликает меня консьержка. Я оборачиваюсь.

- У меня есть почта...

- Ах да! Я и забыл...

Она заходит в свою каморку и возвращается с желтым конвертом и открыткой.

Желтый конверт пришел из банка... Открываю его. В нем лежит вторая часть
чека на десять миллионов триста десять тысяч франков, выписанного на имя
владельца счета, то есть Людовика Бальмена. Приложенная карточка дает новое
состояние счета: сто двадцать франков.

Странно! Это похоже скорее на закрытие счета, чем на оплату покупки.

Почтовая открытка изображает гуссанвильскую церковь, на обороте несколько
слов:

Время тянется ужасно медленно. Действуй быстрее.

Твой Джо.

Она отправлена в пятницу.

Значит, в пятницу Джо еще был во владении доктора.

Толстая консьержка, должно быть, прочла послание, потому что даже глазом
не моргает.

- На прошлой неделе Джо уезжал?- спрашиваю я.

- Его не было пару недель.

- Когда он вернулся?

- В субботу, после обеда...

"После смерти Бальмена",- думаю я.

Я сую почту покойного в карман и поднимаюсь по лестнице.

Почему это "действуй быстрее"? Как будто возвращение парня зависело от
решения или действия Бальмена...

Открытка была отправлена в пятницу. Она должна была прибыть по назначению
в субботу утром, то есть до того, как Бальмен пошел снимать бабки со своего
счета. Только задержка на почте...

Вот я и перед дверью.

Звонок условным сигналом.

Джо, дитя любви, открывает дверь, покачивая бедрами. Как она накрашена,
милашка! Не удержалась... На ней те же фиолетовые брюки и желтый платок...

- О! Здравствуйте, дорогой господин комиссар. Каким добрым ветром?

Я слегка похлопываю его по щеке.

- Я проходил мимо,- говорю,- и не смог не зайти. Захотелось повидать
тебя.