обидное заключается в том, что это в порядке вещей. Увы. Шестьдесят семь -
это шестьдесят семь: без трех семьдесят. Возрастные границы - единственно
непереходимые. Как лишение гражданства: туда можно, а обратно - тю-тю".
всегдашнего своего спутника на охоте, механика их институтского гаража, но
Томми, услыхав, что хозяин проснулся и трет ноги щеткой, поднялся, громко,
с подвывом зевнул и вспрыгнул на сиденье. Он всегда спал у них в ногах -
возле педалей "Волги". Но когда хозяин просыпался и начинал растирать
щеткой ноги, Томми сразу же забирался на сиденье и ложился на Мишаню.
Максимович... Не прилетели еще ваши куры...
голову меховой курткой и сразу же начал посапывать - он засыпал мгновенно.
реальным и близким; Исаев увидел и валуны, которые торчали из тумана, и
воду возле берега, которую, казалось, кипятили изнутри - такой пар дрожал
над ней; увидел он и трех уток, которые плавали возле берега, то исчезая в
тумане, то рельефно появляясь на темной, кипевшей воде.
скоростей - птицы и дроби, - в этом есть что-то от настоящего
соревнования. Мишаня, правда, смеялся над Исаевым: и над его маскировочным
халатом, и над винчестером с раструбом, и над особыми патронами, которые
специально заряжал доктор Кирсанов, и над тем, как Исаев мазал по уткам с
близкого расстояния. Сам Мишаня ко всей этой столь дорогой Исаеву
охотничьей игре относился отрицательно: он сидел на зорьке в черном
пиджаке, видный за версту, с курковой тулкой, патроны у него были
отсыревшие; иногда он начинал петь песни, что приводило Исаева в ярость,
во он боялся крикнуть, чтобы тот замолчал, потому что все время ждал
появления уток - на вечерней зорьке они появляются из серых сумерек
неожиданно и столь же неожиданно исчезают, охотнику остается лишь
мгновение на выстрел. Однако, несмотря на все это, Мишаня на охоте был
удачливее Исаева, и уток всегда приносил больше, и всегда вышучивал
Максима Максимовича, когда они сидели по вечерам у костра и готовили себе
кулеш.
выждал, пока утки сошлись, и выстрелил. Одна осталась лежать па воде
бесформенной и жалкой, враз утратившей свою красоту, и то, что Исаев
заметил это, помешало ему снять тех двух, которые свечой поднялись в серый
туман. Одну он все-таки снял, но радости ему это не доставило.
хлопотавший у костра.
брезента: там лежали три кряквы. - Они ко мне прямо сюда садятся. На
болотце. Я их из машины бью.
Критиковать вас буду - сухой бензин вы должны были купить, у вас в
"Спорте" приятели работают...
станции, наверное, тьма - пятница...
засмеялся. - А вот для Томми вашего овсянки тут не достанешь... Чем я его
две недели прокормлю?
пшенкой или ядрицы в сельмаге возьми. Только ядрицу сначала в холодной
воде замочи, ладно? И нормальной солью присаливай, а то он рыбацкую не
переносит.
перестреляю.
надувном матраце возле озера, побрился, надел свой брезентовый походный
пиджак и отправился на станцию - на прямую, через лес, до нее было десять
километров. Мишаня предлагал подвезти, но Исаев отказался:
Мишаня. До встречи.
кончились, дежурный по вокзалу ни в какие объяснения входить не хотел:
"Всем вам на базар только б и шлендать!" - и пришлось договариваться с
проводницей, которая пустила Исаева за трешницу в переполненный
бесплацкартный вагон с условием, что часть дороги он проедет в тамбуре, а
если придут контролеры, то всю ответственность за безбилетный проезд
возьмет на себя.
На столе в кабинете лежала записочка: "М. М., два дня, как ваш директор
наказывал позвонить ему домой или в институт из-за неприятностей. Очень
искал. Нюра".
убираться, был детский, чуть заваленный вправо, иногда она путала мягкий
знак с ятем, и Максима Максимовича всегда это очень веселило, и записочки
ее он хранил.
аэродроме. Сейчас звонить поздно, а в пять утра - слишком рано. Пусть они
подождут со своими неприятностями до моего возвращения".
выступал на ученых советах, взял несколько галстуков, долго размышлял над
тем, стоит ли брать плащ - в Берлине август и сентябрь самые жаркие
месяцы; сложил в чемодан три рубашки, легкие брюки, лекарства и вызвал
такси - он любил приезжать на вокзалы и на аэродромы загодя.
шумной толпы японских и американских туристов, которые летели через
Западный Берлин в Мадрид ("Странный маршрут - через Рим значительно
быстрее"). Исаев вдруг усмехнулся, подумав о том, как поразительны смены
человеческих состояний во времени: девять часов назад он стоял на зорьке,
пять часов назад потел в тамбуре, сейчас толкается среди гомонливых
американских старух с острыми локтями и фарфоровыми зубами, а еще через
три часа он должен быть в западноберлинском институте социологии, чтобы
оговорить график своих лекций и собеседований с коллегами по университету.
и он, в общем-то, представлял себе программу. Он только не мог себе
представить, что, когда самолет приземлится в Темпельгофе, и его встретят
коллеги, и отвезут на завтрак, а потом поселят в респектабельном
"Кайзере", и он получит у портье записочку от своего аспиранта из Болгарии
Павла Кочева: "Профессор Максимыч, масса интересного материала, сегодня
увижусь с сыном Дорнброка, может, задержусь на день-два, если хватит
денег, позвоните на всякий случай ко мне в отель "Шеневальд", мечтал бы
вас повидать. Паша Кочев", и он позвонит Кочеву, и портье ответит ему, что
"господин Кочев теперь не живет здесь, поскольку он запросил политическое
убежище и переехал в другое место", - вот этого он себе представить не
мог.
адресу? - спросил Исаев.
Кочева.
нашел телефон "Курира" и позвонил Ленцу.
господин Кочев, обратитесь в полицию, они знают...
занимался майор Гельтофф, однако никто из его сотрудников не знал адреса,
по которому ныне проживает господин Кочев.
сейчас здесь в связи со срочным расследованием обстоятельств гибели
Дорнброка-сына, но беседовать с майором Исаев не стал, потому что он
увидел его, идущего по коридору, и сразу же отвернулся к стене, ибо узнал
в нем своего "коллегу по работе в ставке рейхсфюрера" оберштурмбанфюрера
СС Холтоффа, который по заданию шефа гестапо Мюллера проводил весной сорок
пятого года операцию против него, Исаева, известного в то время Холтоффу
как штандартенфюрер СС фон Штирлиц.
трудится в концерне Дорнброка. Единственный, кто исчез из поля зрения
Исаева, был Холтофф.
он живет в демократической стране и пользуется гарантиями нашего
законодательства. С кем я говорю?
который отвечал за программу Исаева, и попросил внести коррективы для
того, чтобы ближайшие три дня были у него совершенно свободными.
Круз Андрей
Ковальчук Вера
Василенко Иван
Доставалов Александр
Перумов Ник