read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



сказал: "Приказано выжить", Кольцов на его, Исаева, вопрос, что происходит
дома, пожал плечами, усмехнулся: "Борьба есть борьба, она не исключает
эмоций", долго смотрел на Исаева сквозь толстые стекла очков, и в глазах ег0
метался то ли смех, то ли отчаяние; Жора Сыроежкин, ветеран ЧК, отвел его в
сторону и тихо сказал, что настоящая фамилия его адъютанта Савинков и что он
студент из Парижа. "Я постоянно чувствую себя перед ним в неоплатном долгу
-- ведь его отца я брал на границе... Парень горячий, рвется в диверсанты, я
его при себе оставил: отец погиб, пусть сын выживет... Один тип -- пришел в
ЧК в прошлом году -- порекомендовал мне отделаться от "компрометирующей
связи", я, понятно, послал его на хер, он наверняка отправил сообщение в
Центр, а там теперь любят сенсации..."
Через полгода Жору Сыроежкина расстреляли, об этом со смехом и радостью
сообщили в РСХА: "Ас русской разведки, как выяснилось, был нашим агентом,
жаль, что мы об этом узнали только сейчас, дорого б мы дали, стань он
действительно нашим агентом".
В те месяцы все протоколы процессов, публиковавшиеся в русских газетах,
ежедневно переводили в службе Гейдриха; перепечатывали на особой машинке с
большими буквами -- ясно, для Гитлера. Тот не носил очки: это могло помешать
образу, созданному пропагандистами: у великого фюрера германской нации
должны быть орлиное зрение, богатырские плечи и вечно молодое, без единой
морщинки лицо.
Гейдрих ликовал:
-- Сталин повернулся к нам! Вместо идеологии интернационального
большевизма он предложил государственную концепцию, а это уже предмет для
делового обсуждения, можно торговаться... Каменев, Пятаков, Раковский,
Радек, Крестинский -- адепты Коммунистического Интернационала --
расстреляны; на смену им приходят антиличности, механические исполнители
сталинской воли; именно теперь можно разделаться с паршивыми демократиями
Парижа и Лондона; Россия, лишенная командного состава, парализована.
Когда были расстреляны последний председатель Коминтерна Бухарин и бывший
премьер Рыков, он, Исаев, практически подошел к ответу на мучившие его
вопросы: сначала он заставлял себя думать, что Политбюро и Сталин не знают
всей правды; поскольку всех ветеранов к началу тридцатых годов разогнали,
вполне могло случиться, что в органы проникла вражеская агентура.
Германская? Нет, иначе об этом, как о великой победе, Гейдрих бы доложил
фюреру и наверняка поделился бы с Шеллен-бергом; хорошо, но ведь и англичане
не испытывают страстной любви к большевикам, и французы, а службы у них
крепкие... Но почему тогда Троцкого, Радека, Бухарина обвиняли именно в
германском шпионстве? Это же не могло не вызвать дома взрыв ненависти против
гитлеровцев? Почему, тем не менее, Гейдрих так ликовал?
...Исаев начал вспоминать, заставляя свою память работать фотографически,
избирательно, когда и где он видел Сталина.
В девятнадцатом? Вроде бы да. В президиуме Сталин садился рядом с
Каменевым или сзади Троцкого; не выпуская маленькой трубки изо рта, улыбчиво
и доверительно переговаривался с ними, поглядывая изредка в зал; работники
Секретариата чаще всего подходили к нему, реже к Зиновьеву, как-никак --
один из вождей; Сталин вдумчиво, медленно читал документы, правил их и лишь
потом передавал первому ряду -- Ленину, Троцкому, Каменеву, Бухарину,
Зиновьеву. Он порою улыбался, улыбка была потаенной, но мягкой; только один
раз, когда Ленин исчеркал бумагу, переданную ему Сталиным, и несколько
раздраженно, не оглядываясь даже, протянул ее народному комиссару по делам
национальностей, Исаев вспомнил, как глаза Сталина сделались щелочками, а
лицо закаменело, превратившись в маску; но это было одно лишь мгновение,
потом он поманил кого-то из товарищей, работавших в аппарате Секретариата,
и, полуобняв его, начал что-то шептать на ухо, указывая глазами на ленинские
перечеркивания...
. Геббельс -- после расстрела ветеранов НСДАП Эрнста Рэма и Грегора
Штрассера -- дал в газетах сообщение, что лично фюрер ничего не знал о
случившемся, идет расследование, о результатах будет сообщено дополнительно,
и было это за полгода до того, как убили Кирова. Гейдрих отмечал, что в
советской прессе полная неразбериха: сначала обвинили монархо-эсеровскую
эмиграцию, потом обрушились на троцкиста Николаева, а уж потом арестовали
Каменева и Зиновьева -- эффект разорвавшейся бомбы.
Исаев тогда заставил себя отринуть вопросы, терзавшие его, страшные
аналогии, которые были вполне закономерны, параллели, напрашивавшиеся сами
собой. В тридцать восьмом, когда обвиняемые, кроме Бухарина, признались в
том, что служили немцам через Троцкого -- "главного агента Гитлера",
которого нацистская пресса называла "врагом рейха номер один", Исаев вдруг
подумал: "А что, если этот ужас нужен нам для того, чтобы заключить блок с
демократиями Запада против Гитлера?"
Это было успокоение, в которое он заставлял себя верить, слыша в глубине
души совершенно другое, запретное: но если те откажутся от блока с нами,
Сталин легко повернет к Гитлеру: "С теми, кто был мозгом и душою
большевистской теории и практики, покончено, мы стали державой, мы готовы к
диалогу, а вы?"
Политика альтернативна; вчерашний враг часто становится другом; Александр
Первый после сражения с "мерзавцем Наполеоном" сел с ним в Тильзите за
дружеский стол переговоров -- консул Бонапарт стал императором; с ним можно
было сотрудничать, только набраться терпения и такта...
...Исаев снова увидел лицо отца, его седую шевелюру, кбротко
подстриженные усы, выпуклый, без морщин лоб и -- он хранил в себе эту память
особенно бережно -- услышал его голос. Отец, как всегда ничего не навязывая,
изучал с ним дома, в Берне, то, что в гимназии проскальзывали, уделяя теме
всего лишь один урок...
Почему-то особенно врезалась в память история Каталины.
В гимназии учитель рассказывал, что "омерзительный развратник 'и злодей
Каталина, предав родину, ушел в стан врагов и за это поплатился жизнью".
Учитель задал ученикам упражнение на дом: выучить три пассажа из речей
Цицерона, обращенных против изменника. Исаев, тогда еще "Севушка", зубрил
чеканный текст обвинительной речи с увлечением, в ломком голосе его звучали
гнев и презрение к врагу демократии, посмевшему поднять руку на прекрасные
общественные институты древней Республики...
Что же я тогда читал, подумал Исаев. Интересно, смогу вспомнить? Должен,
сказал он себе.
Он остановился посреди камеры, расслабился и приказал себе увидеть
кухоньку, где отец, умевший легко обживаться, поставил старенький стол,
накрыл его крахмальной скатертью, повесил на стенах репродукции Репина,
Яро-шенко, Серова, Сурикова, барона Клодта; керосинку, раковину и ведро для
мусора отгородил фанерой, задекорировав ее первомайскими плакатами
французских и немецких социалистов, получилась уютная гостиная-столовая. В
комнате, которая была их спальней и одновременно кабинетом отца, висели
литографии Маркса, Энгельса, Бебеля; стеллажи были заполнены книгами,
журналами, газетами, и этот кажущийся беспорядок лишь придавал их жилищу
какой-то особый артистический шарм.
Диванчик, на котором спал Всеволод, был застелен шотландским
черно-красным пледом; свою узенькую коечку отец покрывал старой буркой: его
любимой книгой -- знал почти наизусть -- был "Хаджи-Мурат". Как же давно все
это было! Да и было ли вообще? -- горестно спросил себя Исаев, снова
осмотрев грязно-фиолетовые, покойницкие стены камеры.
Это было, ответил он себе, и это во мне, а когда меня убьют, это
останется в мире, потому что старик Шамес был прав -- энергия разума не
исчезает, надо уметь на нее настроиться, наверняка ученые изобретут аппарат,
который запишет мои мысли и заложит их в архив человеческой памяти...
А читал я тогда, ликующе вспомнил он, вот какие строки из Цицерона:
"Честолюбие заставило многих людей сделаться лжецами, одно держать втайне на
уме, другое высказывать на словах... Эти пороки росли сначала едва заметно,
иногда даже наказывались; после, когда зараза внедрилась, общество
изменилось в корне и верховная власть из самой справедливой превратилась в
жестокую и совершенно неприемлемую..."
Исаев замер, потому что явственно услышал голос отца, который тихонько,
извиняющимся голосом заметил, что это не Цицерон, а Крисп; консул Цицерон
говорил иначе, у него была блистательная система доказательств, первый
прагматик мира; послушай, как он вел свою линию против Каталины: "Сейчас ты
явился в Сенат. Кто обратился к тебе с приветствием? Зачем тебе ждать
словесного оскорбления, когда ты уже уничтожен грозным приговором молчания?!
С твоим приходом места возле тебя опустели. Вся Италия заговорила со мной:
"Марк Тулий, что ты делаешь?! Неужели ты не отдашь распоряжение
заключить Каталину в оковы и применить к нему не просто казнь,(но самые
отчаянные пытки?,,".
Я тогда спросил отца, отчего Цицерон и вправду не казнил изменника и
корыстолюбца? Вот тогда-то он и ответил, что историю Каталины нам преподают
нечестно, видимо, еще не пришло время открыть правду про этого доброго и
честного бунтаря, которого Цицерон смог представить человечеству убийцей,
развратником, вором и предателем...
"Будущее вынесет свой приговор, -- сказал тогда папа. -- Революция
позволит заново понять историю, оправдать тех, кого клеймили преступниками,
и с презрением отнестись к властолюбцам, кто называл себя праведниками...
Наверное, учитель не читал вам эту часть третьей речи Цицерона: "Я желаю,
чтобы все мои триумфы, почетные отличия, все памятники, увековечивающие мою
славу, оказались глубоко запечатленными в ваших сердцах... Мои подвиги будут
питаться вашей памятью, они будут расти, передаваемые из уст в уста, они
глубоко внедрятся в скрижали истории и займут в них почетное место...".
Отец тогда усмехнулся: "Можешь себе представить, чтобы нечто подобное
сказали Плеханов, Кропоткин или Засулич? А помнишь, как Цицерон уверял
римлян, вынеся смертный приговор соратникам Каталины, что казнь встречена
всем народом с полным энтузиазмом?! Как он возносил себя, утвердившего
казнь?! А вот чьи это слова: "Римское государство попало в кабалу олигархов,
и граждане сделались бесправной, презренной чернью! Олигархи не знают, куда
девать свои богатства, транжирят их на застройку морей и срытие гор, а у
других дома -- бедность, вне дома -- долги... Только тот, кто сам несчастен,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [ 13 ] 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.