когда он поднялся на трибуну фюрера, а рядом с ним, но ниже, там, где при
фюрере всегда стоял он, толпились Геббельс, Геринг, Риббентроп, Лей. И они
аплодировали ему, и по его знаку вскидывали руку в партийном приветствии,
и, угадывая паузы, начинали овацию, которую немедленно подхватывал весь
зал. Пускай они ненавидели его, считали недостойным этой великой роли,
пускай, но этика национал-социализма обязывала их перед лицом двух тысяч
съехавшихся сюда гаулейтеров оказывать высшие почести партии ему, именно
ему - Гиммлеру.
таким взлетом Гиммлера, сумел победить его. Он знал фюрера, как никто
другой, знал, что если Гитлер любит человека и верит ему, то нельзя
говорить об этом человеке ничего плохого. Поэтому Борман сказал фюреру:
нас есть дивизии СС - надежда партии и национал-социализма. Только вождь
СС, мой друг Гиммлер может взять на себя командование Восточным фронтом,
группой армий "Висла". Только под его командованием СС и армии,
подчиненные ему, отбросят русских и сокрушат их.
том, что все гаулейтеры Германии, ранее подчинявшиеся Борману, теперь
должны перейти в параллельное подчинение и к нему, рейхсфюреру СС. Он
приготовил смертельный удар Борману. И даже несколько удивился той
легкости, с какой фюрер утвердил это решение. Он все понял спустя минуту
после того, как фюрер подписал бумагу.
армий "Висла". Никто, кроме вас, не сможет разгромить большевистские
полчища. Вы, и никто, кроме вас, не сможет наступить на горло Сталину и
продиктовать ему мои условия мира!
К черту эти сентиментальные иллюзии! Ставка одна: немедленный мир с
Западом и совместная борьба против большевистских полчищ.
уехал к себе в ставку. Потом он был у Геринга - разговор не получился.
леса, и боится позвонить дочери, брошенной им, потому что об этом может
узнать Борман, и боится позвонить мальчикам и их матери, которую он любит,
потому что боится скандала, - фюрер не прощает, как он говорит, "моральной
нечистоплотности". Проклятый сифилитик... Моральная нечистоплотность...
Гиммлер с ненавистью посмотрел на телефонный аппарат, машина, которую он
создавал восемнадцать лет, сейчас сработала против него.
не медля, я погиб".
группы войск в Италии фельдмаршал Кессельринг не будет возражать против
переговоров с Западом. Об этом знали только Шелленберг и Гиммлер. Два
агента, сообщившие об этом, были уничтожены: им устроили авиационную
катастрофу, когда они возвращались к Кессельрингу. Из Италии - прямой путь
в Швейцарию. А в Швейцарии сидит глава американской разведслужбы в Европе
Аллен Даллес. Это уже серьезно. Это прямой контакт серьезных людей, тем
более что друг Кессельринга, вождь СС в Италии - генерал Карл Вольф,
верный Гиммлеру человек.
начнет переговоры с Западом от его, Гиммлера, имени.
пастора привели к нему на первый допрос: он выполнял приказ Шелленберга.
Побеседовав с ним три дня, он проникся интересом к этому старому человеку,
державшемуся с удивительным достоинством и детской наивностью.
задумывался о том, как мог пастор быть в будущем полезен для его дела.
готов оказать помощь существующему подполью - а в этом он точно убедился,
прослушав его разговор с провокатором Клаусом, - Штирлиц отводил в своей
будущей работе роль и для Шлага. Он только не решил еще для себя, как
целесообразнее его использовать.
деталях. Часто он вспоминал эпизод: он вычитал это в поезде, когда
пересекал Европу, отправляясь в Анкару, - эпизод врезался в память на всю
жизнь. Однажды, писали дошлые литературоведы, Пушкина спросили, что будет
с "прелестной Татьяной". "Спросите об этом у нее, я не знаю", -
раздраженно ответил Пушкин. Штирлиц беседовал с математиками и физиками,
особенно после того, как гестапо арестовало физика Рунге, занимавшегося
атомной проблемой. Штирлиц интересовался, в какой мере теоретики науки
заранее планируют открытие. "Это невозможно, - отвечали ему. - Мы лишь
определяем направление поиска, все остальное - в процессе эксперимента".
слишком точных рамках, можно ожидать провала, нарушение хотя бы одной
заранее обусловленной связи может повлечь за собой крушение главного.
Увидеть возможности, нацелить себя на ту или иную узловую задачу, особенно
когда работать приходится в одиночку, - так, считал Штирлиц, можно
добиться успеха с большим вероятием.
после того, как Клаус уничтожен, практически попал в мое бесконтрольное
подчинение. Я докладывал Шелленбергу о том, что связей пастора с
экс-канцлером Брюнингом установить не удалось, и он, судя по всему,
потерял к старику интерес. Зато мой интерес к нему вырос после приказа
Центра".
после коньяка Кальтенбруннера и чувствовал себя отдохнувшим.
шею большим и указательным пальцами правой руки. - От нашего трещит
голова, а этот здорово облегчает. Затылок потрескивает от давления, не
иначе, это в порядке вещей..."
обезоруживающей, детской улыбкой.
сна, как о манне небесной. Никогда не думал, что пытка бессонницей - самая
страшная пытка.
рассказывал, что они в лагерях варили себе какой-то хитрый напиток из чая
- чифир. Он и пьянит, и бодрит. Не попробовать ли нам? - Мюллер неожиданно
засмеялся. - Все равно придется пить этот напиток у них в лагерях, так не
пора ли заранее освоить технологию?
разговаривал.
заваривается. Меня сегодня вызвал шеф. Они все фантазеры, наши шефы... Им
можно фантазировать - у них нет конкретной работы, а давать руководящие
указания умеют даже шимпанзе в цирке... Понимаете, у него вырос огромный
зуб на Штирлица...
которому я относился с симпатией. Не лизоблюд, спокойный мужик, без
истерики и без показного рвения. Не очень-то я верю тем, кто вертится
вокруг начальства и выступает без нужды на наших митингах... А он молчун.
Я люблю молчунов... Если друг молчит - это друг. Ну, а уж если враг - так
это враг. Я таких врагов уважаю. У них есть чему поучиться...
Смоленском и видел его под бомбами: он высечен из кремня и стали.
партийным бонзам. Мы, сыщики, должны мыслить существительными и глаголами:
"он встретился", "она сказала", "он передал"... Вы что, не допускаете
мысли...
Штирлиц был нечестным? Зачем его разубеждать? В конце концов, Штирлиц ведь