Чтение 13–й страницы книги ~Тетя Жанна~

- В течение нескольких дней и даже недель ожидали беспорядков, и
месье Роберу, как и многим другим, случалось получать письма с угрозами.
Какой-то комитет, который тогда организовался, поговаривал о том, чтобы
отправить его в концлагерь. Потом порядок установился довольно быстро.

- И с тех пор дела стали идти хуже?

- По правде говоря, нет. Торговля продолжала процветать. Прошло еще
почти два года, пока не начались серьезные затруднения, причем они сов-
пали с предвыборной кампанией.

- Брат занимался политикой?

- Не совсем так. Он бы натурой очень великодушной, широкой. Он считал
себя более или менее обязанным давать деньги всем партиям. Он раздавал
очень много, поверьте мне, гораздо больше, чем должен был, и я спрашиваю
себя: не это ли навлекло на него неприятности? Может быть, из осторож-
ности, под видом приобретения страховки, он передавал деньги и в фонды
коммунистической партии, как и в другие прочие, но это ничего ему не да-
ло. Началась целая кампания травли, однако против других, а не против
него. Тем не менее как-то, я помню, в понедельник, как раз тогда, когда
никто не ждал ничего подобного, мы получили письмо в несколько строчек
от налогового инспектора, требовавшего разъяснений по одной декларации
четырехлетней давности. Месье Робер пошел туда сам. Он был в хороших от-
ношениях с мэром и другими влиятельными людьми, так что все вроде бы
уладилось.

Если вы хотите знать мое мнение, то именно этот долгий период неуве-
ренности, надежды и отчаяния подкосил его. Он, как обычно, хорошо выгля-
дел, казался таким же увлеченным и уверенным в себе. Тут абсолютно ниче-
го не изменилось... Я не знаю, знакомы ли вы с месье Буржуа?

- Гастоном Буржуа?

В тринадцать лет он - худой, прилежный, всегда погруженный в книги -
был уже другом Робера.

- Он преподает философию в лицее. Он был очень близок с вашим братом;
наверное, он был единственным его настоящим другом. Однако после войны
месье Буржуа в один прекрасный день перестал с ним видеться и даже здо-
роваться. В течение некоторого времени так же сделали и другие, правда
потом они изменили свое мнение. Кое-кто из них даже извинился. Мне очень
трудно, мадам, говорить обо всех этих вещах, но вы сами сказали, что хо-
тите понять.

- Прошу вас, месье Сальнав. Итак, у моего брата была не совсем спо-
койная совесть.

- Это сказано слишком сильно, но он, может быть, не всегда чувствовал
себя в своей тарелке. Когда здесь дела, казалось, утряслись, из Пуатье,
а потом, через несколько недель, из Парижа, на самом высоком уровне,
пришли новые неприятности, но уже более значительные. Месье Робер ездил
туда несколько раз и по возвращении всегда говорил, что ему удалось ула-
дить дело. Но они все-таки прислали инспектора, он расположился здесь,
на моем месте, и почти два месяца, не раскрывая рта, разве только для
того, чтобы уточнить какой-нибудь вопрос, проводил ревизию всех бухгал-
терских книг, проверял все счета, какие сумел отыскать.

В течение всего этого времени месье Робер оббегал всех, подключил
всех влиятельных лиц и раздавал деньги полными пригоршнями. Но это ни к
чему не привело. Инспектор выиграл партию.

Я могу, если пожелаете, объяснить всю механику выплат штрафов и раз-
личных взысканий. Если бы вашему брату пришлось выплатить все, что ему
предъявили, полностью, то он смог бы это сделать, лишь продав дом и ме-
бель, да и то вряд ли.

Ему в конце концов удалось заключить соглашение не только с госу-
дарственной налоговой инспекцией, но и с администрацией, ведающей дохо-
дами и взиманием налогов, которая тоже принимала участие в ревизии.

Ну а потом дела пошли снова. Сейчас они в прекрасном состоянии. Но
существует некая бездонная дыра, и при наступлении очередного платежа
возникают прежние сомнения и прежнее жонглерство. Вы знали этот дом до
меня. С тех пор торговый оборот увеличился раз в пятьдесят, если не в
сто.

Так вот, мадам, сегодня утром моя касса пуста, абсолютно пуста! О
крупных платежах я могу, в крайнем случае, договориться. Самое трудное -
это найти наличные деньги, несколько тысяч франков, для малых выплат, на
текущие расходы, которые ждать не могут.

И это повторяется дважды в месяц вот уже почти два года. Я не могу
пойти в банк, который принимает еще со скрипом наши векселя, и заявить,
что мне до полудня крайне нужны десять тысяч франков, а я не знаю, где
их взять. Если я не заплачу, сразу же начнут говорить - да вы и сами так
думали, - что месье Робер покончил с собой из-за того, что попал в тупик
финансового краха.

- Вы рассказывали все это моей невестке?

- Примерно. Не в таких точных терминах.

- Что она ответила?

- Что она ничего не может поделать. Она посоветовала мне поговорить
об этом с вами.

- Вы действительно сумеете выбраться из тупика сегодня утром с де-
сятью тысячами франков?

- Не совсем так. Цифру я вам назвал с потолка, это, скорее, грубая
оценка. Но...

Он перелистал какие-то бумаги, что-то подсчитал на полях:

- Для самого неотложного надо тринадцать тысяч пятьсот франков.

- Я принесу их вам через минуту.

Все ее богатство, лежащее в сумочке, составляло восемнадцать тысяч
франков. Сюда она приехала в поисках денег, Луиза не так уж ошиблась.

У нее никогда не было намерений требовать свою часть. Она приехала,
скорее, из крайней нужды, потому что чувствовала себя старой и усталой,
потому что была вынуждена отказывать себе во всем, потому что не имела
больше сил работать.

- Благодарю вас, - проникновенно сказал месье Сальнав, словно ему
оказали личную услугу.

Жанна улыбнулась ему.

Вокруг моста толпилось много народу, некоторые устроились на террасе
"Золотого кольца", потягивая из огромных пол-литровых стаканов белое ви-
но в ожидании появления кортежа.

После долгих переговоров, в которых угадывалась борьба противополож-
ных мнений, епископ решил, что отпевания не будет, а покойнику будет да-
но лишь благословение на паперти церкви Сен-Жан.

На рыночной площади стояло не менее полусотни распряженных одноколок
с торчащими вверх оглоблями, как во время ярмарки; на этих одноколках
прибыли окрестные фермеры, они один за другим проходили через задрапиро-
ванный черным портал, чтобы склониться перед гробом.

В коспоме из плотного сукна, с раскрасневшимися с самого утра щеками,
Анри стоял у зажженных свечей, склонив голову, и бросал взгляды испод-
лобья на каждого, кто подходил пожать ему руку, тогда как его мать, ка-
завшаяся совсем маленькой рядом с ним, сжимая в ладони скомканный носо-
вой платок, благодарила пришедших грустной улыбкой.

Алиса тоже была там, в сопровождении своих родителей. Ее отец работал
кассиром банка в Пуатье. Вместе с ними был их сын лет двенадцати, кото-
рого они не знали, куда деть.

Мад согласилась принять участие в этом параде лишь в последнюю минуту
и, разумеется, в знак протеста невозмутимо смотрела прямо в лицо - так,
словно сидела в театре - всем сновавшим взад-вперед и выражавшим свое
сочувствие.

Четким, абсолютно не приглушенным голосом она отвечала:

- Большое спасибо.

Или так:

- Вы очень любезны.

В течение трех дней она ни разу не предложила свою помощь. С утра по-
недельника, когда Жанна, вернувшись из конторы, обнаружила ее за столом,
Мад вполне естественно держалась с теткой как с новой прислугой. Вернее,
не совсем так, поскольку ей случалось обращаться к Дезире, чтобы попро-
сить какую-нибудь вещь, но с Жанной она никогда не вступала в общение
первой, притворяясь, что не замечает ее присутствия, или принимая как
данность, что по какому-то таинственному стечению обстоятельств, которые
ее совершенно не интересовали, отныне по дому бродит старая женщина с
лунообразным лицом.

Это настолько бросалось в глаза, что иногда смущало и даже раздражало
Анри, и ему случалось посылать сестре за спиной Жанны осуждающие знаки.

Если же Жанна обращалась к девушке, то та оборачивалась с удивленным
лицом:

- Что, извините?

Тем не менее она выполняла то, о чем ее просили, но делала все с та-
ким подчеркнутым равнодушием, что это выглядело оскорблением.

До обряда благословения, на котором - как было решено - должны при-
сутствовать и женщины, как они присутствовали бы и на отпевании, ничего
не случилось. Кризис произошел позднее, когда траурная процессия медлен-
но направилась в сторону кладбища, а Луиза в сопровождении дочери, Алисы
с матерью, старой кузины Серой Мышки, мадам Лалеман и еще двух-трех че-
ловек отправилась домой.

Жанна оставалась дома, чтобы помочь Дезире приготовить обед для двад-
цати человек, собиравшихся отбыть только вечером; кроме того, она, как
всегда, занималась ребенком.

Уложив его спать и спустившись вниз в гостиную, наполненную запахом
хризантем, она увидела женщин, сопровождавших ее невестку. На лестнице
она столкнулась с Алисой, поднимавшейся наверх под предлогом навестить
Боба. Мад не дала себе труда радушно принять вошедших и сидела в углу
около окна с недовольным видом, держа на коленях шляпу.

В комнате ощущалась некоторая неловкость, и Жанна, заметив, что Луизы