Чтение 13–й страницы книги ~Люди с Луны~

Хуана старалась высвободиться, но я не выпускал ее.

- Ты моя, - говорил я, - Ты моя женщина. Я сказал это и ты повторила.
Ты моя женщина. О, боже, как я люблю тебя.

Она постепенно затихла и позволила мне целовать ее и вскоре ее руки
обвились вокруг моей шеи, ее губы нашли мои губы и она замерла в долгом
поцелуе, дрожа от страсти. Это была теперь совсем новая, чудесная,
неповторимая Хуана.

- Ты действительно любишь меня? - спросила она. - Я слышала как ты
сказал это.

- Я полюбил тебя с того момента, как твои глаза взглянули на меня из
под собаки.

- Тогда ты очень хорошо умеешь хранить тайны. Если ты так любил меня,
почему не сказал мне сразу? Ты собирался молчать об этом всю жизнь? Или ты
просто боялся? Брат Ортис не побоялся сказать, что хочет меня. Неужели мой
мужчина трусливее, чем он?

Я знал, что она поддразнивает меня и поэтому просто заткнул ей рот
поцелуем.

- Если бы ты была Ортисом, - сказал я затем, - я не побоялся сказать
бы тебе все, что думаю о тебе. Но ты Хуана, и перед тобой я великий трус.

Мы еще поболтали, а когда наступило время ужина, я взял ее за руку и
повел в наш дом.

- Но сначала. - заметил я, - ты должна сказать Джиму и Молли о том,
что ты больше не вернешься к ним. Мы первое время поживем у нас, а потом
получим разрешение и уедем из тевиоса в другую область, где будем работать
и построим себе дом.

Она порывисто отстранилась от меня и вспыхнула.

- Я пока не могу идти с тобой, - прошептала она.

- Почему? Ты же моя.

- Никто не женат. Браки запрещены законом, - напомнил я ей.

- Мои родители были в браке. И мы можем пожениться. У нас есть
церковь, есть проповедник. Правда он не введен в сан, так как этому некому
сделать. Но мы знаем, что Бог уже сам возвел его в сан.

Я попытался доказать ей, что ждать несколько недель, когда рай
блаженства так близок, будет мучительно и бессмысленно. Но она была тверда
в своем решении и мне ничего не оставалось, как согласиться с ней, тем
более, что в душе я понимал, что она права.

На следующий день я отыскал Оррина Колби и рассказал ему все. Тот
чрезвычайно возбудился, воспылал энтузиазмом и удивился, как это ему
самому не пришло в голову. В теперешнее время люди не сочетались браком не
потому, что браки были запрещены законом, а потому, что людей связывали
крепко накрепко не торжественные ритуалы и пышные церемонии, а жизнь,
тяжелая жизнь, где они должны были служить надежной опорой друг другу.
Иначе жизнь становилась совсем невыносимой. Но если женщина хочет
венчания, она должна получить его. И мы с Оррином Колби договорились, что
на следующей нашей встрече в церкви состоится венчание.

Следующие три недели были самыми длинными в моей жизни, но и самыми
счастливыми, так как мы с Хуаной были почти все время вместе. Она даже
переехала жить к нам, чтобы Ортис знал о том, что мы живем под одной
крышей.

Она спала в гостиной, а я устроился на кухне на груде старых шкур.
Теперь любой шпион может доложить Ортису, что мы живем под одной крышей.

Мать сшила мне новую одежду, а Молли помогла Хуане готовить приданое.
Бедная девушка пришла к нам только в том, что было на ней.

Я пошел к Птаву, который был нашим представителем и попросил у него
разрешения обрабатывать участок земли, соседний с нашим.

Птав был очень груб. Казалось, что он совсем забыл, что я спас его
ребенка. Он сказал, что ничего не может сделать для меня, что я нахожусь в
немилости у генерала Ортиса, и кроме того нахожусь под сильным
подозрением.

- Причем здесь генерал Ортис? Разве он занимается распределением
земли в тевиосе? - спросил я. - Неужели меня лишили моих прав из-за того,
что он хочет мою женщину?

Я теперь не боялся их и говорил все, что было у меня на уме. Почти
все. Нет, я конечно не высказывал своего отношения, но был тверд в
требовании своих прав. Я требовал все, что положено мне по закону.

Жена Птава вошла в комнату и узнала меня, но не сказала ничего, кроме
того, что ребенок спрашивал меня. Птав нахмурился и приказал ей выйти из
комнаты. Он поступил с ней, как с докучливой собакой, но на меня это не
подействовало. Она была предательницей своего народа.

Наконец я потребовал от Птава, чтобы он представил мне убедительные
основания для отказа. Тот сказал. что поговорит в совете.

- Но, - добавил он, - я уверен, что ты ничего не получишь.

Я понял, что дальше говорить бесполезно, и ушел, соображая, что же
делать дальше. Конечно, мы могли бы оставаться у отца, но это было не по
обычаю. Каждый человек должен сам сделать для себя жилище. Когда мои
родители умрут, мы переедем в их дом, как это сделали мои отец и мать
после смерти их родителей. Но молодая пара должна начинать свою жизнь одна
и по своему.

При выходе из дома меня остановила жена Птава.

- Я сделаю для тебя, что могу, - прошептала она.

Должно быть она заметила, что я невольно отшатнулся от нее, как от
чего-то нечистого, так как она покраснела и сказала:

- О, выслушай меня. Я много страдала и полностью заплатила за свое
предательство. Я не сказала ни единого слова, которое могло бы повредить
кому-нибудь из нас. Скажи им всем, скажи пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня
презирали. О. боже, как я страдала! Чего я только не терпела! Мои
страдания гораздо мучительнее, чем ваши. Это же настоящие звери. Они хуже,
чем лесные животные. Я могла бы убить его, если бы не была такая трусиха!
Я многое повидала и знаю, как они мучают людей перед тем, как предать их
смерти.

Я не мог не почувствовать жалости к ней и сказал ей об этом. Бедная
женщина была тронута до слез и пообещала как-нибудь помочь мне.

- Я знаю о Птаве нечто такое, чего он не хотел бы обнародовать,
особенно перед Ортисом. И хотя он будет бить меня за шантаж, я добьюсь,
чтобы он выделил тебе землю.

Я поблагодарил ее и ушел, размышляя над тем, что есть люди, жизнь
которых хуже, чем наша. Чем ближе к Калькарам, тем более страшной
становится жизнь.

Наконец пришел желанный день и мы пошли в церковь. Я снова пошел с
Хуаной, хотя она хотела идти с кем-нибудь другим. Но я не мог передоверить
ее защиту другим людям. Когда мы собрались все, началась служба. Затем мы
с Хуаной встали перед алтарем и нас обвенчали по старым обычаям.

Из всех нас только Хуана в точности знала, как это делается и она
подсказывала Оррину Колби, который проводил церемонию. Все, что могу
припомнить из этой церемонии, так это только вопрос Колби: хочу ли я взять
себе в жены Хуану. Я сразу же потерял голос и еле выдавил из себя, что
разумеется хочу. После этого он провозгласил нас мужем и женой, разлучить
которых не может никто, так как нас соединил господь.

Я был счастлив и с радостью принимал поздравления. Но в этот момент
раздался стук в дверь и громкий голос приказал: Откройте во имя закона!

Мы встревоженно переглянулись. Оррин Колби приложил палец к губам и
прошел в дальний угол комнаты, где стояли громадные ящики. Мы все пошли за
ним, а дежурный по церкви стал быстро гасить свечи. В дверь непрерывно
стучали. Я решил, что это удары топора. Наконец кто-то выстрелил в дверь.
Сомнений у нас не осталось - это были Каш Гвард.

Мы с Оррином налегли на ящики и отодвинули их. За ними открылось
отверстие. Мы один за другим спустились по каменным ступеням в темный
туннель. Затем я задвинул ящики, поставив их на старое место.

Я быстро пошел за остальными. Рука Хуаны лежала в моей руке. Долгое
время мы шли в темноте, затем Оррин остановился и подозвал меня. Ведь я
был выше и сильнее всех остальных. Над нами была дубовая крышка. Ее
необходимо было поднять.

Эта крышка лежала на этом месте уже много лет. Она была засыпана
землей и на ней росли кусты. Однако я уперся своими плечами в крышку люка
- и она поддалась. Через несколько минут я уже помог всем выбраться наверх
и вылез сам. Все мы очутились в густом лесу. Мы прекрасно знали, что
делать в таком случае и разошлись в разных направлениях.

Следуя тщательно разработанному плану, все мы вернулись в свои дома
по разным дорогам и в разное время, так что никто бы не мог доказать, что
все мы были в одном месте.

8. АРЕСТ ЮЛИАНА ВОСЬМОГО

К тому времени, как мы с Хуаной вернулись, мать уже приготовила ужин.
Ни мы, ни родители не видели Каш Гвард. Однако мы могли представить, что
же произошло в церкви. Дверь была взломана, но воины не обнаружили своих
жертв. Мы могли представить себе их ярость: люди ускользнули, не оставив
после себя никаких следов. Даже если они нашли тайный ход - а я сомневался
в этом, - он мало помог бы им. Однако все мы были в глубокой печали - ведь
мы лишились нашей церкви. Теперь она для нас потеряна надолго. И снова в
этом был повинен Иохансен.

На следующее утро я пошел разносить молоко. Старый Сэмюэль вышел из
своего домика и приветствовал меня.

- Дай мне немного молока, Юлиан! - крикнул он, а когда я приблизился,
он пригласил меня войти в дом. Дом у него был маленький и весьма просто
обставленный. В одном углу лежала груда шкур, которая служила постелью, а
посреди комнаты стоял чурбан, который мог использоваться и как стол, и как
стул. За домом у него была маленькая мастерская, где он работал и где у