Чтение 13–й страницы книги ~Вокруг Луны~

не забыл приготовить завтрак. Друзья закусили с большим аппетитом. Что может
быть вкуснее бульона, сваренного на газе? Что может быть лучше
консервированного мяса? В довершение пиршества было выпито несколько
стаканов отменного французского вина, причем Ардан не упустил случая
заметить, что лунные виноградники -- если они существуют -- должны под
палящими лучами Солнца давать самые прекрасные сорта вин. Предусмотрительный
француз захватил с собою на всякий случай несколько драгоценных лоз Медока и
Кот д'Ора, на которые он возлагал большие надежды.

Кислородный аппарат Рейзе и Реньо действовал с необычайной точностью.
Воздух в снаряде был совершенно чистым. Ни одна молекула углекислоты не
могла устоять против едкого натра, а кислород, по словам капитана Николя,
был "самого первого сорта". Небольшое количество водяных паров,
заключавшихся в снаряде, смешиваясь с воздухом, умеряло его сухость;
немногие дома Парижа, Лондона, Нью-Йорка, немногие театральные залы
находились в столь идеальных гигиенических условиях.

Но для правильного действия аппарата за ним требовался тщательный уход.
Поэтому Мишель каждое утро осматривал регуляторы утечки, проверял краны и
устанавливал температуру газа. До сих пор все шло как нельзя лучше,
путешественники, подражая почтенному Дж. Т. Мастону, начинали заметно
полнеть, и, доведись им провести в своей "тюрьме" еще несколько месяцев, они
вышли бы из нее совершенно неузнаваемыми. Одним словом, с ними происходило
то же, что и с цыплятами в клетке -- они жирели с каждым днем.

Глядя в окно, Барбикен видел труп пса. и прочие предметы, выкинутые из
снаряда, которые неотступно следовали за ними. Диана грустно подвывала при
виде останков Сателлита. Но весь этот хлам казался неподвижным, словно он
лежал на земле.

--Знаете ли, друзья,-- сказал Ардан,-- если бы один из нас не перенес
первого толчка при вылете, было бы очень трудно "предать земле" его останки,
то есть я хочу сказать "предать эфиру", так как здесь эфир заменяет землю.
Посмотрите на труп Сателлита, он преследует нас как угрызения совести!

-- Да, это было бы невесело,-- ответил Николь.

-- Ах,-- воскликнул Мишель.-- Я жалею только о том, что здесь нельзя
погулять! Какое было бы наслаждение парить в этом лучезарном эфире, купаться
и кувыркаться в живительных солнечных лучах! Если бы Барбикен догадался
запастись скафандром и воздушным насосом, я бы рискнул вылезти из снаряда и
умостился бы на нем в позе какой-нибудь "химеры" или "гиппогрифа".

-- Неисправимый мечтатель,-- рассмеялся Барбикен,-- поверь, что ты
недолго бы красовался в виде своего гиппогрифа, потому что, несмотря на
скафандр, тебя раздуло бы от содержащегося в тебе самом воздуха, ты лопнул
бы как граната или как воздушный шар, залетевший слишком высоко в небо.
Брось свои сожаления и запомни: пока мы парим в пустоте, всякие
сентиментальные прогулки за пределами снаряда запрещаются.

Мишель Ардан нехотя поддался убеждениям товарища. Он согласился, что
его мечты трудно выполнимы, но все же не невозможны, так как слова
"невозможно" в его словаре не существовало.

Беседа переходила с одной темы на другую и не прерывалась ни на минуту.

Трем друзьям казалось, что в их головах родятся самые разнообразные
идеи с тою же быстротой, как распускаются молодые побеги под первыми лучами
весеннего солнца. Они чувствовали себя просто переполненными "идеями".

Среди множества вопросов и ответов, обсуждавшихся в это утро, Николь
затронул вопрос, который озадачил друзей.

-- Вот что,-- сказал капитан,-- лететь на Луну, конечно, очень
интересно, а как-то мы вернемся назад? Собеседники с изумлением
переглянулись. Можно было подумать, что этот вопрос встал перед ними
впервые.

-- Что ты хочешь сказать? -- серьезно спросил Барбикен.

-- Мне кажется неуместным толковать о возвращении из страны, в которую
мы даже еще и не прибыли,-- добавил Мишель.

-- Я же не говорю об отступлении,-- возразил Николь,-- но я повторяю
свой вопрос: каким способом мы вернемся?

-- Этого я не знаю,-- ответил Барбикен.

-- А я и знал бы, все равно не вернулся бы,-- ответил Мишель.

-- Вот так ответ! -- воскликнул Николь.

-- Я его одобряю,-- заявил Барбикен.-- И прибавлю со своей стороны, что
ваш вопрос в настоящую минуту не имеет никакого существенного значения.
Впоследствии, если мы найдем нужным вернуться на Землю, мы и подумаем об
этом. Если колумбиады на Луне и не будет, то снаряд-то ведь всегда останется
с нами.

-- Хорошо утешение! Пуля без ружья!

-- Ружье всегда можно сделать,-- возразил Барбикен,-- порох тоже: ни в
металлах, ни в селитре, ни в угле не может быть недостатка в недрах Луны. К
тому же, чтобы возвратиться на Землю, нужно преодолеть лишь лунное
притяжение; достаточно будет подняться над Луной на восемь тысяч лье, чтобы
потом, в силу закона тяготения, снаряд сам собой упал на Землю.

-- Довольно,-- перебил Мишель, воодушевляясь.-- И слышать не хочу о
возвращении! Поговорили, и будет. А вот что касается сообщения с нашими
старыми земляками -- по-моему, наладить его будет нетрудно.

-- Каким же это образом?

-- Посредством болидов, извергаемых лунными вулканами.

-- Весьма остроумная идея, Мишель,-- серьезно сказал Барбикен.-- Лаплас
высчитал, что для отправления болида с Луны на Землю совершенно достаточно
силы, в дать раз превышающей метательную силу наших пушек. А ведь вулканы
обладают гораздо большей силой извержения.

-- Ура! -- закричалМишель.-- Болиды -- прекрасные почтальоны, и при
этом еще даровые! Ну и посмеемся же мы над нашим почтовым ведомством! Но я
думаю...

-- О чем ты думаешь?

-- Прекрасная идея! Как нам не пришло в голову прицепить к снаряду
проволоку! Мы могли бы обмениваться с Землей телеграммами!

-- Черт возьми! -- ответил Николь.-- А вес проволоки длиной в
восемьдесят шесть тысяч лье тебе нипочем?

-- Конечно, нипочем! Можно было только удвоить заряд колумбиады! Его
можно было бы утроить, учетверить, упятерить! -- кричал Мишель, все больше
разгорячаясь.

-- Против этого проекта,-- сказал Барбикен,-- я выскажу только одно
возражение. А именно, проволока при вращательном движении Земли наматывалась
бы на снаряд, как цепь на вал, и, стало быть, неизбежно притянула бы нас
обратно на Землю.

-- Что за дьявольщина! -- вскричал Мишель.-- Значит, все мои нынешние
идеи невыполнимы. Идеи, достойные Мастона! Кстати, я уверен, что если мы не
вернемся на Землю, то Мастон непременно навестит нас на Луне!

-- Не сомневаюсь в этом,-- горячо подтвердил Барбикен.-- Он верный и
смелый товарищ. Да к тому же это и не так уж трудно! Колумбиада прочно врыта
в землю Флориды! Хлопка и азотной кислоты для пироксилина хватит! Луна снова
пересечет зенит Флориды! Через восемнадцать лет она будет в точности в той
же самой точке, что и сейчас.

-- Ну еще бы,-- вторил Мишель,-- Мастон, конечно, навестит нас, а с ним
и наши друзья: Эльфистон, Бломсбери, все члены "Пушечного клуба"... Ну и
устроим же мы им прием! А там, глядишь, между Луной и Землей установятся уже
регулярные рейсы поездов и снарядов! Ура Мастону!

Если уважаемый Мастон и не был в состоянии расслышать эти "ура",
выкрикиваемые в его честь, то в ушах у него звенело наверняка. Что-то
поделывал он в это время? Стоял, бедняга, на своем наблюдательном посту в
Скалистых горах, на астрономической станции Лонгспика, и старался разыскать
в беспредельном пространстве снаряд колумбиады. Если он думал в эту минуту о
своих дорогих друзьях, то надо сказать, что и они не оставались в долгу, и
под влиянием какого-то странного возбуждения все их лучшие мысли к чувства
были связаны с ним.

Чем же, однако, объяснялось это усиливавшееся с -каждой минутой
возбуждение пассажиров снаряда? Лица их раскраснелись, точно они сидели
перед раскаленной печью: дыхание сделалось бурным: легкие работали как
кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое
слово вылетало из их уст как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали
беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего
удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения.
Однако они были трезвы, это не подлежало никакому сомнению. Следовало ли
приписать это странное мозговое возбуждение необычайной обстановке, близости
ночного светила, от которого их отделяло всего несколько часов пути, или
таинственному влиянию Луны на их нервную систему?

-- А теперь,-- резко произнес Николь,-- раз не известно, возвратимся ли
мы с Луны, я хочу знать, что мы станем на ней делать.

-- Что мы станем делать? -- воскликнул Барбикен, грозно топая ногой,
словно он находился в фехтовальном зале.-- Я этого и знать не хочу!

-- Ах, ты не знаешь? -- взревел Мишель, и его крик вызвал громкое эхо в
снаряде.

-- Нисколько об этом не забочусь! -- в унисон ему кричал Барбикен.

-- А я знаю! -- воскликнул Мишель.

-- Ну и скажи! -- завопил Николь, который тоже не в состоянии был
сдерживать раскаты своего голоса.

-- Захочу -- скажу! -- ответил Мишель, резко хватая товарища за руку.

-- Говори сию минуту,-- гремел Барбикен, сверкая глазами и грозя
кулаком.-- Ты увлек нас в это безумное путешествие, и мы желаем, наконец,
знать зачем!

-- Да,-- заорал Николь,-- если я не знаю, куда иду, то хочу знать,
зачем я иду!

-- Зачем! -- вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр.-- Ты хочешь
знать зачем? Затем, чтобы именем Соединенных Штатов завладеть Луной! Чтобы
присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать ее,
заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы
цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и,