Чтение 121–й страницы книги ~Падение Гипериона~

- Все передачи по мультилинии прекратились, оборвались на полуслове,
- доложил звездолет.

Сердце Консула забилось. "Жезл смерти"! Но нет, он не может поразить
все миры разом. Даже если бы сотни таких устройств сработали одновременно,
с кораблей ВКС и других отдаленных источников сообщения продолжали бы
поступать. Тогда что же?

- Представляется, что сообщения прерваны из-за возмущений в
передающей среде, - вновь подал голос корабль. - Хотя вряд ли такое
возможно.

Консул встал. Возмущения в передающей среде? Передающей средой
мультилинии, насколько известно, являлась суперструнная Планковская
структура самого пространства-времени: то, что ИскИны загадочно именовали
Связующей Пропастью. Нет, это невозможно.

Внезапно корабль объявил:

- Начало поступать сообщение по мультилинии. Источники передачи -
повсюду; режим передачи - реальное время.

Возмущенный столь бредовым заявлением Консул открыл было рот, но не
успел ничего сказать - туман в проекционной нише сгустился, и раздался
голос:

ВПРЕДЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННОГО КАНАЛА НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. ВЫ
МЕШАЕТЕ ТЕМ, КТО ПОЛЬЗУЕТСЯ ИМ В СЕРЬЕЗНЫХ ЦЕЛЯХ. ДОСТУП БУДЕТ
ВОССТАНОВЛЕН, КОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ДЛЯ ЧЕГО ОН. ДО СВИДАНИЯ.

Трое мужчин замерли. Воцарившуюся тишину нарушали лишь шум
вентиляторов да тысячи еле слышных звуков, производимых кораблем в полете.
Наконец Консул сказал:

- Корабль, дай по мультилинии стандартный опознавательный и наши
координаты. Добавь: "Принявших прошу ответить".

Наступила пауза - недопустимо долгая для сверхмощного компьютера -
почти ИскИна, которым в сущности являлся корабль. Наконец он ответил:

- Простите, это невозможно.

- Что такое? - изумился Консул.

- Дальнейшие передачи по мультилинии невозможны. Суперструны
перестали воспринимать колебания.

- Может, что-то стряслось с мультилинией? - спросил Тео, не отрывая
глаз от пустой проекционной ниши. Так зритель смотрит на экран, когда
фильм обрывается на самом интересном месте.

Корабль снова надолго задумался, затем резюмировал:

- В сущности, господин Лейн, мультилинии больше не существует.

- Черт побери! - пробормотал Консул и, осушив свой стакан, пошел к
бару за новой порцией. - Все то же древнее китайское проклятье.

Мелио Арундес поднял глаза.

- О чем вы?

Консул сделал большой глоток.

- Древнее китайское проклятие, - повторил он. - "Чтоб ты жил в
интересное время".

Словно компенсируя потерю мультилинии, корабль включил
внутрисистемные радиоканалы и перехваты переговоров по узким пучкам,
транслируя одновременно в реальном времени изображение сине-белого шара
Гипериона, который поворачивался и разрастался по мере приближения

Я выхожу из инфосферы Сети за миг до исчезновения всех се выходов и
входов.

Странно и дико наблюдать, как мегасфера пожирает самое себя. Ламия
Брон восприняла ее когда-то как организм, полуразумное существо, схожее
больше с экосистемой, чем с городом, и была права. Теперь, когда нуль-сеть
прекратила свое существование, мир, заключенный внутри нее, трещит и
обваливается, и одновременно рушится внешняя инфосфера - точно охваченный
огнем гигантский шатер, внезапно потерявший опоры, веревки и стойки.
Мегасфера уничтожает себя, как обезумевший от голода хищник, который
впивается в собственный хвост, пожирает внутренности, лапы, сердце - пока
от него не останутся одни челюсти, щелкающие в пустоте.

Метасфера, разумеется, никуда не делась. Но теперь в ней страшнее,
чем когда бы то ни было.

Черные леса неизвестного пространства-времени.

Голоса ночи.

Львы.

И тигры.

И медведи.

Связующая Пропасть корчится в конвульсиях, транслируя в человеческую
вселенную единственную свою информацию - крик. Так волны землетрясения
проходят сквозь толщу камня. Пролетая над Гиперионом, я не могу сдержать
улыбку. Похоже, аналогу Бога надоело попустительствовать муравьям,
царапающим всякую ерунду на его пятках.

В метасфере я что-то не заметил Бога - ни одного из них. Впрочем, я и
не ищу их: у меня и без того хватает проблем.

Черные вихри входов в Сеть и Техно-Центр исчезли, удалены из
пространства-времени, словно бородавки. Исчезли в полном смысле этого
слова - как волны, когда проходит шторм.

Похоже, я здесь так и застряну, если не отважусь бросить вызов
метасфере.

А я не решаюсь. Пока.

Но ведь я хотел попасть именно сюда. От инфосферы в системе Гипериона
почти ничего не осталось - жалкие крохи на планете и несколько нитей между
кораблями ВКС исчезают буквально на глазах, как лужицы под солнечными
лучами, но сквозь непроглядную тьму метасферы, словно маяки, светятся
Гробницы Времени. Если нуль-каналы походили на черные вихри, то Гробницы -
на отверстия, из которых льется ослепительное сияние.

И я устремляюсь к этому свету. До сих пор я был только Предтечей,
персонажем и зрителем чужих снов. Настало время сделать что-нибудь самому.

Сол Вайнтрауб ждал.

Прошли часы с того момента, как он отдал свое единственное дитя
Шрайку, и несколько дней с тех пор, как он последний раз ел или спал.
Вокруг то бушевала, то утихала буря. Гробницы светились и громыхали, как
взбесившиеся реакторы, а темпоральные приливы по-прежнему сотрясали
долину. Но все это время Сол ждал, прильнув к каменным ступеням Сфинкса.
Ждал и сейчас.

В полуобмороке, измученный усталостью и страхом за дочь, Сол вдруг
обнаружил, что мозг его лихорадочно работает, а голова ясна как никогда.

Почти всю жизнь, с самого начала своей научной деятельности, Сол
Вайнтрауб, историк-филолог-философ, занимался этическими аспектами
религии. А ведь религия и этика далеко не всегда - точнее, очень редко -
совместимы. Требования, налагаемые на человека религиозным абсолютизмом,
фундаментализмом или релятивизмом, зачастую отражали худшие черты
современной культуры или просто предрассудки, но не принципы, которые
помогли бы людям и Богу сосуществовать на основах подлинной
справедливости. Самый знаменитый труд Сола - "Авраамова дилемма" (в конце
концов он остановился на этом названии, и неожиданно для автора книга
сделалась бестселлером, хотя писалась для узкого круга коллег) - родился в
годы, когда Рахиль таяла от болезни Мерлина. Сол подвергал в нем
детальному анализу труднейший выбор, стоявший перед Авраамом, -
подчиниться или не подчиниться приказу Бога, принести или не принести в
жертву ему сына.

Сол писал, что примитивные времена требуют примитивного повиновения.
Потомки Авраама духовно выросли: родители уже предлагали в жертву самих
себя, как это было в мрачный период печей, запятнавших историю Старой
Земли. Теперь же, как он полагал, вообще не могло быть речи о
жертвоприношении. Каков бы ни был образ Божий в человеческом сознании -
рассматривать ли его как проявление подсознания со всеми его
реваншистскими потребностями или как сознательное стремление к
нравственному совершенству, - необходимо отказаться от самой идеи
жертвоприношения. Жертвоприношение - и согласие на него - вписано в
историю человечества кровавыми буквами.

И все же несколько часов - несколько эпох назад Сол Вайнтрауб
собственными руками передал единственное дитя отродью смерти.

На протяжении многих лет голос из сна приказывал ему совершить это. И
всякий раз Сол отказывался. Он согласился лишь когда времени не осталось,
а надежда умерла. Когда он понял, что голос, который он и Сара все эти
годы слышали во сне, не был голосом ни бога, ни дьявола, ни Шрайка.

То был голос их дочери.

Скорбь на миг отступила, и Сол неожиданно осознал, почему Авраам
согласился принести в жертву Исаака, сына своего, как повелел ему Господь.

Авраам сделал это не из покорности.

И не потому, что любовь к Богу пересилила в нем любовь к сыну.

АВРААМ ИСПЫТЫВАЛ БОГА.

Отвергнув в последний момент жертвоприношение и отведя нож, Бог в
глазах Авраама и сердцах его потомков заслужил право стать его, Авраамовым
Богом.

И Сол содрогнулся, представив себе, что значила для Авраама его
решительная, лишенная какого бы то ни было притворства позиция, искренняя
готовность принести сына в жертву, укрепившая связь между Высшей Силой и
человечеством. В глубине души Авраам знал, что решится убить сына, и Бог,
каков бы ни был его образ, тоже это знал, чувствовал скорбь Авраама и его
решимость.

Не ради жертвоприношения отправился в пустыню Авраам, а чтобы раз и