владельцем имущества, которое она не сможет отнять. Раз вы собираетесь
жить в деревне, то я подарю вам небольшое именьице близ замка Лириас, в
четырех милях от Валенсии. Вы там бывали. Мы можем сделать вам этот
подарок, нисколько себя не обременяя. Смею вас заверить, что дон Сесар
одобрит мое намерение и что оно доставит искреннее удовольствие Серафине.
Умиленный его добрым сердцем еще в большей мере, чем его благодеянием, я
поцеловал ему руку и сказал:
меня тем приятнее, что вы сделали его раньше, чем узнали об услуге,
которую я вам оказал. Я особенно рад тому, что буду обязан им не вашей
признательности, а вашему великодушию.
заключалась эта пресловутая услуга. Я объяснил ему, и мой рассказ еще
усилил его удивление. Ни он, ни барон Штейнбах никак не ожидали, что
валенсийское губернаторство досталось ему по моей протекции. Тем не менее,
убедившись в этом, дон Альфонсо сказал мне:
ограничиться таким незначительным подарком, как поместье Лириас, но буду
вам выплачивать еще ежегодную пенсию в две тысячи дукатов.
во мне жадности. Богатство способно только меня развратить. Увы, я это уже
испытал. Охотно принимаю от вас поместье Лириас и заживу там в полном
довольстве на те деньги, которые у меня имеются. Этого с меня вполне
достаточно, и я не только не жажду большего, но предпочту потерять то, что
окажется для меня лишним. Богатство тяготит человека в уединении, ибо он
ищет там одного только спокойствия.
обрадовался нашей встрече не меньше своего сына. Когда же ему сказали, чем
обязана мне его семья, то он тоже стал настаивать, чтобы я согласился
принять пенсию, от чего я наотрез отказался. Тогда отец и сын тут же
повели меня к нотариусу и, приказав составить дарственную, подписали ее с
гораздо большим удовольствием, чем если бы это касалось какого-нибудь
акта, сулившего им большие выгоды. По оформлении документа они вручили мне
его, сказав, что поместье Лириас им больше уже не принадлежит и что я могу
вступить во владение им, когда мне заблагорассудится. Затем они вернулись
к барону Штейнбаху, а я помчался на постоялый двор, где привел в полный
восторг своего секретаря, сообщив ему, что у нас есть поместье в
Валенсийском королевстве, и рассказав, как я сделал это приобретение.
уверить, что это прекрасное место для уединения. Я знаю его, так как мне
пришлось несколько раз бывать там в качестве управителя сеньоров Лейва.
Это маленький домик, расположенный в очаровательной местности на берегу
Гвадалавиара, близ поселка с пятью или шестью хижинами.
будет там хорошая дичь, беникарлское вино и отличный мускат. А потому,
хозяин, покинем поскорее сей суетный мир и поедем в нашу пустынь.
сперва завернуть в Астурию. Мои родители живут там в бедности, и я намерен
забрать их с собой в Лириас, где они проведут на покое остаток своих дней.
Быть может, небо ниспослало мне это убежище только для того, чтобы я их
там приютил, и оно накажет меня, если я этого не исполню.
карете; поспешим с покупкой мулов и двинемся в Овьедо.
непременным долгом разделить удовольствия этого уединенного уголка с
виновниками моих дней. Не далек уже час, когда мы там очутимся, и я хочу
по прибытии написать на дверях своего дома золотыми буквами такое
латинское двустишие:
КНИГА ДЕСЯТАЯ
герцога Лерму кардиналом (*175). Папа этот, желая ввести инквизицию в
Неаполитанском королевстве, облачил в пурпур испанского министра, дабы
заставить Филиппа одобрить столь похвальное намерение. Все, хорошо знавшие
этого нового члена конклава, находили, как и я, что церковь сделала весьма
ценное приобретение. Сипион, предпочитавший видеть меня снова в блестящей
придворной должности, нежели погребенным в сельском уединении, посоветовал
мне показаться на глаза кардиналу.
освобожденным по королевскому приказу, уже не сочтет нужным притворяться
рассерженным и сможет принять вас к себе на службу.
я получил свободу лишь с условием немедленного выезда за пределы обеих
Кастилии. Неужели вы думаете, что мне уже наскучил мой замок Лириас?
Говорю и повторяю: если бы герцог Лерма вернул мне свою милость, если бы
даже он предложил мне место дона Родриго Кальдерона, я бы отказался. Мое
решение твердо: я хочу поехать в Овьедо, захватить своих родителей и
удалиться с ними в окрестности Валенсии. Если же, друг мой, ты
раскаиваешься в том, что связал свою судьбу с моей, то тебе стоит только
сказать: я готов отдать тебе половину своей наличности; ты останешься в
Мадриде и будешь по мере возможности делать карьеру.
- как можете вы подозревать меня в нежелании последовать за вами в
уединение! Это подозрение оскорбляет мое усердие и мою привязанность к
вам. Как! Неужели Сипион, этот верный слуга, который, чтобы разделить с
барином его невзгоды, готов был провести остаток дней своих в Сеговийской
крепости, лишь с сожалением отправится с вами в места, обещающие ему сотни
приятностей! Нет, нет, я совсем не хочу отвращать вас от вашего намерения.
Я должен вам признаться в своей хитрости: советуя вам показаться на глаза
герцогу Лерме, я только хотел испытать, не сохранилось ли у вас в душе еще
несколько крупинок честолюбия. Ну, что ж! Коль скоро вы совсем отреклись
от почестей, то покинем поскорее двор, чтобы отдаться тем невинным и
сладостным удовольствиям, о которых мы составили себе столь чарующее
представление.
запряженной двумя добрыми мулами; правил ими парень, которого я счел
нужным нанять для усиления своей свиты. Первая моя ночевка была в
Алькала-де-Энарес, вторая - в Сеговии. Не желая задерживаться, я не
навестил великодушного коменданта Тордесильяса и прямо поехал в Пеньяфьель
на Дуэро, а на следующий день - в Вальядолид. При виде этого города я не
сумел удержать глубокого вздоха. Мой спутник, услыхав его, спросил о
причине.
медициной; теперь совесть втайне меня упрекает: мне кажется, точно все
убитые мною больные выходят из гробов, чтобы растерзать меня в клочья.
Сантильяна, вы слишком добры. С чего вам раскаиваться в том, что вы
занимались своим ремеслом? Посмотрите на самых старых врачей: разве они
мучатся такими угрызениями? Ничуть не бывало! Они продолжают самым
спокойным манером делать свое дело, сваливая все скорбные последствия на
природу и приписывая себе все счастливые случайности.
неукоснительно следовал, был именно такого нрава. Видя, как ежедневно два
десятка человек умирают под его рукой, он все-таки настолько был уверен в
целительности обильного питья и кровопусканий из руки, которые называл
своими панацеями против всякого рода болезней, что, вместо того чтобы
обвинять свой способ лечения, он воображал, будто больные умирают только
от недостаточного кровопускания и потребления воды.
действительно, уникум!
ему, - то завтра же сумеешь удовлетворить свое любопытство, лишь бы только
Санградо был жив и все еще находился в Вальядолиде. Впрочем, мне не
верится, что это так, ибо он был уже стар, когда я с ним расстался, а с
тех пор протекло немало годов.
осведомился об упомянутом докторе. Мы узнали, что он еще не умер, но, по
старости лет не будучи в состоянии ходить по визитам и много двигаться,
уступил поле брани трем-четырем лекарям, прославившимся другим методом,
который был ничуть не лучше санградовского. Поэтому мы порешили провести
весь следующий день в Вальядолиде как для того, чтобы дать отдых своим
мулам, так и с целью повидать доктора Санградо. Мы отправились к нему на
другое утро часам к десяти и застали его в кресле с книгою в руках. Увидев
нас, он тотчас же поднялся, пошел нам навстречу шагом, довольно бодрым для
семидесятилетнего старца, и спросил, что нам угодно.