вспыхнула красная лампочка. Секунду погодя дверцы разъехались и выпусти-
ли в холл литератора Мишусина с пухлой папкой под мышкой.
уже бодро трусил по ковровой дорожке к алтарю с жертвенным огнем. Вид у
него был слегка встрепанный, но он хорохорился - мол, и не такое видали!
Бессмертные обратили на него взоры; Мишусин раскланивался направо и на-
лево; папку вынул из-под мышки и нес перед собою обеими руками.
нему ладонь, на которую мгновенно притихший Мишусин и положил свою пап-
ку. Жрица покачала рукою в воздухе, как бы взвешивая труд Мишусина, и
неторопливо направилась к жертвенной чаше, держа в другой руке железные
щипцы. Мишусин, затаив дыхание, следил за нею.
лению к пьедесталу.
выражение. Однако он не осмелился перечить и, осторожно ступая, прибли-
зился к деревянной лесенке. Ирина взяла его за руку и возвела на желез-
ный пьедестал, сама же заняла место у рукояти. Любаша тем временем раз-
вязала тесемки папки, прислонив щипцы к чаше, и прочла название:
писи скользнули к язычкам пламени, на лету загораясь и покрывая днище
чаши горящими лоскутами. Любаша деловито взялась за щипцы и перемешала
горящие листы. Огонь занялся так ярко и споро, будто роман был пропитан
бензином. Мишусин же, стоя на пьедестале, бормотал:
тавив лишь облачко серого дыма, которое взлетело к потолку и там исчезло
в вентиляционной решетке... Бледный, как рукопись, Мишусин стоял ни жив
ни мертв на фоне кирпичной кладки.
Михайловна двумя руками нажала на железную рукоять.
лился вниз, исчез, как облачко дыма в вентиляции, проследовав, правда, в
противоположном направлении. Несколько секунд был слышен характерный
грохот, сопровождающий падение груды хлама в мусоропровод, -удаляющийся
лязг, шум, шуршание на фоне долгого, как паровозный гудок, вопля нес-
частного. Все завершилось глухим страшным ударом где-то далеко внизу,
после которого наступила мертвая тишина.
бимцем публики, с растрепанной пачкой стихов в руках. Скользнув по нак-
лонной дорожке к алтарю, он поцеловал Любаше ручку и легко взбежал на
пьедестал, как на место, казавшееся ему привычным. Раскланявшись, он
сделал жест рукою, но лишь только начал читать стихи, как его рукописи
под стук посоха старца обратились в пепел и поэт последовал туда же, ку-
да и Мишусин. Несколько секунд из открытого люка доносились его строчки,
нараспев произносимые на лету, а потом крышка заняла прежнее положение.
густыми бровями на розовом лице, которое можно было бы назвать красивым,
если бы не маска самодовольной значительности, которая к нему приросла.
Автор узнал его - именно он когда-то поставил на его рукописи резолюцию
"для стенгазеты". Теперь автор не без удовлетворения смотрел на его
казнь. Редактор с достоинством протянул Любаше тоненькую папку и, повер-
нувшись к бессмертным, оглядел каждого.
даты... - под эти слова он начал восхождение на крышку мусоропровода.
манные рассказы" - и швырнула их в огонь. Рассказы горели с копотью и
неприятным запахом, похожим на тот, что бывает, когда горит резина. Об-
виняемый встретил приговор с удивлением, пытаясь апеллировать к суду, но
милорд прервал его: Выдумывать надо, милейший!
долго задержался в холле - кажется, приставал к жрице. Но, отшитый Са-
шенькой, все же оказался на эшафоте, где стоял нетвердо, норовя упасть.
Отличительной особенностью его рукописей были орфографические ошибки в
названиях повестей и запах коньяка, распространившийся в зале, когда они
горели. Он что-то бормотал, кому-то угрожал и довольно-таки накалил ат-
мосферу; когда же проваливался, успел выставить локти и застрял в люке,
так что Ирине пришлось огреть его каминными щипцами, одолженными у Любы,
после чего прозаик канул в небытие.
та и инстинктивно втянул голову в плечи. Там толпилось литературное на-
чальство с фирменными папочками в руках. Они улыбались жрице и расшарки-
вались, будто их ждал прием в консульстве, затем проследовали к алтарю
все трое: впереди небольшой пузатый человек с красным лицом и маленькими
заплывшими глазками, за ним - молодой с аккуратной гривкой и при галсту-
ке, а следом - женщина с восковым лицом старой куклы.
рел сквозь него невидящими глазами, и ладошка начальства повисла в воз-
духе. В рукописи оказались стихи, которые сгорели, не успел он дойти до
эшафота. Однако на эшафоте толстячок вдруг принял из рук молодого бума-
гу, развернул ее и начал читать приветствие святейшей литературной инк-
визиции, в то время как помощники стояли у ног в почетном карауле. Но
едва он прочитал первые слова: "Уважаемые юбиляры!" -как последние еди-
нодушно произнесли приговор и толстячок с листочком в руках исчез в лю-
ке. Помощники недоуменно переглянулись и, точно по команде, последовали
за ним самостоятельно. Молодой человек с гривкой, сложив ладони на гру-
ди, прыгнул в отверстие головою вниз, а восковая кукла ловко перелезла
через край люка и рухнула туда с дребезжанием и повизгиваниями, напоми-
навшими крики юной купальщицы, входящей в холодное море.
жизнь в благословенной тени пушкинской славы. Любаша прочла название ру-
кописи, посвященной исследованию некоторых фигур на полях пушкинских
черновиков. Исследователь считал их искаженными портретами приближенных
к государю людей. Рукопись была передана бессмертным и просмотрена самим
автором черновиков. После короткого совещания мистер Стерн объявил:
вый литературный наставник, к которому сочинитель носил свои юношеские
стихотворные опыты, с благоговейным вниманием выслушивая его советы и
наставления. Они давно уже не встречались, но автор сохранил в душе бла-
годарность. Потому его сердце сжалось, предчувствуя зловещую процедуру.
рожными шажками передвигался по наклонной дорожке навстречу гибельному
огню. В руках его была папка - автор видел ее не раз, - куда он склады-
вал лучшие свои стихи. Ни одно из них не было опубликовано. Очень часто
в те далекие времена, говоря с учениками, он напоминал, что публикация
не является целью сочинителя и, если творения того достойны, они непре-
менно когда-нибудь увидят свет. Кажется, только теперь автор понял, за
какое жестокое дело взялся, - когда увидел своего старика, ступенька за
ступенькой одолевающего лесенку на эшафот.
ши: "Не горит!".
сожженных рукописей, светился раскаленный прямоугольник бумаги с черными
строчками на нем, написанными наклонным почерком учителя. Любаша ловко
схватила щипцами листок и вынула его из чаши. Он потемнел, остывая, и
строчки обозначились на нем золотыми буквами.
том стихотворения и произносил приговор, определяя - сколько лет прожи-
вут эти стихи после смерти поэта. Наконец старейшина, утверждая приго-
вор, проговорил: "Пятьдесят лет!". Ему с высоты двух тысячелетий этот
срок, вероятно, казался мизерным.
слезы. Великое счастье сохранить себя после смерти! Хоть на миг, хоть на
месяц, хоть на несколько лет - но продлиться в мире, разговаривая с жи-
выми и напутствуя их в скорбном движении к смерти. Даже короткая жизнь
души зарабатывается потом и кровью, бессмертие же даруется тому, кто
трудился, любил и не предавал себя...
руки отвели его на дубовую скамью, где он остался сидеть, бережно сжимая
листок и перечитывая строчки, подарившие ему жизнь после смерти.
мертия - молодые и старые, с толстыми романами и тоненькими рассказами,
со стихами и очерками, драмами и комедиями. Густой черный дым валил к
потолку, Любаша вся перепачкалась в саже; она приплясывала у жертвенного
огня, орудуя щипцами - чистая ведьма! - и подкидывала в огонь новые и
новые творения сочинителей. Пахло горелой бумагой, литераторы провалива-
лись в Лету со скоростыо курьерского поезда, так что Ирина натерла мо-
золь на ладони от беспрерывного нажимания на рукоять люка. Из лифта ва-
лом валил народ: иной раз прибывало человек по тридцать из какой-нибудь
республики. Они устраивали на алтаре гомон, как на восточном базаре, жа-
Русанов Владислав
Махров Алексей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Орлов Алекс