нам известны, и мы пришлем тебе чего-нибудь такого, чтобы ты набрался
терпения, дожидаясь нас.
стены из зелени, как на столе перед Питу возникли новая колбаса, второй
каравай и третья бутылка вина.
же время сильно встревожен.
чувство голода.
непреодолимую потребность отдать должное принесенным ему яствам и с пылом,
который мы за ним уже знаем, утолял эту потребность до самого прихода Бийо,
который вернулся один и молча, но с просветлевшим лицом, в котором
отражалось чувство, напоминавшее радость, опустился на стул напротив Питу.
Глава 9
ЛОЖА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР
что поведали, миновала целая неделя, - итак, если наши читатели пожелают
вновь встретиться кое с кем из главных действующих лиц нашей истории, лиц,
которые не только играли роль в прошлом, но и предназначены играть ее в
будущем, мы приглашаем их присесть у фонтана на улице Платриер, к которому
приходил когда-то мальчик Жильбер, гость Руссо, чтобы обмакнуть в его воду
свой черствый хлеб. Оказавшись здесь, мы поведем наблюдение и пойдем за
одним человеком, который вскоре должен здесь оказаться, и мы узнаем его, но
уже не по форменному платью представителя от провинций - платью, которое
после отъезда ста тысяч депутатов, присланных Францией, неизбежно привлекло
бы к себе повышенное внимание окружающих, а наш герой отнюдь не стремится к
этому, - но в простом и более привычном наряде богатого фермера из парижских
окрестностей.
как Бийо; он шагает по улице Сент-Оноре мимо решеток Пале-Рояля который с
недавним возвращением герцога Орлеанского, более восьми месяцев пробывшего в
лондонском изгнании, вновь обрел свое ночное великолепие, - сворачивает
налево, на улицу Гренель, и без колебаний устремляется по улице Платриер.
нерешительно останавливается, но не потому, что ему не хватает духу, тем,
кто его знает, хорошо известно, что, если отважный фермер решил идти хоть в
самый ад, он пойдет туда не бледнея, - но явно потому, что нетвердо знает
дорогу.
следим за ним, не спуская с него глаз, - нетрудно убедиться, что он
осматривает и изучает каждую дверь, как человек, не желающий ошибиться
адресом.
так и не найдя того, что искал; дальше проход перегорожен толпой граждан,
которые остановились возле кучки музыкантов, откуда раздается голос,
распевающий песенки на злобу дня; быть может, эти песенки не возбудили бы
столь острого любопытства, если бы в каждую из них не были вставлены
один-два куплета с выпадами против известных лиц.
Поскольку Национальное собрание заседало в помещении Манежа, то разные
группировки внутри Собрания приобрели свойства лошадиных мастей вороные и
белые, чалые и гнедые - и, мало того, депутаты получили лошадиные клички:
Мирабо окрестили Удалым, графа де Клермон-Тоннера - Пугливым, аббата Мори -
Шальным, Туре - Грозой, а Байи - Везунчиком.
справедливые нападки, потом взял направо, проскользнул вдоль стены и скрылся
из виду.
стороны ее, так и не вынырнул с другой.
людей.
начертаны три буквы, которые, вне всякого сомнения, служат символом
нынешнего собрания, а наутро будут стерты.
несколько ступеней, потом идем по темному коридору.
подтверждающий первый: Бийо, внимательно рассмотрев три буквы, служившие ему
явно недостаточно точным указанием, поскольку он, как мы помним, не умел
читать, принялся считать ступени, по которым шел вниз, и, добравшись до
восьмой ступени, отважно устремился в проход.
газету или делал вид, будто читает.
палец.
висячего замка.
отворил находившуюся справа от него дверь, которую совершенно невозможно
было разглядеть, пока она была закрыта, и перед Бийо открылась крутая
лестница с узкими ступенями, уводившая под землю.
прервал молчание, на которое, казалось, обрек сам себя, и вполголоса сказал:
направился прямо к драпировке, отвел ее и очутился в большой круглой
подземной зале, где собралось уже человек пятьдесят.
назад, вслед за Руссо.
на которых были изображены переплетенные циркуль, угольник и отвес.
середину круга, но была бессильна осветить тех, кто, не желая быть узнанным,
держался ближе к стене.
помост, на который вели четыре ступени; в глубине помоста, поближе к стене,
одиноко возвышались стол и пустое кресло, предназначенное для председателя.
места для ходьбы уже не оставалось. Здесь были люди всех сословий и рангов,
от крестьянина до принца, приходившие один за другим тем же путем, что и
Бийо; у одних были здесь знакомые, другие никого не знали; одни выбирали
себе места наугад, другие согласно своим симпатиям.
то был просто масон, либо шарф иллюмината, если то был одновременно и масон,
и иллюминат, то есть приобщенный к великой тайне.
фартуки каменщиков.
наконец, третий - мужчина лет сорока двух, судя по манерам, принадлежавший к
высшему слою общества.
более скромных членов сообщества, но через несколько секунд после его
прихода отворилась замаскированная дверь, и перед собравшимися предстал
председатель, носивший одновременно знаки отличия Большого Востока и
Великого Копта.
склонялись все головы, был не кто иной, как его недавний знакомый по
празднику Федерации.
новых адептов; я должен дать вам отчет в своих действиях начиная с того дня,
как я взялся за свой труд, и по сию пору; потому что труд мой день ото дня
становится все тяжелее, и вы должны знать, по-прежнему ли я достоин вашего
доверия, а я должен знать, по-прежнему ли вы удостаиваете меня доверием.
Лишь получая от вас свет и возвращая вам его, могу я шагать по темному,
ужасному пути, на который я вступил. Итак, пускай в этой зале останутся одни
вожди ордена, чтобы мы могли принять или отвергнуть трех новых членов,
явившихся к вам. Затем, когда эти трое членов будут приняты или отвергнуты,
все от первого до последнего вернутся на заседание, потому что я желаю
отчитаться в своих поступках не перед кружком избранных, а перед всеми и от
всех получить порицание или принять благодарность.
председатель; за ней открылось просторное сводчатое помещение, похожее на
подземелье древней базилики, и безмолвная, похожая на процессию призраков
толпа хлынула туда, под аркады, скудно освещенные немногочисленными лампами,
дававшими ровно столько света, чтобы, как сказал поэт, мрак был виднее.
от друга.