решающую минуту. Ее начнут уговаривать и уламывать, в конце концов она
уступит, а в результате только даром потратит время и будет казаться
последней дурочкой. Из гордости, а может, из простого тщеславия Элистэ
начала пить. Настой оказался чудовищно сладким и густым, с каким-то
горьковатым, даже тошнотворным привкусом. Стоит поперхнуться или, того
хуже, не удержать мерзкого пойла - и стыда не оберешься. Она заставила
себя проглотить настой, не обращая внимания на вкус, и вернула Зуку пустую
кружку.
крайней мере, ей показалось, потому что она ничего не услышала. А,
возможно, настой уже стал оказывать свое действие, притупляя восприятие.
Две или три минуты она смотрела, как Дреф и Зук возятся у второго ящика,
но уже не понимала, что именно они делают: она вдруг разом отупела, а
потом зевнула во весь рот. Поразительно, до чего быстро сработало варево.
Элистэ ощущала, как сон холодком растекается по жилам, обволакивает тело и
разум, замедляет жизненные процессы. Может, ей дали слишком большую дозу,
и она сейчас не уснет, а умрет? Полагалось бы испугаться, но Элистэ так
расслабилась, что не осталось сил бороться. Ощущение и в самом деле не
было неприятным. Сомнения и тревоги отступили, на нее снизошла
неестественная, но безмятежная благодать. Скоро она целиком отдастся во
власть сна, который подхватит ее и унесет на своих крыльях. Но минутку она
еще протянет, всего минутку - посмотреть, что там делают Дреф и Зук, хотя
различать их становилось все труднее и труднее: они были далеко-далеко и
словно в тумане.
сосредоточиться, но увидела только бесформенный силуэт. Оказалось, что она
стоит на коленях, опершись подбородком и руками о край ящика. Элистэ
почувствовала, как Дреф взял ее за плечи - от его рук исходило тепло - и
осторожно уложил на дно. Самодельная подушка - сложенная скатерть или
что-то из одежды - легла ей под голову на необтесанные сосновые доски.
Мгновенное легкое прикосновение к щеке двух его пальцев - или это ей
только приснилось? Теперь все окончательно поплыло у Элистэ перед глазами,
а потом она провалилась в забытье без всяких сновидений.
книги. Стук молотка, когда забивали крышку, тоже не дошел до ее слуха.
Элистэ не знала, что рано утром ящик, в котором она лежала, вынесли вместе
с другим из посреднической конторы Зука и взгромоздили на большую грузовую
телегу, в которой уже тесно стояли короба, сундуки и бочонки, отбывающие в
разные провинциальные города и местечки. И ни малейшей искры не
промелькнуло в ее отключенном сознании, когда возница, забрав последнюю
партию груза, тронул с места громоздкую телегу и она со скрипом поползла
по серым безлюдным улицам к Северным воротам.
была всегда и пребудет впредь. Давным-давно, в незапамятные времена, как
смутно Ей вспоминалось, глаза Ее были обращены на север. Перед Нею до
самого горизонта расстилался сельский простор; позади лежал город. С этой
высокой точки открывался прекрасный обзор, здесь Она и несла денно и нощно
свою вахту, в любую минуту готовая поднять тревогу. Трижды в Ее прошлом
существовании Она это делала, и пронзительный вой Ее сирены поднимал
людей, защитников Врат, на отражение наступающих чужеземных орд. Затем
долгий беспамятный сон смежил Ее железные веки, и Врата остались без
присмотра. Когда же Она снова очнулась, то увидела, что позиция Ее
изменилась. Теперь Она была обращена к городу, однако призвание Ее
осталось все тем же - предупреждать о противозаконных попытках пройти под
Вратами.
проникнуть, просочиться или иным способом осквернить Врата! Сколько
заговоров, сколько хитрых уловок! Разумеется, Буметта их всех обнаружила.
Никому из живущих на свете врагов нечего было и надеяться обмануть Ее
бдительность, ибо преступников выдавали их глаза, голоса, запах, замирание
сердца, прерывистое дыхание, ледяной ужас в жилах. Но прежде всего их
выдавали проблески и всплески мыслей, что прорывались сквозь жалкие
бесполезные ограждения из обмана и притворства и приводили в действие
сирену Буметты. Да, Она их всех вывела на чистую воду, и тем не менее они,
судя по всему, никак не могли понять бесполезность своих усилий, что было
удивительно.
поражали разнообразием, враги кишели повсюду, сам воздух был пропитан
злодейством. Вратам каждый миг грозила опасность, их сотни раз успели бы
осквернить, когда б не самоотверженность и проницательность Буметты. Врата
и люди, к ним приставленные, всем Ей обязаны. Всем. Но видит ли Она от них
должную благодарность и почитание? Буметта сильно подозревала, что нет.
даже Буметта с ее сверхъестественной восприимчивостью порой уставала, а
иной раз даже терялась, как, например, в эту самую минуту. К Вратам
подъехала телега. И повозка и возница были знакомы как Буметте, так и
людям - хранителям Врат. Этот возница со своей телегой много раз проезжал
под Вратами, и Буметта, как правило, не чуяла ничего подозрительного.
Однако время от времени у Нее возникало непонятное чувство; возникло оно и
теперь. Телега как телега, возница как возница, да и груз, скорее всего,
тоже самый обычный. И тем не менее что-то Ее тревожило, внушало
подозрения. Она ощущала какой-то непонятный подвох. Буметта и сама не
сумела бы объяснить почему, но чуяла двойную игру. Она не улавливала
ничьих потаенных мыслей, в противном случае не стала бы медлить; и все же
что-то было не так. Буметта наставила на телегу лопасти ушей, стеклянные
Ее глаза загорелись, но Она молчала - и слушала:
беззаботно, ибо все караульные знали этого возницу как твердокаменного
экспроприациониста и истинного патриота: по его доносу виконт во Нир
Шийярд угодил в Кокотту со всем семейством. Возница, по всем меркам, был
человек надежный.
начальник не стал вникать.
неопределенной тревоге.
тесноте; ее стопы, колени и темя упирались в деревянные стенки. Маленький
замкнутый мирок раскачивался и подрагивал, скрипел и стонал. У нее болели
голова и живот. Она сразу поняла, где находится; поняла и другое - если ее
начнет тошнить, хуже места для этого не придумаешь. Поэтому Элистэ лежала
тихо и, борясь с дурнотой, несколько раз глубоко вздохнула. Тонкая струйка
свежего воздуха просочилась в дырочку дюймах в шести от ее лица, и стало
легче.
свидетельствовал: наступил день. Но ей хотелось знать больше. Извернувшись
каким-то немыслимым образом, она прижалась глазом к отверстию: джутовые
мешки, дубовые бочонки, сосновые ящики - обычный груз, мало интересного, а
ничего другого не видно. Она не могла угадать ни часа суток, ни даже
светит ли солнце. Дреф говорил, что она проспит восемь-десять часов;
значит, сейчас никак не меньше десяти утра, а то и ближе к полудню. Если
возница тронулся в путь до рассвета, то Северные ворота они уже миновали.
Стало быть, из Шеррина выехали. Невероятно, вот только бы знать наверняка.
катилась спокойно; не подскакивала, как на столичных булыжниках, но время
от времени ухала в глубокую проселочную колею. Да, она выбралась из
Шеррина на свободу.
потрогала нависающий в нескольких дюймах деревянный настил. Крышка ящика -
об этом Элистэ ни на секунду не забывала - была заколочена. Ее упаковали,
как хозяйка - курицу, чтобы везти на рынок. Она поерзала - ей вдруг стало
неудобно и немножечко страшно. Ломило шею, глаза застилал мрак. Сейчас бы
снова заснуть, но сна не было ни в одном глазу - и уже не будет, она это
знала.
неудобств и качаясь из стороны в сторону. В тщетных потугах расслабиться
она вертелась, пытаясь улечься то так, то эдак, чтобы распрямить затекшие
члены, но границы отведенного ей пространства не позволяли принять удобную
позу. Ей подумалось, что Дреф, возможно, тоже проснулся и страдает ничуть
не меньше. Даже больше - при его-то росте. Если, конечно, он не задохнулся
или не погиб от избытка наркотика. Нет, Дреф достаточно умен и
предусмотрителен, такие поддающиеся расчету последствия он наверняка
исключил. Правда, и Дреф может ошибиться раз в жизни...
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Курылев Олег
Лукьяненко Сергей
Каргалов Вадим
Березин Федор