закрыть заседание.
день. Члены палаты стали расходиться. Поклонившись королевскому креслу,
лорды покидали зал. Их смех еще звучал в коридорах, теряясь где-то в
отдалении. Кроме официальных выходов, во всех залах заседаний есть еще
много дверей, скрытых коврами, лепными украшениями стен и нишами;
просачиваясь в эти выходы, как просачивается влага в трещины сосуда,
публика быстро освобождает помещение. В несколько минут зал пустеет. Такие
перемены наступают быстро, почти без переходов. В местах шумных сборищ
сразу же воцаряется безмолвие.
оказаться как бы на другой планете. Гуинплен вдруг словно очнулся. Он был
один в пустом зале; он и не заметил, как закрыли заседание. Все пэры
куда-то исчезли, даже оба его восприемника. Осталось лишь несколько
служителей палаты, ожидавших ухода "его милости", чтобы покрыть чехлами
мебель и погасить свет. Он машинально надел шляпу, сошел со своей скамьи и
направился к большим дверям, распахнутым в галерею. Когда он проходил мимо
перил, привратник снял с него пэрскую мантию. Он едва обратил на это
внимание. Мгновение спустя он был уже в галерее.
вышел, не поклонившись трону,
8. БЫЛ БЫ ХОРОШИМ БРАТОМ, ЕСЛИ БЫ НЕ БЫЛ ПРИМЕРНЫМ СЫНОМ
откуда успели убрать кресло и столы и где не оставалось больше никаких
следов церемонии его посвящения в пэры. Горевшие на равном расстоянии друг
от друга люстры и канделябры указывали ему путь к выходу. Благодаря этой
веренице огней Гуинплену удалось легко отыскать в путанице залов и
коридоров дорогу, по которой он шел в палату вслед за герольдмейстером и
приставом черного жезла. Он не встретил ни души, если не считать
нескольких замешкавшихся старых лордов, тяжелыми шагании бредущих к
выходу.
неясный гул человеческих голосов, необычный для такого места и в столь
поздний час. Он направился в ту сторону, откуда доносился шум, и очутился
в широком, слабо освещенном вестибюле, служившем выходом из платы. Сквозь
распахнутую стеклянную дверь виден был подъезд, лакей с факелами, площадь
и ряд карет, ожидавших у подъезда.
бурно жестикулировали и громко о чем-то спорили. Незамеченный в полумраке
Гуинплен подошел ближе.
толпились у выхода, а какой-то человек в шляпе, как и они, стоял перед
ними, гордо вскинув голову и преграждая им дорогу.
себя парламентское одеяние и были в обыкновенном платье.
зеленые с оранжевыми завитками; его костюм, сверху донизу расшитый
золотыми галунами, был украшен у ворота и на рукавах целыми каскадами лент
и кружев; левой рукой он крепко сжимал рукоять висевшей сбоку шпаги, на
бархатных ножнах и на перевязи которой были вышиты золотом адмиральские
якоря.
лордам:
Извольте. Вы не трусы. Вы идиоты. Вы все накинулись на одного. Это не
трусость? Пожалуй. В таком случае это глупость. Вы слушали, но ровно
ничего не поняли. Старики здесь тугоухи, а молодежь тупоумна. Я в
достаточной мере принадлежу к вашей среде, чтобы иметь право высказывать
вам такие истины. Этот новый лорд - существо странное, он наговорил кучу
нелепостей, - согласен, но среди этих нелепостей было и много верного. Его
речь была сбивчива, бестолкова, он произнес ее неумело, - не спорю; он
слишком часто повторял "знаете ли вы, знаете ли вы", но человек, еще вчера
бывший ярмарочным фигляром, не обязан говорить, как Аристотель или как
Гильберт Барнет, епископ Сарумский. Его слова о нечисти, о львах, его
обращение к помощникам клерков - все это было безвкусно. Черт возьми! Кто
же спорит с вами? Это была безрассудная, беспорядочная речь, где все было
спутано, но иногда в ней проскальзывала настоящая правда. Говорить так,
как он, не будучи опытным оратором, - это уже немалая заслуга. Хотел бы я
увидеть вас на его месте. То, что он рассказал о прокаженных
Бертон-Лезерса - факт бесспорный. К тому же не он первый говорит глупости
в парламенте. Наконец, милорды, я не люблю, когда все нападают на одного,
таков уж мой характер, а потому разрешите мне считать себя оскорбленным.
Ваше поведение не нравится мне, я возмущен. Я не очень-то верю в бога, но
когда он совершает добрые поступки, что случается с ним не каждый день, я
готов склониться к мысли, что он существует; поэтому, например, я весьма
признателен ему, если только он есть, за то, что он извлек из общественных
низов пэра Англии и возвратил наследство законному владельцу; независимо
от того, на руку мне это или нет, я рад, что мокрица внезапно превратилась
в орла, Гуинплен - в Кленчарли. Милорды, я запрещаю вам держаться иного
мнения. Жаль, что здесь нет Льюиса Дюраса. Он получил бы от меня по
заслугам! Милорды, Фермен Кленчарли вел себя как лорд, а вы - как
скоморохи. Что касается его смеха, он в нем не повинен. Вы потешались над
его смехом. Нельзя смеяться над несчастьем. Вы глупцы, и глупцы жестокие.
Вы очень ошибаетесь, если полагаете, что нельзя посмеяться и над вами, вы
сами безобразны, и вы не умеете одеваться. Милорд Хавершем, я видел
третьего дня твою любовницу, она отвратительна. Хоть и герцогиня, но
настоящая мартышка. Господа насмешники, повторяю вам, мне очень хотелось
бы послушать, сумеете ли вы связать три-четыре слова кряду. Болтать может
всякий, говорить - далеко не каждый. Вы воображаете себя образованными
людьми на том лишь основании, что протирали штаны на скамьях в Оксфорде
или Кембридже, и потому, что, прежде чем усесться в качестве пэров Англии
на скамьи Вестминстер-Холла, вы хлопали ушами на скамьях Гонвиллского или
Кайского колледжа. Я говорю вам в лицо: вы вели себя нагло с новым лордом.
предпочел бы быть на его месте, чем на вашем. Я присутствовал на заседании
в качестве возможного наследника пэрства. Я все слышал. Я не имел права
высказываться, но имею право быть порядочным человеком. Ваши насмешки
возмутили меня. Когда я зол, я способен подняться на гору Пендлхилл и
набрать там травы "собачий зуб", хотя она навлекает молнию на голову того,
кто срывает ее. Вот почему я поджидал вас здесь, у выхода. Объясниться
никогда не лишнее, и мне нужно поговорить с вами. Понимаете ли вы, что в
известной степени оскорбили и меня? Милорды, я твердо решил отправить
кое-кого из вас на тот свет. Все вы, присутствующие здесь, - Томас Тефтон,
граф Тенет, Севедж, граф Риверс, Чарльз Спенсер, граф Сендерленд, Лоуренс
Хайд, граф Рочестер, и вы, бароны Грей-Ролстон, Кери Хенсдон, Эскрик,
Рокингем, ты, маленький Картрет, ты, Роберт Дарси, граф Холдернес, ты,
Вильям, виконт Хеттон, и ты, Ральф, герцог Монтегю, и все остальные, - я,
Дэвид Дерри-Мойр, моряк английского флота, бросаю вам вызов и настоятельно
предлагаю вам запастись секундантами и свидетелями; я буду ждать вас,
чтобы встретиться лицом к лицу и грудь с грудью нынче же вечером, сейчас
же или завтра, днем или ночью, при солнечном свете или при свете факелов,
в любом месте, в любое время и на каких угодно условиях, всюду, где только
хватит места, чтобы скрестить два клинка; вы хорошо сделаете, если
осмотрите ваши пистолеты и лезвия ваших шпаг, ибо я имею намерение сделать
вакантными ваши пэрства. Огль Кавендиш, прими меры предосторожности и
вспомни свой девиз: "Cavendo tutus" ["Остерегаясь, будешь в безопасности"
(лат.)]. Мармедьюк Ленгдейл, ты поступишь благоразумно, если, по примеру
твоего предка Гундольда, велишь нести за собою гроб. Джордж Бутс, граф
Уорингтон, не видать тебе больше своего графства в Честере, своего
критского лабиринта и высоких башен Денгем-Месси. Что касается лорда
Вогана, он достаточно молод, чтобы говорить дерзости, но слишком стар,
чтобы отвечать за них; поэтому за его слова я привлеку к ответу его
племянника Ричарда Вогана, депутата города Мерионета в палате общин. Тебя,
Джон Кемпбел, граф Гринич, я убью, как Эгон убил Мэтеса, но только честным
ударом, а не сзади, так как я привык становиться к острию шпаги грудью, а
не спиной. Это решено, милорды. А теперь, если угодно, прибегайте к
колдовству, обращайтесь к гадалкам, натирайте себе тело мазями и
снадобьями, делающими его неуязвимым, вешайте себе на шею дьявольские или
богородицыны ладанки, - я буду драться с вами, невзирая ни на какие
благословения или колдовские заговоры, и не стану ощупывать вас, чтобы
узнать, нет ли на вас талисманов. Я буду биться с вами пеший или конный.
На любом перекрестке, если хотите - на Пикадилли или Черинг-Кроссе, пусть
даже для нашего поединка разворотят мостовую, как это сделали во дворе
Лувра для Гиза с Бассомпьером. Слышите вы? Я вызываю вас всех! Дорм, граф
Карнарвон, я заставлю тебя проглотить мою шпагу до рукоятки, как это
сделал Мароль с Лилем-Мариво; тогда увидим, будешь ли ты смеяться, милорд.
Ты, Барлингтон, похожий на семнадцатилетнюю девчонку, ты можешь выбрать
себе место для могилы, где пожелаешь: на лужайке ли твоего Миддлсекского
замка или в твоем Лендерсбергском саду в Йоркшире. Ставлю в известность
ваши милости, что я не терплю дерзостей и накажу вас по заслугам, милорды.
Я не допущу, чтобы вы глумились над лордом Ферменом Кленчарли. Он лучше
вас. Как Кленчарли, он не менее знатен, чем вы, а как Гуинплен, он
обладает умом, которого у вас нет. Я объявляю его дело своим делом,
оскорбление, нанесенное ему, считаю нанесенным мне и возмущен вашими
Шилова Юлия
Круз Андрей
Березин Федор
Майер Стефани
Трубников Александр
Прозоров Александр