Чтение 122–й страницы книги ~Время меча~

бежал бы раньше. Мы владеем методикой, позволяющей вытаскивать руки и ноги
из оков; однако голову через железный ошейник не протащишь. Десять лет и еще
несколько месяцев ежедневного труда у меня ушло на то, чтобы выковырять
кольцо из стены. Дальнейшее было уже делом техники...

Когда я вышел на волю, то чуть не ослеп от дневного света. Более-менее
отъевшись и восстановив физическую форму, я отправился разыскивать
представительство Ордена. Там я узнал, что граф Айзендорг жив, и о нем ходят
различные героические истории; однако это уже не имело значения, ибо
буквально только что в Тарвилоне произошел переворот, в результате которого
регент Урмаранд был убит восставшими. Со смертью заказчика контракт
аннулируется, как и со смертью исполнителя; таковы наши правила. Другой же
должок, связанный со вторым контрактом, выплачивать было, как вы уже знаете,
некому -- впрочем, не умри старый князь сам, Орден добрался бы до него
раньше, чем я вышел на свободу. Месть нечестному заказчику -- единственный
вид помощи, который Орден оказывает своим членам, не считая, конечно,
первоначальной подготовки. В остальном же наше первое правило гласит, что
наримати всегда и во всем должен полагаться исключительно на себя.

-- Мне казалось, во время нашего путешествия вы полагались и на меня, и
даже на Редриха с Йолленгелом, -- заметила Элина не без едкости.

-- Не забывайте, что я уже в отставке. Я принял это решение почти сразу
после того, как узнал все новости. Формально я был чист перед Орденом, но
фактически провалил сразу два дела... -- Эйриху явно не доставляло
удовольствия говорить об этом, но он, как видно, решил "откровенничать, так
откровенничать". -- И даже не мог уже отомстить тому, кто упрятал меня в
каземат. Вот я и решил уйти. Всякий наримати имеет на это право, после того
как заработает Ордену определенную сумму, компенсирующую затраты на его
обучение. Я отработал ее уже в 24 года, а когда я угодил в каземат, мне было
29... Меня считали мертвым, и мои деньги отошли Ордену; однако с моим
воскрешением я получил право требовать их обратно. Я снял со счетов деньги,
хранившиеся на Западе, хотя не вполне представлял себе, что с ними делать.
Жизнь наримати -- это вечная железная самодисциплина. Воспитание начинается
в младенчестве и представляет собой сплошное чередование обучений и
испытаний. Раньше существовал специальный критерий отбора младенцев, сейчас
берут всех, у кого нет явных физических дефектов. Но дальше, на каждом этапе
воспитания, идет отсев. Критерий очень простой -- те, кто выжил, обучаются
дальше. До десяти лет не доживает примерно половина, дальше испытания
ужесточаются. Пятнадцатилетний рубеж преодолевает лишь один из десяти. В
шестнадцать наримати отправляется путешествовать; он должен посетить разные
страны и научиться везде чувствовать себя, как дома -- или, по крайней мере,
быстро адаптироваться, ибо неизвестно, куда может завести его выполнение
контракта. Конечно, к этому времени он уже знает языки и обычаи разных
народов, но тут теория закрепляется практикой. Объехать весь мир -- это,
разумеется, слишком большая роскошь, но все же путешествия бывают весьма
дальними...

-- И что, не бывает, чтобы, вырвавшись из вечной муштры в большой мир,
молодой наримати просто сбежал? -- поинтересовалась Элина.

-- Наримати, который психологически не готов и не хочет заниматься
своим делом, до этих лет просто не доживает, -- покачал головой Эйрих. --
Тренировка тела и насыщение разума ничего не стоят без воспитания духа. Вся
жизнь наримати подчинена его миссии. У нас нет отечества, нет родных, нам
нельзя иметь друзей, даже из числа других наримати -- ибо это порождает
зависимость, а зависимость делает слабым и уязвимым. По той же причине,
кстати, обязателен строгий целибат. Впрочем, не только по той же:
совокупление истощает тело, помрачает разум и разрушает волю. Надеюсь, граф,
тебя не шокирует, что я говорю о таких вещах в присутствии твоей дочери?

-- Не шокирует. Я сам учил ее тому же.

-- А кстати, бывают женщины-наримати? -- спросила Элина. Она,
разумеется, по-прежнему не испытывала симпатии к наемным убийцам, однако
чувствовала, что поговорить с девушкой из Ордена было бы намного более
интересно, чем с напыщенными и сентиментальными придворными дурами.

-- Разумеется, -- ответил Эйрих. -- Из женщин получаются превосходные
убийцы, уже хотя бы потому, что от них этого не ждут.

-- Так что было с тобой после отставки? -- вернул его к прежней теме
Айзендорг.

-- Ну... я попробовал отойти от привычных правил. Не то чтобы я об этом
мечтал, просто было любопытно попробовать. Купить себе дом на южном
побережье, жить в праздности и роскоши... Я попробовал даже разврат, однако
нашел его отвратительным. Да и все прочее мне тоже не подошло. Разве что
азартные игры в какой-то мере напоминали о тех комбинациях, что я
разыгрывал, будучи действующим наримати... Но все равно это было не то,
скука и убожество. Я довольно быстро и бестолково спустил свои капиталы,
просто потому, что не видел смысла их беречь -- я уже понял, что роскошь не
для меня. Вновь начал тренироваться, вернул себе форму. Поступил было в
армию, но ненадолго, ибо идея действия в коллективе и подчинения командиру
мне претит; я могу это делать, когда необходимо, но не более чем. В конечном
счете принялся просто путешествовать с места на место, нигде подолгу не
задерживаясь. Когда от моих денег осталось совсем немного, собрался ехать на
Восток, в Дулпур -- там находилась другая часть моих вкладов. И тут как раз
в пралецком трактире встретил Элину.

-- И что вам все-таки от меня понадобилось? -- спросила графиня не
слишком приязненным тоном.

-- Я ведь уже сказал вам, -- улыбнулся Эйрих. -- Я увидел девушку,
которая была бойцом во всех смыслах -- и по духу, и по искусству владения
оружием. Гордую и свободную. Уникальный для нашего времени типаж, этого нет
даже у женщин-наримати -- они слишком подчинены своей миссии... Наверное,
такой я бы хотел видеть свою дочь, если бы вообще когда-нибудь думал о том,
чтобы иметь детей. И я не хотел, чтобы эта девушка попала в беду из-за
незнания или своей молодой бескомпромиссности. Вот и все, Элина. Никаких
темных или грязных замыслов на ваш счет у меня не было и нет.

-- Как я могу вам верить? -- печально произнесла Элина.

-- Когда я лгал вам?

-- Когда сказали, что не встречались с моим отцом!

-- Да. Сами понимаете, я был вынужден. Но это был единственный раз. С
вами я не играл под личиной, Эйрих -- мое настоящее имя.

-- При нашей первой встрече ты не был так сентиментален, -- жестко
усмехнулся Айзендорг.

-- Старею, -- согласился Эйрих. -- Я уже говорил Элине, что мне пора
переквалифицироваться в садовники. Тем не менее, граф, я готов. Как видишь,
я даже при мече, хотя, признаться, он хуже твоего.

-- Что-то я не слышал, чтобы наримати давали своим противникам
возможность выбрать оружие, -- ответил Айзендорг. -- Логично и вам платить
той же монетой. Впрочем, в благодарность за помощь, которую ты оказывал
Элине, я готов послать за кривым хардыгарским мечом, если он тебя больше
устроит. Прямых западных, к сожалению, больше нет.

-- Пошли, -- кивнул Эйрих. -- Ты не такой боец, чтобы, из глупой
гордости, давать тебе фору. Пусть я, как ты говоришь, и стал
сентиментальным, но не думай, что я позволю убить себя только потому, что
она -- твоя дочь.

-- Эй, эй, вы что?! -- Элина, до которой только сейчас дошло, что они
говорят не о грядущей битве с зомби, снова встала между ними. -- Эйрих, ведь
ваш контракт аннулирован!

-- Да, поэтому я не искал встречи с графом. Но раз уж она произошла
против моей воли -- мы дали друг другу слово, и должны его сдержать.

-- Папа! Неужели ты собираешься драться с ним? Драться насмерть? Я тоже
не в восторге от того, что он -- наримати, и что он покушался на тебя... но
ведь это было так давно! Эйрих несколько раз спасал мне жизнь, и даже
больше, чем жизнь...

-- Даже так, -- помрачнел Айзендорг. -- Что ж, Эйрих, прими мою
благодарность еще раз. Я не держу на тебя зла, но слово есть слово. Если
хочешь, обменяемся оружием, это все, что я могу для тебя сделать. Впрочем,
обещаю исполнить также твое последнее поручение, если оно не будет
противоречить чести рыцаря и закону Тарвилона.

-- Папа!!!

-- Дочка, разве мне нужно объяснять тебе, что такое слово дворянина?
Единственный способ, которым я могу не убить его -- это позволить ему убить
меня. Ты ведь не этого хочешь?

-- Эйрих, вы же всегда смеялись над рыцарской моралью, называли ее
предрассудками...

-- Над рыцарской моралью, но не над обетами наримати. Рыцарь в плену у
социальных стереотипов, его мораль навязана ему извне и принята
некритически. Наримати принимают на себя обязательства добровольно и
обдуманно. И уж если принимают, то полностью отвечают за принятое решение.

-- Но послушайте, вы же дали это слово не кому-то еще, а друг другу!
Почему бы вам не освободить друг друга от него?

-- Клятва, которую можно взять назад -- это не клятва, -- возразил
граф. -- Если, к примеру, один из товарищей возьмет с другого слово, что тот
не позволит ему поддаться слабости, а потом как раз в минуту слабости
освободит его от этого слова, как это будет выглядеть? А ведь ситуация
аналогична. Мы дали слово относительно нашей второй встречи -- и вот она
настала. Отказаться от боя сейчас -- значит опозорить свое имя.

-- Верно, -- кивнул Эйрих. -- К тому же ни один из нас не обещал
умереть за другого. Я еще мог бы освободить человека от обещания умереть за
меня, но я не могу освободить его от обещания меня убить.

-- Вы оба сошли с ума! -- воскликнула Элина, еще не так давно столь
активно ратовавшая за условности, именуемые "требованиями чести". -- Я
просто не позволю вам драться! Так и буду стоять между вами.

Эйрих усмехнулся. Граф покачал головой.

-- Эй, что вы тут затеяли? -- донеслось откуда-то сверху. Элина
обернулась на голос. Редрих в сопровождении своих солдат спускался по
склону.