Чтение 122–й страницы книги ~Рубеж~

- каждую тварь крестом осенить. А потом - во вьюки заглянуть!

Ну что с них взять, с этих гоев-язычников? Пока крестили да
молились (ой, смех!), я потихоньку в сторону отошел.

Все ясно - караван. Не иначе, заблудились, свернули на
Околицу, да в недобрый час на заставу нашу налетели.

Прочь Тени!

Оглянулся, всмотрелся... Нет, не видно Окна. А интересно бы
знать, откуда ехали бедолаги. Это ж где сейчас из аркебуз стреляют? И
где такие верблюды травку щиплют?

- Панове! Да тут припасу - море Черное! И горелка, горелка!

- Гур-р-р-ра-а-а-а!

Да, кому что, а курци - просо!

- Пей, пей, жиду! За погибель свою пьешь!

Пью! Тем более не горелку, не медовуху даже - мадеру.
Настоящую. Пил я мадеру у пана Станислава, да куда ей до этой!

Табор разбили тут же. Только трупы подальше унесли да камнями
завалили. И вправду, трудно сдержаться. Мясо копченое, рыба, сухари,
фрукты. И мадера, конечно. И печенье даже - на закуску.

Гей, наливайте полные чары, Щоб через винця лилося! Щоб наша
доля нас не цуралась. Щоб краще в свити жилося!

Славно поют! А ведь действительно, не чурается их доля! Или
кто там решил, что не написано им на роду среди этих гор помереть?
Выходи я Б-гоборцем стал?

Оглянулся, осмотрелся - нет пана морока. Спрятался! А жаль,
хотелось ему напоследок вопрос задать. То есть не вопрос. Вопрос я уже
знаю. И ответ знаю. Просто интересно, зачем ему надо, чтобы я, Иегуда
бен-Иосиф НАРУШИЛ ЗАКЛЯТИЕ?

- Вот так, жиду! Голодом заморить нас решил? А хрен тебе,
пейсатый!

- ...Сказала мышка, кушая сало в мышеловке. Смачного, пане
Свербигуз!

Сходится! Сходится все! Потому и медальон мне дали, потому и
хотел каф-Малах блудный, чтобы я, тот, кому нельзя миловать, черкасам
валковским путь к спасению указал!

Да только зачем это ему?

ЗАЧЕМ?

Вот ведь загадка! И что обидно? Помру - а ответа не узнаю...

- То иди-ка сюда, пан Юдка! Ну все! Иду!

Пан Логин уже не походил на буйвола. Не иначе, тоже мадеры
хлебнул. С кварту - а то и с полведра.

- Ты это, жиду... Того... Прежде чем рубать тебя, сукина
кота, буду, взгляни.

Хорошее начало! Ладно, поглядим. Да чего тут глядеть? Карта,
от руки исполнена, сверху вензель, вроде как литера "К" с короной
королевской. Дорога, а вот и город. Город Сигсо. Как? Кузко? Или
Куско?

- Ты не туда, Юдка, смотри! Ворота видишь?

И вправду! Ворота, да не одни!

...В самом низу - вроде как горы, и дорога меж них вьется.
Вьется - в ворота упирается. А дальше... А дальше черта через всю
карту, вроде молнии. И... Еще одни ворота. А из ворот - дорога. В
Куско.

Вэй, что-то знакомое! Или читал, или рассказывал кто. Далеко
город этот! Было дело, брали его приступом паны в темных латах с
аркебузами...

- Смекаешь, жиду? Не просто шли! По мапе. Спешили, видать!
Спешили - а все одно на Околицу попали. Ай, интересно! Мы шли, они
шли... Что это с Рубежом? То есть как это, что?

Усмехнулся я. Ухмыльнулся даже. Ухмыльнулся - до медальона
золотого дотронулся. Незаметно.

Паны дерутся - у хлопов чубы трещат. Малахи воюют - Адамовы
дети по Околице шныряют.

Вэй, любопытно!

Хотя, если задуматься, все понятно станет. Раз война, значит,
первым делом все дороги перекрыть должно. Вот и перекрыли. Вроде как в
осаду взяли.

- Не лыбься, не лыбься, Юдка! Лучше скажи - надумал? Просто
спросил, без злости. Словно ответ знал.

- Надумал, пан Логин. Не знаю я нужное Окно. А знал бы - все
одно не сказал!

Кивнул, задумался.

- И никого тебе не жалко? Или в Бога не веришь? Ведь мои
хлопцы твоих родичей не рубили. Это ты, пес кровавый, наши семьи резал
да жег! Неужто до сих пор кровью не упился? Ведь и у тебя душа есть!

Просто сказал - как и спрашивал. Да так просто, что
захотелось волком февральским завыть. Или я в самом деле вообразил
себя Святым, будь трижды благословен Он? Кто я, чтобы чужое племя
карать до седьмого колена? Невинных, ни мне, ни родне моей зла не
сделавших?

И ударил мне в лицо смрад плоти горящей, и встала перед
глазами раскисшая от дождей дорога...

Зачем Ты послушал меня, Г-ди?

Зачем?

Почему я не умер тогда, возле уманских ворот, и не приложился
к предкам своим - безгрешный, кровью чужой не замаранный? Зачем Ты
позволил мне стать бездушным чудовищем. Левиафаном, Юдкой Душегубцем,
убийцей и слугой убийц?

Зачем, Г-ди?

Молчало серое небо. Молчала серая земля.

Поздно жалеть, Иегуда бен-Иосиф, сопливый мальчишка из
распятой Умани. Поздно! И винить некого.

Я посмотрел ему в глаза. Посмотрел, отвел взгляд. - Нет у
меня души. Рубите!

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

Я пошел к братику. Я сказал, что пленочки порвались. Он не
понял.

Я стал искать злую тетку. Я ее нашел. Я рассказал про
пленочки. Она поняла и испугалась. Мы пошли к дядьке Князю.

Дядька Князь весь вытек. Он не светится. Он темный. Он скоро
умрет. Я хотел сказать ему, но не сказал. Он будет плакать. Я сказал
про пленочки. Он понял.

Дядька Князь стал говорить тетке другие слова. Он думал, я не
понимаю. Я понимал. Я сказал, что другие слова не нужны. Они
удивились. Дядька Князь сказал, что я могу послушать. Я слушал. Я
думал.

Красивый человек учил меня ездить на лошадке. Лошадка добрая.
Она красивая. Я учился. Я сказал красивому человеку, что, когда
вырасту, научу его летать, если он захочет. Он смеялся. Он веселый. У
него есть своя девка, о которой он все время думает. Я хотел
рассказать ему об Ирине Логиновне Загаржецкой, но он испугался. Он
сказал, что она - Глиняный Шакал и что ее сбросили с высокого дома. Я
смеялся. Я знаю, что ее ниоткуда не сбрасывали. Она у доброго дядьки.

Когда я вырасту, то помирю доброго дядьку с Ириной Логиновной
Загаржецкой. Я скажу ему, что она хорошая.

Я не умею думать. Я еще маленький. Это плохо. Бабочки будут
надо мной смеяться.

Бабочки плохие. Они обманули дядьку Князя и тетку. Они
обещали им, что я спасу Сосуд.

Нет, они обещали иначе, но дядька Князь их так понял. Он не
умеет правильно понимать по-бабочьи.

Сосуд - это наша Капля.

Я еще маленький и не могу спасти.

Дядька Князь очень боится за мальчика Княжича Тора. Он его
любит. Он думает о другом мальчике, который умер. Он его жалеет.

Я считал бабочек. Их много. Они разных цветов. Я их всех
вижу, но не знаю слов, чтобы назвать. Сейчас бабочки летают возле
места, где лопнули пленочки. Дядька Князь велел мне молчать о
пленочках и никому не говорить. Даже братику. Иначе будет "паника". Я
не буду говорить. Я не хочу, чтобы была "паника".

Надо спросить у батьки, что мне делать. Батька знает. Он
поможет.

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

- И ведь чего выходит, Ярина Логиновна? Интересно выходит,
а? Ярина молчала. И не потому, что ответить нечего. Просто
растерялась. Казалось бы, ко всему готова, ан нет! Уже и смерти в
глаза смотрела, взгляда не отводя, и сама Смертью была. А как поняла,
к кому в пасть угодила, - сгинуло все. Ни руки не поднять, ни слова
вымолвить.

- Ведь чего я думал, панна Ярина? Думал в этих краях
отсидеться, жирком обрасти. Чтоб ни Черкасов с их вольностями, ни
попов с анафемой. Живи - не хочу!

Странное дело, вроде бы и шутил Дикий Пан, а вроде бы и нет.
На пухлых губах - улыбка, а глаза... Ой, страшные глаза! Недобрые!

- Всем жить-то хочется, Ярина Логиновна! Как подумаешь, глупо
это. Ведь все одно помрем. А ведь цепляемся, зубами грызем... Как ты
меня грызла, помнишь?

Молчала Ярина. Силы собирала, чтобы броситься на врага, руки
на горле жирном сомкнуть. А если надо - то и зубами вцепиться, чтоб
только мертвую и оторвали.

Да только не собирались силы. Словно жилу невидимую отворили.