Женки целуют ратников. Мастера, оторвавшиеся на час от огненной работы
своей (день и ночь ковали шеломы, брони, оружие), машут руками, кричат
проходящим кметям:
Звучат дудки, поют рога. Конница на кормленых, выстоявшихся конях изливает
потоком из ворот Кремника. Вельяминов в шишаке, с поднятой стрелою
забрала, облитый узорною бронею, на гнедом широкогрудом жеребце пропускает
рать.
снимают шеломы и шапки. Твердым наступчивым шагом проходят полки пешцев,
колышет положенный на плечи лес склоненных рогатин и копий. И тут
вездесущие женки со смехом, плачем и возгласами подбегают, влезают в ряды,
суют узелки со снедью, с румяными, еще горячими калачами и шаньгами.
Старухи крестят проходящих воинов. Красным звоном гудят колокола. Шагом на
конях проезжают во главе полков городовые бояре. Москва идет отбивать
великий стол.
охапку, целует Ваняту с Митей. Юный князь хмурит светлые брови. Стыдно!
Бояре же! Володя, разгоревшись лицом, уже на коне. Дмитрий старается
грозно сдвинуть брови - получается очень смешно, и воеводы прячут улыбки в
бороды.
Василий Василич, тысяцкий, с сыновьями Иваном и Микулою, братья тысяцкого:
Федор Воронец (ускакавший наперед вместе с Тимофеем), Юрий Грунка. Тут
трое Бяконтовых - Матвей и Константин с Александром (Феофан оставлен
беречь Москву). Здесь целая дружина Акинфичей - Андрей Иваныч с сыновьями,
Роман Каменский, Михаил. Здесь и все взрослые сыны Александра Морхинина -
Григорий Пушка, Владимир Холопище, Давид Казарин и Александр. Здесь
Тимофей Волуй и Семен Окатьич, Дмитрий Минич, Александр Прокшинич и
Дмитрий Васильич Афинеев. Здесь и Семен Михалыч. Старику в чине
окольничего поручены обозы и продовольствование ратей. Его дети Иван Мороз
и Василий Туша руководят полками, брат Елизар услан стеречь Переяславль.
Дмитрий Зерно тоже привел сыновей - Ивана Красного и Дмитрия. Кобылины,
все пятеро, тут же, рослые, на рослых конях, - Семен Жеребец, Александр
Елка, Василий Пантей, Гавша и Федор Кошка, недавно примчавший из Орды.
Кобылины выступают с главным полком. Здесь молодой сын Родиона и Клавдии
Акинфичны - Иван Квашня. Это его первый поход. За спиною бело-румяного,
застенчивого молодца лес копий кованой дружины Родионовой, дети и внуки
тех воинов, что когда-то дрались под Переяславлем против Акинфа Великого.
рубежа подходит грозный коломенский полк. И Спасов лик реет над рядами
воинов с тяжело хлопающих боевых знамен.
торокам, выслав вперед дозоры, уходит по Владимирской дороге конница.
Тяжелым разгонистым дорожным шагом проходят пешие полки в кожаных коярах,
в простеганных ватных тегилеях, в железных шапках, неся на плечах долгие
копья. Катят тяжело нагруженные оружием, ратною справою и припасом возы. А
окольными дорогами пробирается, спеша вослед войску, обитый кожею возок,
малозаметный в этом море телег и возов, в вереницах полковых обозов. И
старец в монашеской сряде, что сидит внутри возка, лишь иногда украдкою,
не являя себя, выглядывает в окно. В Переяславле, загородив дорогу
суздальцам, ожидает владыку митрополичий полк. Уступленное в Орде по миру
пред ханом Хидырем Москва намерена отобрать сегодня с бою.
Орды. Владыка, проводивши московскую рать, уже не сомневается в победе. Но
его тревожит теперь грядущее: долго ли усидит хан Мурут на ордынском
столе? Он почти произносит это вслух, и Станята тотчас придвигается к
Алексию. Но в возке - клирошане, слуги. Неподобно говорить при всех!
Алексий слегка, чуть заметно, благодарно кивает Станяте. Молчит. Тарахтят
кованые колеса. Возок кренит то туда, то сюда.
в ту сторону, где вот-вот уже должен появиться Переяславль. Алексий молча
кивает в ответ. Возок, проминовавши долгий обоз, начинает спускаться под
угор. За вторым перевалом отсюда покажется Переяславль!
Алексия заботен и хмур. Сейчас, в час всеобщего радостного подъема, он
думает о дальнейшем, весит в уме труды послезавтрашнего дня. Кто скажет,
настанет ли тот час, тот миг, который Алексий восхощет задержать,
остановить? Нет, видимо, не настанет! Вся его жизнь - только труд до
предела сил, с постоянною чередой одолений: себя, плоти своей; Ольгерда,
до которого просто не дошла очередь; хана; теперь, нынче - суздальского
соперника. А будет - будет великая страна, когда уже кости Алексия
изгниют, вернее - когда лишь связь костей останет в чтимой Русью могиле.
всадник с рукою на перевязи. Станята, высунувшись из возка, машет рукой.
Тимофей Василич с ратью прикатил, так и совсем отходят, кажись, суздальцы!
хоть и правит одною рукой. Сплевывает, цыркает сквозь зубы по давней
мальчишеской привычке своей. Сейчас сказывать, как отчаянно рубились
позапрошлою ночью, когда такая громада полков подвалила, навроде и стыдно!
Эка невидаль! Одного боится теперь Никита: как бы из-за раны не отстать от
полков, потому и сидит в седле, лихо откинувшись, потому и цыркает слюной.
Алексий милостиво кивает своему воину, оглядывает, понимает все без слова.
Велит посетить его в Горицах, прикидывая уже, чем и как помочь раненому.
Загноит рука - лежать Никите Федорову опять пластом!
отличил себя владычный полк.
Возок обгоняет конница, и Никита, махнув здоровой рукою Станьке,
припускает рысью.
прослышавшие о ханском ярлыке, не прислали помочи, спешно оттягивал полки
от Переяславля. Московские рати, выливаясь из лесов на просторы
Владимирского ополья, двигались следом за ним. Юрьев миновали с ходу. На
пятый день похода конные дружины уже подходили к Владимиру.
Суздалю. Московские рати неотступно следовали за ним по пятам.
стола.
долго искал своих. В городе творилась веселая кутерьма. Князь Дмитрий
Иваныч уже венчался на стол великих владимирских князей, и теперь не
бывшие в деле, но одержавшие полную бескровную победу ратники лихо гуляли,
выплескиваясь из дворов на стогны города. Плясали, орали песни. Бочки с
пивом были выставлены прямо в улицах - пей, не хочу! Никиту, признав,
лапали, мяли, били по спине, лезли к нему, расплескивая хмельное темное
пиво.
церквей. Две недели веселились ратные, а затем начали уходить домой,
растекаясь ручейками малых ратей. Владычный и коломенский полки уходили
последними.
короною Владимирского государства. Но не закончилась еще борьба с
Суздалем, не закончилась и сложная ордынская игра тавлейная, затеянная
местоблюстителем московского престола, который поставил перед собою
великую цель и шел к ней неуклонно, сметая одну за другой преграды чуждых
желаний и воль.
пол, покрытый ряднинными половиками, подняла маленькую, огладив, приложила
к груди. Сын спал, разметавшись, разбросав руки и ноги, и Наталья, садясь
на постель, тихонько, стараясь не разбудить, отодвинула малыша. Девчушка
чмокала, и молоко, распиравшее грудь до того, что становило тесно дышать,
отливало и отливало. Наталья переменила руку, сунув девочке в рот второй
сосок. Та недовольно покрутила головкой, но снова въелась и зачмокала
удоволенно. Спалось, голова клонилась и клонилась ниже, и Наталья, не в
силах сидеть, прилегла на постель. Девочка все чмокала, и Наталья так и
заснула с дитятею у груди. Проснулась, когда теплая струйка потекла ей на
руку. Обтерев дитятю и постель мягкой ветошкой, Наталья, ругая себя за то,
что заснула, переложила маленькую в колыбель, сменив ей мокрый
свивальничек на сухой. Все делала ощупью, не зажигая огня. Наконец уложила
дитятю и улеглась сама. Сон сошел, долго маялась, перекатывая голову по
взголовью, встала, испила квасу, стало будто легче. Только опять задремала
- запел петух.
как оженила его на своей девке да отселила на зады (что ж, в сам деле,
дитя родит невенчанною, грех!) стал позже вставать, да и холопка,
разрывавшаяся меж своим дитятею и работой по дому, не так проворно
сполняла обрядню. Надобно пристрожить! Не то Никита воротит -
снедовольничает, что распустила прислугу... Все же, полежав решила
вставать. Запалила от лампады свечу, осветила горницу. Умылась, кратко
Корнев Павел
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Корнев Павел
Лондон Джек
Шилова Юлия