засверкали вспышки выстрелов последнего трехдюймового орудия. Там на своем
посту оставался верный кораблю прапорщик Курсель. Только зайдя с носу и
выйдя из-под обстрела кормового каземата, японцы смогли выпустить свои мины
почти в упор. Три или четыре удара одновременно получил и без того
истерзанный броненосец, на момент высоко выбросил пламя и, окутавшись
облаками черного и желтого дыма, быстро затонул.
голову и "Камчатка". Она пыталась защищать свой флагманский корабль, имея у
себя на борту всего лишь четыре маленьких 47-миллиметровых пушки.
последовала на дно за броненосцем.
мало осталось свидетелей...
двести тонн, с двумя машинами системы компаунд, работающими на один вал, был
спущен на воду в 1885 году. В молодости он мог развивать ход до семнадцати
узлов. По правилам германского флота срок службы для крейсеров считается
двадцать лет. В Цусимский пролив он прибыл именно в таком возрасте. Это был
уже старик, с изношенными механизмами, с пониженным ходом, не превышающим
тринадцати узлов. Только артиллерия на нем была заменена новой. Несмотря на
боевое перевооружение, в глазах адмирала Рожественского это судно способно
было нести лишь караульную службу в гавани или на рейде и поэтому носило
особую кличку-"Брандвахта".
крейсерами должен был во время боя охранять транспорты. Возложенные на него
обязанности он выполнял в дневном бою 14 мая довольно добросовестно.
случае подбавляли и свои голоса в общий артиллерийский рев эскадры.
работать. На мостик немедленно был вызван старший офицер, капитан 2-го ранга
Блохин. Командир судна, капитан 1-го ранга Иван Николаевич
обращаясь к нему, заговорил своим обычным мягким голосом:
машина. Немедленно идите на задний мостик и оттуда будете управлять
крейсером.
офицер.
корме. Ручной штурвал под его руководством быстро был приведен в действие.
поле сражения оценивающим взглядом холодных серых глаз.
парикмахерские ножницы придали форму лопаты. Широкий, толстый нос уверенно
покоился над его белобрысыми пушистыми усами.
подчиненных. Он кончил Морскую академию и считался хорошим математиком. До
назначения его на должность старшего офицера он служил воспитателем в
морском корпусе, где преподавал астрономию, морскую съемку и математику.
уверенностью, что ему дали прозвище: "Несокрушимый апломб". Корабль свой
держал в порядке и чистоте, насколько позволяли условия плавания. В
кают-компании любил попьянствовать с офицерами, но на верхней палубе в
отношениях с ними был очень требователен. У него была страсть к спорам.
неправильно воспитывают своих специалистов. Команда, зажатая им в железные
тиски дисциплины, боялась его. А он, обладая прекрасной памятью, знал всех
матросов на судне не только по фамилиям, но и по личным свойствам каждого из
них. Характер у него был спокойный, но твердый и решительный в нужный
момент.
представлял собою другой тип. Высокий, тощий, с бородкой клином, с проседью
на висках, с постоянным беспокойством в черных глазах, над которыми
раскинулись редеющие брови, он не любил большой официальности и относился ко
всем проще и задушевнее. Будучи хорошим капитаном, он терпеть не мог
выслуживаться перед высшими чинами и знал себе цену. Такому человеку трудно
было ужиться в морском ведомстве, где, несмотря на внешний блеск, всякий
свежий ум плесневел в рутине. И Лебедев не выдержал-бросил службу во флоте и
уехал за границу. Он был тогда только лейтенантом.
приходилось браться за первое попавшееся дело. Несколько месяцев он работал
грузчиком в Гаврском порту, испытывая на себе всю тяжесть физического труда.
Этот неприглядный период его жизни лишь скрашивала молодая жена, которую он
взял из бедной французской семьи. От нее он имел двух детей. Через несколько
лет, гонимый бедностью, он вернулся в Россию и опять поступил во флот.
Русско-японская война застала его в чине капитана 1-го ранга.
Рожественский не любил его. Во время похода на Дальний Восток малейший
промах Лебедева командующий эскадрой раздувал в целое преступление и,
раздражаясь, кричал своим флаг-офицерам:
несправедливые выговоры и разносы, Лебедев не оставался в долгу. Пусть
заочно, лишь в присутствии своих офицеров, но он изредка вспоминал адмирала:
всем известно, что эти птицы любят садиться на падаль.
понимал, что дело безнадежно проиграно. Он неоднократно выходил из боевой
рубки и, стоя открыто на переднем мостике, мог хорошо наблюдать за ходом
событий. Давно уже горел флагманский корабль "Суворов", затем запылал
"Александр III", а броненосец "Ослябя" опрокинулся. Наша эскадра сражалась
неумело, маневрировала постыдно плохо. Но больше всего его возмущали
транспорты, которые плелись за эскадрой без всякого строя, несуразной кучей.
Обращаясь к своим офицерам, он показывал на транспорты и кричал:
посмотрите! Они скучились, точно в гавани. За каким чертом взял их с собой
командующий? Для охраны их сколько крейсеров пришлось оттянуть от главных
сил!
настойчивее нажимали на наш арьергард, появляясь то с одной его стороны, то
с другой. Под их натиском транспорты бросались в интервалы между своими
крейсерами, прорезывая их строй кильватерной колонны. В моменты таких
перестроений наши суда попадали под угрозу столкновений друг с другом,
"Донской", перекладывая руль то направо, то налево и маневрируя, вынужден
был постоянно крутиться, стопорить машину, иногда даже давать ход назад.
страдали, нанося в то же время большой вред нашим судам.
моря, вблизи острова Цусима, бесповоротно рушатся последние надежды России.
Он был храбрый человек; но никакой отвагой уже нельзя было
безнадежного положения. И, надвигаясь на глаза, хмурились его редеющие
брови.
словно вдолбленный в настил палубы. Долг службы для него был прежде всего.
снарядов. Но противник мало обращал на него внимания, сосредоточивая огонь
на более новых кораблях. На нем возник только один пожар, который удалось
тут же потушить; раненых было человек восемь.
небольшими отрядами. Некоторые суда, потеряв своих флагманов, блуждали в
одиночестве, не зная, куда идти. В таком же положении оказался и "Дмитрий
Донской". Курс его был зюйд-вест 10°. Сгущалась тьма. Он переживал тревожную
ночь, отбиваясь от минных атак. На него, бросившись от своих миноносцев,
чуть не налетел крейсер "Владимир Мономах". Оба эти корабля так приблизились
Друг к другу, что на "Донском" едва успели положить руль "лево на борт", и
только этим маневром спаслись от катастрофу.
долгое время. По "Донскому" стреляли не то со "Светланы", не то с другого
нашего судна. Один снаряд русского происхождения из пушки Гочкиса даже попал
в него, застряв в кают-компании, но, к счастью, не разорвался. Да и сам он
не раз стрелял по своим кораблям, принимая их за неприятеля. То и дело
раздавались отчаянные выкрики:
вопрос:
говором:
пользуясь преимуществом хода таких новейших судов, как "Олег", "Аврора" и
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур