Чтение 122–й страницы книги ~Королева Марго~

трогать вашим уважаемым помощникам; может быть, у них не такая легкая рука,
как у вас.

- Поставьте носилки рядом со станком, - приказал мэтр Кабош.

Его подручные исполнили приказание. Мэтр Кабош поднял Коконнаса на руки,
как ребенка, и переложил на носилки, но, несмотря на все предосторожности,
Коконнас кричал во все горло-Тут появился и почтенный тюремщик с фонарем в
руке.

- В часовню, - сказал он.

Носильщики Коконнаса тронулись в путь после того, как он второй раз пожал
руку Кабошу.

Первое пожатие оказалось для пьемонтца чересчур благотворным, так что
впредь он не стал привередничать.

Глава 9

ЧАСОВНЯ

Мрачный кортеж в гробовом молчании прошествовал по двум подъемным мостам
донжона и широкому двору замка, который вел к часовне, где на цветных окнах
мягкий свет окрашивал бледные лики апостолов в красных одеяниях.

Коконнас жадно вдыхал ночной воздух, хотя воздух был насыщен дождевой
влагой. Он вглядывался в глубокую тьму и радовался, что все эти
обстоятельства благоприятны для их побега.

Ему понадобились вся его воля, вся осторожность, все самообладание, чтобы
не спрыгнуть с носилок, когда его донесли до часовни и он увидел на хорах, в
трех шагах от престола, лежавшую на полу массу, покрытую большим белым
покрывалом.

Это был Ла Моль.

Два солдата, сопровождавшие носилки, остались за дверями часовни.

- Раз уж нам оказывают эту величайшую милость и вновь соединяют нас, -
сказал Коконнас, придавая голосу жалобный тон, - отнесите меня к моему
другу.

Так как носильщики не получали на этот счет никакого иного приказа, они
без всяких возражений исполнили просьбу Коконнаса.

Ла Моль лежал сумрачный и бледный, прислонясь головой к мрамору стены;
его черные волосы, обильно смоченные потом, придававшим его лицу
матово-бледный оттенок слоновой кости, стояли дыбом.

По знаку тюремщика двое подручных удалились и пошли за священником,
которого попросил Коконнас.

Это был условный сигнал.

Коконнас с мучительным нетерпением провожал их глазами; да и не он один
не сводил с них горящих глаз. Как только они ушли, две женщины выбежали
из-за престола и, трепеща от радости, бросились на хоры, всколыхнув воздух,
как теплый шумный порыв ветра перед грозой.

Маргарита бросилась к Ла Молю и обняла его.

Ла Моль испустил страшный крик, один из тех криков, который услышал в
своей камере Коконнас и который чуть не свел его с ума.

- Боже мой! Что с тобой, Ла Моль? - в ужасе отшатнувшись, воскликнула
Маргарита.

Ла Моль застонал и закрыл лицо руками, как будто не желая видеть
Маргариту.

Молчание Ла Моля и этот жест испугали Маргариту больше, чем крик боли.

- Ох, что с тобой? - воскликнула она. - Ты весь в крови!

Коконнас, который уже успел подбежать к престолу, схватить кинжал и
заключить в объятия Анриетту, обернулся.

- Вставай, вставай, умоляю тебя! - говорила Маргарита. - Ведь ты же
видишь, что час настал!

Пугающе печальная улыбка скользнула по бледным губам Ла Моля, который,
казалось, уже не должен был улыбаться.

- Дорогая королева! - сказал молодой человек. - Вы не приняли во внимание
Екатерину, а следовательно, и преступление. Я выдержал пытку, у меня
раздроблены кости, все мое тело - сплошная рана, а движения, которые я
делаю, чтобы прижаться губами к вашему лбу, причиняют мне такую боль, что я
предпочел бы умереть.

Побелев, Ла Моль с усилием коснулся губами лба королевы.

- Пытали? - воскликнул Коконнас. - Но ведь и меня пытали. И разве палач
поступил с тобой не так же, как со мной?

И Коконнас рассказал все.

- Ах! Я понимаю! - сказал Ла Моль. - Когда мы были у него, ты пожал ему
руку, а я забыл, что все люди братья, и возгордился. Бог наказал меня за мою
гордыню - благодарю за это Бога!

Ла Моль молитвенно сложил руки.

Коконнас и обе женщины в неописуемом ужасе переглянулись.

- Скорей, скорей! - подойдя к ним, сказал тюремщик, который до сих пор
стоял у дверей на страже. - Не теряйте времени, дорогой господин Коконнас,
нанесите мне удар кинжалом, да как следует, по-дворянски! Скорей, а то они
сейчас придут!

Маргарита стояла на коленях подле Ла Моля, подобно мраморной надгробной
статуе, склоненной над изображением того, кто покоится в могиле.

- Мужайся, друг мой, - сказал Коконнас. - Я сильный, я унесу тебя, посажу
на коня, а если ты не сможешь держаться в седле, я посажу тебя перед собой и
буду держать. Едем, едем! Ты же слышал, что сказал нам этот добрый малый!
Речь идет о твоей жизни!

Ла Моль сделал над собой сверхчеловеческое, великодушное усилие.

- Правда, речь идет о твоей жизни, - сказал он.

Он попытался встать.

Аннибал взял его под мышки и поставил на ноги.

Из уст Ла Моля исходило только какое-то глухое рычание. Не успел Коконнас
на одно мгновение отстраниться от него, чтобы подойти к тюремщику, и оставил
мученика на руках двух женщин, как ноги у него подкосились, и несмотря на
все усилия плачущей Маргариты он рухнул безвольной массой на пол, и
душераздирающий крик, которого он не мог удержать, разнесся по часовне
зловещим эхом и некоторое время гудел под ее сводами.

- Видите, - жалобно произнес Ла Моль, - видите, моя королева? Оставьте же
меня, покиньте здесь, сказав последнее "прости". Маргарита, я не выдал
ничего, ваша тайна осталась скрытой в моей любви, и вся она умрет вместе со
мной. Прощайте, моя королева, прощайте!..

Маргарита, сама чуть живая, обвила руками эту прекрасную голову и
запечатлела на ней благоговейный поцелуй.

- Аннибал, - сказал Ла Моль. - Ты избежал мучений, ты еще молод, ты
можешь жить. Беги, беги, мой друг! Я хочу знать, что ты на свободе - это
будет для меня высшее утешение.

- Время идет, - крикнул тюремщик. - Скорее, торопитесь!

Анриетта старалась потихоньку увести Коконнаса, а в это время Маргарита
стояла на коленях подле Ла Моля; с распущенными волосами, с лицом, залитым
слезами, она походила на кающуюся Магдалину.

- Беги, Аннибал, - повторил Ла Моль, - не давай нашим врагам упиваться
зрелищем казни двух невинных.

Коконнас тихонько отстранил Анриетту, тянувшую его к дверям, и указал на
тюремщика торжественным, даже, насколько он мог, величественным жестом.

- Сударыня! Прежде всего отдайте этому человеку пятьсот экю, которые мы
ему обещали, - сказал он.

- Вот они, - сказала Анриетта. Затем он повернулся к Ла Молю и грустно
покачал головой.

- Милый мой Ла Моль, - заговорил он, - ты оскорбляешь меня, подумав хоть
на одно мгновение, что я способен тебя покинуть. Разве я не поклялся и жить,
и умереть с тобой? Но ты так страдаешь, мой бедный друг, что я тебя прощаю.

Он лег рядом со своим другом, наклонился над ним и коснулся губами его
лба. Затем тихо, тихо, как берет мать ребенка, положил прислоненную к стене
голову Ла Моля к себе на грудь.

Взгляд у Маргариты стал сумрачным. Она подняла кинжал, который обронил
Коконнас.

- Королева моя, - говорил Ла Моль, догадываясь о ее намерении и
протягивая к ней руки, - о моя королева. Не забывайте: я пошел на смерть,
чтобы всякое подозрение о нашей любви исчезло.

- Но что же я ногу сделать для тебя, если я не могу даже умереть с тобой?
- в отчаянии воскликнула Маргарита.

- Можешь, - ответил Ла Моль. - Ты можешь сделать так, что мне будет мила
даже смерть и что она придет за мной с приветливым лицом.

Маргарита нагнулась к нему, сложив руки, словно умоляла его говорить.

- Маргарита! Помнишь тот вечер, когда я предложил тебе взять мою жизнь,
ту, которую я отдаю тебе сегодня, а ты взамен ее дала мне один священный
обет?

Маргарита затрепетала.

- А-а! Ты вздрогнула, значит, помнишь, - сказал Ла Моль.

- Да, да, помню, - отвечала Маргарита, - и клянусь душой, мой Гиацинт,
что исполню свое обещание.

Маргарита простерла руки к алтарю, как бы вторично беря Бога в, свидетели
своей клятвы. : Лицо Ла Моля просияло, как будто своды часовни внезапно
разверзлись и луч солнца пал на его лицо.

- Идут! Идут! - прошептал тюремщик.

Маргарита вскрикнула и бросилась было к Ла Молю, но страх усилить его
страдания удержал ее, и она с трепетом остановилась перед Ла Молем.

Анриетта коснулась губами лба Коконнаса и сказала:

- Понимаю тебя, мой Аннибал, и горжусь тобой. Я знаю, твой героизм ведет
тебя к смерти, но за этот героизм я и люблю тебя. Бог свидетель: обещаю
тебе, что всегда буду любить тебя больше всего на свете, и хотя не знаю, что
Маргарита поклялась сделать для Ла Моля, но клянусь тебе, что сделаю то же
самое и для тебя!

И она протянула руку Маргарите.