Чтение 122–й страницы книги ~Экспансия

Чарльза-младшего началась э п и д е м и я похищений детей; это становилось
одной из величайших угроз для страны, несмотря на "Закон Линдберга",
вошедший в силу 22 июня 1932 года, по которому такого рода похищение
приравнивалось к государственному преступлению. "Нью-Йорк таймс"
регулярно, на первых полосах, публиковала перечень нерасследованных
похищений. Кроме того, именно сейчас Линдберги начали получать письма с
угрозами:

"И второго сына выкрадем".

- Но при чем здесь я?! - еще более раздраженно спросил Мюллер.

- Читайте, - лениво ответил Штирлиц. - Поймете.

"...Карта, висевшая в кабинете лейтенанта Финна, постоянно
видоизменялась. К редким булавкам, которые отмечали первые появления
банкнот, переданных бандиту, прибавлялись все новые; Бронкс был тем
местом, где жил похититель, - сомнений не оставалось.

...Приток меченых денег возрастал день ото дня. Видимо, успокоенный
тем, что сообщения в прессе о поисках похитителя кончились, "Джон"
оплачивал даже мелкие, ц е н т о в ы е покупки банкнотами в десять, а
иногда и в двадцать долларов.

В субботу, пятнадцатого сентября, темно-голубой "додж" подъехал на
заправочную станцию на углу 127-й улицы и авеню Лексингтон.

- Двадцать литров, пожалуйста, - попросил водитель.

Хозяин станции Вальтер Лайл обратил внимание на лицо человека:
выступающие скулы, чисто выбрит, острый подбородок; заправив "додж",
сказал:

- С вас девяносто восемь центов.

Клиент протянул десятидолларовую банкноту. Лайл вспомнил о циркуляре,
в котором просили сверять номера банкнот со списком, в котором были
отмечены билеты, входившие в сумму выкупа за ребенка Линдберга. К
несчастью, выцветший и потрепанный список давно выбросили в урну.

Когда Лайл рассматривал деньги, клиент улыбнулся и сказал с
иностранным акцентом:

- Это настоящие деньги, их примет любой банк.

Лайл зашел в контору, выписал квитанцию и вернулся со сдачей; когда
автомобиль отъехал, Лайл, тем не менее, нацарапал на банкноте номер машины
штата Нью-Йорк: 49-13-41; около полудня пошел в банк, чтобы положить на
свой счет утреннюю выручку...

...Через несколько минут лейтенант Финн уже звонил в отдел
регистрации автотранспорта Нью-Йорка.

- Хозяина зовут Рихард Хофманн, - ответили ему. - 1279, Запад, улица
222, Бронкс.

На рассвете следующего дня лейтенант Финн с отрядом лучших агентов
федеральной полиции расположились за деревьями в северо-западной, лесистой
зоне Бронкса, рассматривая в бинокли маленький, скромный двухэтажный домик
коричневого цвета.

В девять часов утра какой-то человек вышел из двери; Финн приложил к
глазам бинокль. Человек был среднего роста, крепкого сложения, у него были
очень длинные ноги; внешность совпадала с описанием "Джона", получившего
выкуп. Пройдя несколько шагов до гаража, закрытого на висячий замок,
человек открыл его; через минуту из гаража выехал темно-голубой
"седан-додж".

Агенты и полицейские Финна бросились к своим машинам. Растянувшись на
три километра, колонна полиции следовала за "доджем". Когда они подъехали
к авеню Тремонт, где было легко затеряться, поливочная машина вынудила
"додж" сбавить скорость. Один из полицейских обогнал Хофманна, прижал его
к обочине; открыв дверцу "доджа", сержант в о р в а л с я на переднее
сиденье и, приставив дуло пистолета к боку водителя, приказал:

- Тормоз! Руки вверх!

Во время обыска агент вытащил из заднего левого кармана Хофманна
бумажник; там была ассигнация в двадцать долларов; номер сразу же сверили
со списком денег, выплаченных в качестве выкупа за сына Линдберга; он там
фигурировал.

- Откуда у вас эта банкнота, Хофманн? - спросил Финн.

- А у меня таких много, - спокойно ответил тот.

- Где они?

- Дома. В железной коробке, дома.

Однако в коробке нашли только шесть золотых монет по двадцать
долларов каждая.

- Речь ведь шла об ассигнациях, - заметил Финн, - а не о монетах.

- Золото - есть золото, - ответил Хофманн. - Это то, что я называю
ассигнацией... Я говорил именно об этом.

...Вообще, в квартире нашли мало из того, что хоть отдаленно могло
скомпрометировать Хофманна: лишь несколько карт, которые бесплатно
раздаются на заправочных станциях, - штат Нью-Джерси, где находился дом
Линдбергов, и Массачусетс - там, по словам "Джона", в прибрежных водах на
яхте должен был находиться ребенок.

Однако во время обыска агент Сиск заметил некоторые особенности в
поведении Хофманна: хотя тот был совершенно равнодушен, в моменты, когда
считал, что на него никто не обращает внимания, приподнимался со стула и
поглядывал в окно.

- Что вас там интересует? - спросил его Сиск.

- Ничего, - ответил Хофманн, испуганно сжавшись.

Сиск посмотрел в окно, не заметив ничего примечательного, кроме разве
гаража. Из окна спальни к крыше гаража тянулся провод. Хофманн объяснил,
что провод составляет часть системы сигнализации, которую он установил:
"Отпугнет воров, если попытаются украсть машину". Чтобы продемонстрировать
работу, он нажал кнопку рядом с кроватью: гараж осветился.

- Вы там прячете деньги? - спросил Сиск.

- Нет, у меня вообще нет денег.

Обыск дома, продолжавшийся двенадцать часов, подтверждал невиновность
Хофманна.

И тогда агенты полиции перешли в гараж.

Через два часа, после тщательного осмотра пола, стен и потолка, один
из агентов приподнял доску стены, как раз над верстаком; за доской было
узкое углубление, в котором лежало несколько пакетов, завернутых в газету;
сыщик осторожно достал свертки и начал их разворачивать; в них оказались
пачки банкнот из выкупа Линдберга.

Потом обнаружили - в жестяном бидоне еще один тайник; там хранились
такие же свертки; все номера серий совпадали со списком банкнот,
помеченных казначейством.

...Увидев деньги, Хофманн не дрогнул:

- Это не мои деньги. Они принадлежат моему другу Исидору Фишу.

Затем он продолжил свои объяснения под стенограмму: "Фиш был моим
компаньоном в бизнесе, связанном с кожей, потом вдруг решил играть на
бирже; не повезло. Я дважды давал ему деньги в долг; у Фиша плохое
здоровье, и в рождество он уехал в Германию повидаться с родителями; перед
отъездом попросил сохранить до его возвращения кое-какие вещи; откуда я
знал, что там?!"

- А где сейчас Фиш?

- Умер, - спокойно ответил Хофманн. - В Лейпциге. Шесть месяцев
назад".

- Фиш был жив, - заметил Штирлиц, когда Мюллер оторвался от
документа. - Вы подписали лжесвидетельство, дав ответ на запрос
криминальной полиции.

Мюллер помял лицо жесткими пальцами:

- Располагаете документом?

- Конечно, - ответил Штирлиц.

- Какой мне был смысл давать лжесвидетельство?

- Не знаю, - Штирлиц пожал плечами. - Впрочем, в документах есть
место, которое оставляет поле для фантазии...

- То есть? Говорите ясней!

- Фрау Анна Хофманн, жена бандита, была в рейхе... Она встречалась с
чинами полиции... А матери - до ареста - Хофманн написал, что скоро
вернется в Германскую империю по амнистии, - он же член "Стального
шлема"...

- Уж не хотите ли вы сказать, что фрау Хофманн встречалась и со мною?
- спросил Мюллер.

И Штирлиц ответил:

- Хочу.

"...В канун рождества 1918 года Бруно Рихард Хофманн вернулся с
войны.

Не только в его родной деревне Каменз, но и во всей Германии
невозможно было найти работу, не хватало продовольствия, будущее сулило
мало надежд: "во всем виноваты левые!" Несмотря на то, что Рихарду к тому
времени исполнилось только девятнадцать, он уже два года прослужил
пулеметчиком в специальной группе войск, "часть особого назначения"
(или - любовно - "головорезы").

В марте 1919 года он начал жизнь профессионального бандита. В первой
краже Хофманн "служил" лестницей: на него встали сообщники, чтобы
проникнуть в окно второго этажа дома бургомистра, тот отказался добром
отдать золото (получил письмо - два крута, овал, квадратик). Затем Хофманн
напал на двух женщин, которые везли в детских колясках продукты, в то
время строго лимитированные, им дали по карточкам на декаду.