нельзя было спасти? Фокс был мертв уже за двадцать лет до своей смерти. Но
разве Хьюго тоже был мертвым? Эрика огорчила смерть Фокса просто потому,
что умер человек, но ведь Хьюго был не только живым человеком, а еще и
талантливым ученым в расцвете творческих сил.
своему делу, не любящих свою работу больше всего. Он допускал в человеке и
другие чувства - любовь, гордость, потребность в ласке, даже тщеславие, -
но все это должно быть подчинено основному.
чувства должны только подкреплять его, сливаться с его стремлением
выразить свое счастье в работе. Фабермахер не был счастлив. Его сгубила
душевная слабость, переросшая в постоянный ужас при первом же столкновении
с человеческой жестокостью - этой движущей силой в окружавшем его мире, -
жестокостью, скрытой за прозрачными покровами тупости, фанатизма и смутной
боязни всяких перемен.
собственной жизни.
гораздо большими душевными силами. В те времена, когда он работал в
лаборатории, его настойчивость преодолевала все препятствия. Он заставил
Тони Хэвиленда довести опыт до конца, и этот опыт имел немалое значение
для его дальнейшей карьеры. Там, где нужно было противопоставить свою волю
воле другого человека, ему всегда сопутствовала удача.
а еще позже, у Тернбала, в Нью-Йорке, дело обстояло гораздо сложнее, чем
борьба двух личностей и столкновение их противоположных желаний. Весь мир,
в котором жил Эрик, был его противником, и тут не могло быть ни поражений,
ни побед. Каждый раз борьба начиналась и обрывалась, ничем не кончаясь.
но личные конфликты были тут ни при чем. Ни на одного человека он не мог
бы указать пальцем, сказав: вот это мой враг, он всему причиной. Эрик не
мог указать ни на Арни, ни на Сэйлса, ни на Хольцера. Таких людей слишком
много. И его настойчивость в борьбе один на один тут уже не могла ничем
ему помочь.
образом? Мог ли он принять предложение Арни? И сейчас при одной мысли об
этом в нем закипела глухая злоба. Нет, сейчас в нем происходило совсем не
то, что было в темной квартире Фокса. Тогда, всего несколько дней назад,
холодный запах тления так испугал его, что он в панике готов был
ухватиться за что угодно. Теперь он был настроен иначе.
наружу, и он неверно понял этот страх. Теперь он отбросил в сторону все
накопившиеся в нем скрытые тревоги и стал понимать самого себя так, как
никогда. Наконец-то он доискался ответа на вопрос, заданный ему
давным-давно: "Почему вы хотите стать ученым?" Больше пятнадцати лет этот
случайный, почти бессмысленный вопрос неотвязно стучал в его мозгу.
Иногда, в хорошие времена, он казался надуманным и вызывал только усмешку.
Теперь, однако, Эрик нашел исчерпывающий ответ. И, найдя его, почувствовал
на себе тяжкую ответственность.
чувствовал борьбу за существование. Вокруг него шла война, и не только
между людьми: это была стихийная, первобытная борьба жизни со всеми
физическими законами, обрекавшими ее на смерть. Жизнь хрупка и зыбка,
жизнь - случайный результат нескольких совпадений, крохотный водоворотик в
огромном потоке вселенной. Во мраке и холоде таинственной, безмолвной
бесконечности жизнь - только нежный розовый бутон; но жизнь упряма,
обреченные живые существа упорно цепляются за этот теплый хрупкий клочок и
бросают вызов врагу - вечной ночи. Ни один человек не может сказать, когда
он впервые почувствовал, что вокруг него происходит борьба, но в первую же
осень своей сознательной жизни он видит ее в меняющейся окраске листьев на
деревьях. Он может ощутить ее в разрушительных вихрях гигантских бурь,
величественно проносящихся над землей, в падающих звездах, в обмелении
рек, в образовании оврагов, в обвалах, разрушающих горы, в засухах,
наводнениях, в бледном, мертвенном свете луны и нестерпимо палящих лучах
солнца. И в солнечном летнем утре, и в теплых весенних вечерах есть смерть
- тысячи, миллионы смертей.
безвольной покорностью или тупой невозмутимостью. Но в тех людях, которых
не так-то легко удовлетворить подобными ответами, недовольство порождает
желание бороться, и они вступают в войну. Некоторые из них, забыв о враге,
занимаются грабежом, насилием и убийством в собственном стане, но самые
смелые уходят вперед, во тьму, открывать неизвестные земли. Группами или в
одиночку, они поднимаются к звездам, они изучают и используют маниакальную
жизнеспособность микроскопических клеток, они исследуют огромный шар,
который медленно вращает их в безмолвном пространстве.
и сражаются без боевых кличей и без героизма. Они наивно спрашивают: "А
чем же еще можно заниматься в жизни?" Но разве мыслимо, участвуя в такой
войне, уважать окопавшихся в тылу людишек, которые используют для личной
наживы трофеи, добытые ценою огромного труда, которые подымают визг из-за
того, что задето их мелочное самолюбие, убивают, обозлившись на то, что к
их добру прикасаются скептические руки? До каких пор можно терпеть
существование этих зачинщиков кровавых схваток, этих противников всего
нового?
целеустремленность, они ведь только обыкновенные люди - мягкие,
податливые, обладающие всеми человеческими слабостями. Собственные
недостатки досаждают им, как вши. И так как они просто обыкновенные люди,
то, даже смело шагая вперед, они страдают, чешутся и корчатся от этих
зудящих укусов. Их не ждут никакие личные награды, кроме сознания, что
дело выполнено хорошо. Но и эта медаль быстро стирается и тускнеет.
Заслужить прочное уважение невероятно трудно, почти немыслимо. Это требует
особого внутреннего напряжения, которое зачастую может искалечить
человека. Очень трудно найти в себе для этого мужество, и, таким образом,
внешняя борьба повторяется в миниатюре в сердце каждого человека.
он умер потому, что не мог пережить гнусностей, творившихся в тылу. Такая
смерть требует отмщения. Эрик был уверен, что он не виноват в гибели
Хьюго. Оставалось только убедить в этом Сабину. Она стояла у окна, одна,
спиной к "нему.
отойдет, я заберу ее к себе. Она побудет со мной, пока не приедет ее мать.
Я уже вызвала ее.
поглядел на Сабину, все еще стоявшую у окна, потом подошел к столику и
налил себе кофе. Сабина наконец обернулась и, словно не заметив Эрика,
прошла мимо него к Эдне. Вышло ли это нечаянно или она умышленно не хочет
его замечать? Он задержался у столика, выжидая, пока она поднимет на него
глаза, но Сабина села рядом с Эдной, и теперь, чтобы взглянуть на него, ей
нужно было обернуться через плечо. Женщины о чем-то тихо заговорили, а
Эрик медленно направился к Тони, который стоял у другого окна и молча
смотрел в темноту.
Эрик предложил ему кофе, но Тони покачал головой. Эрик взглянул на его
покрасневшие влажные глаза. Сначала он подумал, что причина этих слез
смерть Фабермахера, но, перехватив полный горечи и возмущения взгляд,
который Тони бросил на Лили, сразу догадался, в чем дело.
Тони медленно обернулся.
он. - Так по крайней мере она сказала, когда я сюда пришел. Вряд ли она
передумает. Во всяком случае ее мать приедет раньше, чем Лили уедет в
Англию. - Тони помолчал. - Вы знаете, она твердо решила выйти замуж за
Помфрета.
дней я этого ждал, но ведь я ее знаю - если б я не спросил, она бы так
ничего и не сказала. Она воображала, что щадит меня, но все равно
потихоньку уехала бы. Поэтому я спросил ее сегодня напрямик, и она
ответила, как я и ожидал. Посмотрите на нее. Черт ее возьми, почему ее
ничего не трогает? Она всегда так - становится чуточку грустнее - и больше
ничего. - Тони пристально посмотрел на Эрика. - Ну что же, принимаете вы
это предложение?
речи... словом, работать у них - все равно что проектировать массовый
крематорий; но, черт возьми, надо же мне чем-нибудь заняться.
на любое предложение. А вы сами уже решили, что будете делать дальше?
когда я сюда приехал, я, сам того не сознавая, пятился назад. С этим
покончено. Я твердо знаю, куда иду. Мне теперь совершенно ясно, что с этих
пор все лаборатории в Америке будут находиться под пятой тех самых людей,
которые нарочно путают понятие об атомной энергии с атомной бомбой. Этим
занимаются Арни и его друзья. Деньги потекут к ним рекой, а лабораториям
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Белогорский Евгений