дернувшись напоследок, и стало тихо. Элистэ прислушалась, но различила
лишь гогот гусей, да и то отдаленный. Прошли минуты. Потом совсем рядом
послышались чьи-то голоса. Ящик двинули, дернули и приподняли, громко
ухнув при этом. Она затаила дыхание. Ящик пополз вперед, резко завалился
набок. На миг Элистэ очутилась вниз головой, но потом ящик принял
горизонтальное положение, и его понесли спотыкаясь. Затем пошли ступеньки,
свет в дырочках разом померк; стук каблуков по половицам. Ее внесли в
помещение и резко опустили - удар, толчок, неподвижность. Нескольких
сказанных вполголоса фраз Элистэ не поняла, затем послышался звук
удаляющихся шагов. Ей безумно хотелось заглянуть в дырочку, но она себя
пересилила: даже самое легкое движение могло привлечь внимание тех, кого
она не могла видеть. Тишина. Девушка решила, что они ушли, но по-прежнему
не смела пошевелиться. Кто знает - стоят рядом или нет?
грохотом опустив груз на пол. Опять голоса, удаляющиеся шаги, хлопанье
затворенной двери, и вновь тишина. На сей раз Элистэ отчетливо ощутила,
что рядом кто-то стоит. Она замерла, затаила дыхание, уставившись во мрак
невидящими глазами. Прошло еще какое-то время. Вероятно, неизвестный
союзник дожидался, пока телега с возницей исчезнет из виду. Наконец, когда
ей оставалось либо переменить положение, либо сойти с ума, снова
послышались шаги: очевидно, до окна и обратно. Затем стук в крышку,
буханье молотка, визг выдираемых из дерева гвоздей. Совсем рядом кто-то
вскрывал другой ящик, в котором, вероятно, лежал Дреф. У Элистэ пересохло
во рту, но она не шевелилась, только прислушивалась.
голоса - один из них принадлежал Дрефу. Элистэ не поняла слов, но сразу
узнала его выговор и интонацию. Значит, он не задохнулся в своей сосновой
тюрьме. С ним все в порядке, он рядом! Она облегченно вздохнула, но не
решилась подать голос или позвать его: сначала требовалось убедиться
воочию, что это ничем не грозит.
вместе с гвоздями, повыбрасывали книги, и Элистэ заморгала, ослепленная
обрушившимся на нее светом. Она смутно различила два склонившихся силуэта.
Прежде чем зрение вернулось к ней, ее подхватили под руки, поставили на
ноги и извлекли из ящике. Девушка покачнулась - ноги плохо слушались и
подгибались, кровообращение восстанавливалось медленно, икры и бедра
покалывало. Но она быстро пришла в себя и увидела Дрефа - бледноватого, со
слегка отекшими веками, но в остальном такого же, как всегда, и другого
мужчину - худого, узкоплечего, неопределенного возраста, с пастозного
оттенка лицом, который появляется после многолетнего сидения в четырех
стенах, и в пенсне с металлической оправой, висевшем на тонком нервном
носу. Она украдкой оглядела заурядную комнату, уставленную узкими
деревянными скамьями. Как странно! Из окна открывался вид на поля и
проселок с разъезженными колеями. Одно ясно - Шеррином здесь и не пахнет.
действовать организации нирьенистов. Теперь, стоя посреди комнаты, Элистэ
могла убедиться в этом на собственном опыте.
сумела скрыть удивления, услыхав это прозвище Дрефа и уловив уважение, с
которым оно было произнесено. - Сестра, вы находитесь в классе народной
школы Дицерна, что в Средней Совани. Здесь вам ничего не грозит. Я Туверт,
генеральный инспектор народного образования в графстве Дицерн, вонарец и
нирьенист. - Он неловко поклонился. - Добро пожаловать под мой кров.
сделала книксен. Нужно ли ей представляться в свою очередь? Назваться
собственным именем или чужим? Каковы требования этикета, принятые в среде
беглецов, изгоев и заговорщиков? Хуже того, этот человек, судя по его
поведению, еще не знал об аресте Шорви Нирьена. Сказать или нет?
классной, где их ждала простая, но обильная закуска. Элистэ уплетала за
обе щеки и помалкивала, тогда как Дреф и Туверт, в соответствии с
принятыми, судя по всему, у нирьенистов правилами, изъяснялись скупыми,
чуть ли не зашифрованными фразами и намеками. За едой Дреф сообщил их
хозяину об аресте Шорви Нирьена. И без того бледное лицо Туверта приняло
сероватый оттенок, и Элистэ от души его пожалела. Как, однако, дорожат
нирьенисты своим вождем! А сам Нирьен, в сотый раз задавалась она
вопросом, - что он за человек, если внушает такую любовь? Должно быть,
личность действительно неординарная.
присутствие духа; возможно, его поддерживал оптимизм столичного
единомышленника. Дреф выказал твердую уверенность, что остается пусть и
слабая, однако надежда на отсрочку исполнения смертного приговора, а то и
на вызволение Шорви Нирьена. Школьный инспектор с ним согласился или, по
крайней мере, сделал вид, что соглашается.
гостеприимным хозяином, вышли на дорогу, и, несколько удалившись от школы,
стали ждать дилижанс, который следовал до северного побережья через Фабек.
Элистэ все еще не могла поверить в реальность происходящего. Она боялась
очнуться, разлепить уставшие веки и увидеть, что скорчилась у тлеющей
мусорной кучи на улице Винкулийского моста. "Странно, - подумала она, - но
почему-то несколько жутких месяцев запомнились мне Куда отчетливее, чем
долгие годы благополучия". Они запечатлелись в ее памяти вечным клеймом,
вроде того, какое навеки выжигают на теле серфа или преступника.
Воспоминания о тех днях в трущобах, считала она, не изгладятся из ее
памяти - так же как Дрефу сын-Цино не избавиться от клейма рабства.
он заплатил за проезд, и они сели, затолкав под сиденья свой скромный
багаж. У них оказалось всего двое попутчиков - уставшие горожане средних
лет, с которыми, судя по их виду, если и можно было поговорить, так только
о погоде. Возница щелкнул кнутом, и дилижанс тронулся.
просто-напросто непроезжими. Тягучие часы унылой скуки время от времени
чередовались с минутами крайнего напряжения. Приморский дилижанс слишком
часто забирал в сторону от Большой Королевской дороги, по которой два года
назад карета во Дерривалей проследовала в Шеррин, никуда не сворачивая.
Дилижанс не спеша катил по тракту Равенства (так теперь именовалась
дорога) через городки и деревеньки Совани, одолел холм Ниэй и въехал в
провинцию Фабек, оставив позади лесистые нагорья и города Беронд, Фловин и
Граммант. В каждом городе, на многих придорожных почтовых станциях и на
границе между Сованью и Фабеком приходилось предъявлять документы
обалдевшим от скуки провинциальным чиновникам, сборщикам пошлины, а
нередко и офицерам Вонарской гвардии. При первой проверке Элистэ
показалось - сейчас она умрет от страха или, по меньшей мере, выдаст себя,
что приведет к тому же, то есть к их гибели. Дилижанс остановился у
заставы на въезде в Пенод. Начальник заставы подошел, открыл дверцу и
потребовал паспорта и подорожные. Пока офицер лениво проглядывал
документы, один из подчиненных забрался на крышу кареты проверить багаж. У
Элистэ замерло сердце, по телу пробежала дрожь. Чтобы как-то скрыть свое
волнение от гвардейца, она зажала дрожащие пальцы меж колен, опустила
голову, изобразив, как ей показалось, достаточно убедительно застенчивость
воспитанной в строгих правилах молодой горожанки. Она не смотрела по
сторонам и поэтому не столько увидела, сколько почувствовала, что Дреф
просунул в открытую дверцу свои и ее документы, и ощутила на себе более
чем внимательный взгляд лейтенанта, начальника заставы. Неужели он
обнаружил подделку? Иначе с чего вдруг такой интерес к ее особе?
вслух прочитал лейтенант. - Ивиэн Сузоль, жена поименованного. Значит, это
и есть молодая женушка?
Что ж, собрат, женушка у тебя премилая, но какая-то бледноватая и
застывшая, что ли. Тебе бы ее раскочегарить как следует, а то, глядишь,
она тебя на другого сменяет. А, сестрица? Верно я говорю?
забавляется. Элистэ перевела дух, однако тут же снова насторожилась.
работящая и послушная жена, родом из очень почтенной семьи, дочь
состоятельного перчаточника, - но лейтенант перебил его:
новобрачного в жилах не кровь, а холодненькая водица. Не мудрено, что у
бедной женушки замороженный вид. Нет, собрат, тут ты не тянешь. Коли
хочешь ее удержать, так докажи, что любишь. Может, новобрачному показать,
как это делается? А, сестрица? Ты не против?