Осиповной Левинтон, после десяти недель голодного лагеря в прифронтовой
полосе был направлен вместе с большой партией пленных красноармейцев в
сторону западной границы.
сапогом.
гремит, ревет, волочит каменные глыбы, подобно соломинкам стремит огромные
стволы, и сердце холодеет, когда глядишь на сдавленную средь тесных
берегов реку, сотрясающую скалы, и кажется, то не вода, а тяжелые массы -
ожившего, взбесившегося, ставшего на дыбы - прозрачного свинца.
он превращается в силу, уничтожающую тело, ломающую и коверкающую душу,
истребляющую многомиллионные живые массы.
наводнения, мор режут стада овец и лошадей, убивают волков, певчих птиц и
лис, диких пчел, верблюдов, окуней, гадюк. Люди во время стихийных
бедствий в своих страданиях становятся равными животным.
сдавить плотинами жизнь, и тогда, подобно воде среди тесных берегов,
страшная сила голода потрясает, коверкает, ломает, уничтожает человека,
племя, народ.
голод размягчает кости, искривляет рахитичные ножки детей, разжижает
кровь, кружит голову, сушит мышцы, съедает нервную ткань, голод угнетает
душу, гонит радость, веру, уничтожает силу мысли, рождает покорность,
низость, жестокость, отчаяние и безразличие.
становится способно на убийство, на пожирание трупов, на людоедство.
тех, кто сеял ее, и тем вызвать страшный мор, подобный мору, убившему
миллионы ленинградцев в пору гитлеровской блокады, убившему миллионы
военнопленных в гитлеровских лагерных загонах.
Хлебово и Жарево! Питание! Жирный, мясной, диетический, скудный стол. Стол
богатый и щедрый, изысканный, простой, деревенский! Яства. Корм. Корм...
листья, лежалая свекла, дохлая конина, кошачье мясо, мясо ворон и галок,
сырое горелое зерно, кожа поясных ремней, халява сапог, клей, земля,
пропитавшаяся жирными помоями, вылитыми из офицерской кухни, - все это
корм. Это то, что просачивается через плотину.
Михайловский, охрана вытащила впавшего в беспамятство Семенова из вагона и
передала станционным властям.
красноармейца, сидевшего у стенки пожарного сарая.
его не за что, - сказал переводчику комендант.
пустой, то ли заперта изнутри.
окликнул, и Семенов прошел в комнату.
печь. Все это потрясало после лагерных загонов.
вскрикнула:
Христя Чуняк решала его жизнь и судьбу.
над траншеями и дзотами, над колючей лагерной проволокой, над трибуналами
и особыми отделами, - подвывал под окошком хаты.
стал пить.
плакали, и он, словно кончаясь, с воем втягивал в себя воздух, и его опять
и опять рвало.
выгонит его, поганого и грязного.
пол.
гонит его. Но он лишь бормотал, показывал дрожащими пальцами. Время шло.
Старуха то входила в хату, то выходила. Она не гнала Семенова. Может быть,
она просила соседку привести немецкий патруль, позвать полицая?
водой. Лицо старухи казалось нахмуренным, недобрым.
раздеться, свернула в узелок его белье. Он ощутил запах своего грязного
тела, пропитанных мочой, кровавыми испражнениями подштанников.
почувствовало прикосновение ее шершавых, сильных ладоней, по плечам и по
груди его потекла мыльная теплая вода. Он вдруг захлебнулся, затрясся, его
забило, и, взвизгивая, глотая сопли, он вскрикивал: "Мама... маманька...
маманька".
плечи. Подхватив Семенова под мышки, она посадила его на скамью и,
нагнувшись, вытирала его похожие на палки ноги, надела на него рубаху и
подштанники, застегнула белые, обшитые материей пуговки.
сняла с кровати большую подушку и положила ее в изголовье.
взобраться на печку.
стремление безжалостного мира уничтожить замученную скотину перестало
действовать.
сейчас, - ноги томились, ныли пальцы, ломало в костях, подкатывала
тошнота, голова наполнялась сырой, черной кашей, то вдруг, легкая и
пустая, начинала кружиться, глаза резало, била икота, веки чесались. А
минутами сердце ныло, замирало, нутро наполнялось дымом, и казалось,
пришла смерть.
поражало, что мир оказался полон еды. В лагерной жизни была лишь гнилая
свекла. Казалось, на земле есть одна лишь мутная болтушка - лагерный суп,
жижица, пахнущая гнилью.
петуха.
злой, и он все боялся, что злой волшебник снова осилит доброго, и сытый,
теплый, добрый мир исчезнет, и он опять будет мять зубами кусок своего
поясного ремня.
лоб становился мокрым, пока удавалось намолоть несколько горстей серой,
сырой муки.
связывал механизм с устроенными из плоских камней жерновами. Он все
сделал, как полагалось грамотному московскому механику, исправил грубую
работу деревенского мастера, но мельница стала работать после этого хуже.
ходиков.
ходит приспособленная им двойная зубчатая передача.
1930 году муже, о пропавших без вести сыновьях, о дочери, уехавшей в
Прилуки и забывшей о матери. Она не спрашивала его, как попал он в плен,
откуда он родом, деревенский он или городской.
во двор, всегда спешил обратно в хату. Если громко хлопала дверь, падала
на пол кружка, он пугался, - казалось, доброе кончилось, перестала
действовать сила старой Христи Чуняк.
стараясь не сопеть, не чихать. Но соседи редко заходили к ним.
около станции.
Семенова угрызений, он очень боялся, что его снова затянет в мир лагерей и
голода.