дочь рантье, что она живет в доме на Западной улице, на третьем этаже".
ненадолго. Они ушли засветло. Мариус проводил их до Западной улицы, как это
теперь вошло у него в привычку. Дойдя до ворот, г-н Белый пропустил дочь
вперед, а сам, прежде чем переступить порог, обернулся и пристально
посмотрел на Мариуса.
прождал их целый день.
третьего этажа увидел свет. Он прогуливался под окнами, пока свет в них не
погас.
темноты, а потом пошел в свой ночной караул под окна. Это затянулось до
десяти часов вечера. На обед он махнул рукой. Лихорадка питает больного,
любовь - влюбленного.
Люксембургском саду. Мариус строил печальные предположения; днем он не
решался караулить у ворот. Он довольствовался тем, что ходил по ночам
глядеть на красноватый свет в окнах. Иногда за стеклами мелькали тени, и при
виде их сердце его учащенно билось.
это значило? - подумал он. - Лампа еще не зажжена! А ведь совсем темно. Быть
может, их нет дома!" Он ждал до десяти часов, до полуночи, до часу ночи.
Свет в третьем этаже так и не зажигался, и никто не входил в дом. Мариус
ушел крайне опечаленный.
сегодняшний для него уже не существовал, - на следующий день он никого не
нашел в Люксембургском саду, но это его уже не удивило. В семерках он
отправился к знакомому дому. Окна не были освещены; жалюзи были спущены;
весь третий этаж был погружен в мрак.
Книга седьмая. ПЕТУШИНЫЙ ЧАС
Глава первая. РУДНИКИ И РУДОКОПЫ
третьего или нижнего трюма. Весь социальный грунт изрыт вдоль и поперек;
иногда это во благо, иногда - во зло. Места подземных разработок
располагаются одно под другим. Есть шахты мелкого и глубокого залегания.
Есть верх и есть низ в этом мрачном подземелье, которое порою обрушивается
под тяжестью цивилизации и которое мы с таким равнодушием и беспечностью
попираем ногами. В прошлом веке Энциклопедия представляла собою почти
открытую штольню. Толщи мрака, породившего мир первобытного христианства,
только и ждали случая, чтобы разверзнуться при цезарях и затопить
человеческий род ослепительным светом. Ибо в священной тьме таится скрытый
свет. Кратеры вулканов полны мглой, готовой обратиться в пламя. Лава вначале
всегда черна, как ночь. Катакомбы, где отслужили первую обедню, были не
только пещерой Рима, но и подземельем мира.
чудес и руин, существуют подземные пустоты. Там пролегают рудники религии,
рудники философии, рудники политики, рудники экономики, рудники революции.
Кто прорубает себе путь идеей, кто точным вычислением, кто гневом. Голоса
окликают друг друга и переговариваются из одной катакомбы в другую. Утопии
бредут боковыми ходами. Они разветвляются во все стороны. Иногда встречаются
и братаются между собой. Жан - Жак уступает кирку Диогену и взамен берет у
него фонарь. Порою там происходят стычки. Кальвин хватает за волосы Содзини.
Но ничто не задерживает и не прерывает напряженного стремления всех этих сил
к цели, их бурной одновременной деятельности, - этого движения взад и
вперед, вверх и вниз, происходящего во мраке и медленно преобразующего то,
что наверху, тем, что внизу, и то, что извне, тем, что внутри; чудовищная,
незримая суета. Общество едва ли подозревает о процессе бурения, которое, не
оставляя следа на поверхности, разворачивает все его недра. Сколько
подземных ярусов, столько же различных разработок, столько же видов
ископаемых. Что же добывают в этих глубоких копях? Будущее.
поддающегося определению социальной философии, их труд полезен, за этим
пределом его польза становится сомнительной и ее можно оспаривать; еще ниже
он становится гибельным. На известной глубине в эти скрытые пустоты уже не
проникает дух цивилизации; граница, где человек в состоянии дышать,
перейдена; здесь начинается мир чудовищ.
соответствует новой ступени, где может обосноваться философия и где мы
встречаем одного из ее тружеников, порою возвышенных духом, порою
отвратительных. Ступенью ниже Яна Гуса находится Лютер; под Лютером Декарт;
под Декартом Вольтер; под Вольтером Кондорсе; под Кондорсе Робеспьер; под
Робеспьером Марат; под Маратом Бабеф. И так дальше. Еще ниже, на той грани,
что отделяет неясное от невидимого, смутно вырисовываются другие туманные
фигуры - быть может, еще не родившихся людей. Люди прошлого - призраки; люди
будущего-личинки. Наш мысленный взор еще не ясно различает их. Эмбриональное
развитие будущего - одно из видений философа.
этих подземных разведчиков будущего, обычно считающих себя одиночками, - что
не верно, - однако, без сомнения, труд их весьма различен; мягкий свет,
которым горят одни, составляет резкий контраст с пламенем, которым пылают
другие. Есть среди них существа райски светлые, есть трагически мрачные.
Впрочем, каково бы ни было различие, у всех этих тружеников, от самого
великого до самого ничтожного, от самого мудрого до самого безумного, есть
одна общая черта, а именно - бескорыстие. Марат забывает о себе так же, как
Иисус. Они отступают в тень, они пренебрегают собой, не думают о себе. Они
видят что-то, лежащее вне их. Глаза их раскрыты, а эти глаза ищут истину. В
очах у одного все сияние неба; и пусть загадочен взгляд другого, в глубине
его все же мерцает отблеск бесконечности. Что бы он ни совершил,
преклонитесь перед тем, кто отмечен этим знаком - звездным взглядом.
призадумайтесь и трепещите. В системе общественного строя есть свои недобрые
рудокопы.
погребение, там гаснет свет.
галереями, под всей этой необъятной кровеносной системой прогресса и утопии,
гораздо глубже в земле, ниже Марата, ниже Бабефа, ниже, гораздо ниже и без
всякого сообщения с верхними пластами, залегает последняя штольня. Ужасное
место. Это и есть то, что мы называли нижним трюмом. Это могильный мрак. Это
подземелье слепых. Inferi {Преисподняя (лат.).}.
Глава вторая. САМОЕ ДНО
Сатаны; здесь каждый за себя. Безглазое "я" рычит, рыщет, ощупывает и
гложет. Уголино общественного строя заточен в этой пропасти.
их не интересует всемирный прогресс, им неведомо ни такое понятие, ни такие
слова, их заботит только собственная утроба. Это почти неразумные твари, и
внутри у них удручающая пустота. У них две матери - и обе им мачехи -
невежество и нищета. У них есть поводырь - их потребности, а взамен всех
стремлений - желание насытиться. Они зверски прожорливы, то есть кровожадны,
но это кровожадность не сорокопутов, а тигров. Страдания толкают этих
вампиров на преступление; таково роковое следствие, чудовищное порождение,
логика тьмы. Возня тех, которые ползают в нижнем трюме, это не протест
Корнев Павел
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Андреев Николай
Витковский Евгений