одного из офицеров. В то время Людович носил нашивки капрала. Невеста была
светской красавицей, а имя жениха каждый мог прочитать на рекламных щитах
и этикетках пивных бутылок. Огромная толпа была менее организованной и
более беззаботной, чем те, кто сейчас, шаркая ногами, проходил к
аббатству.
совершалась запись в приходскую книгу, актов гражданского состояния,
вытянулись двумя шеренгами по обеим сторонам дорожки, разостланной от
двери до автомобиля. Их блестящая форма вызывала возгласы восхищения.
Когда прозвучали первые органные аккорды свадебного марша, они обнажили
сабли и держали их в положении, не предусмотренном никакими уставами,
образовав арку над головами супружеской четы. Невеста в знак благодарности
рассыпала налево и направо улыбки, каждому из гвардейцев смотрела в глаза.
Жених, держа в руке цилиндр, приветствовал по имени тех из своего
эскадрона, которых узнавал. Шлейф несли два карлика, наряженные в костюмы,
представлявшие собой точную копию гвардейской формы Людовича, стоившую
немало денег; за ними шли подружки невесты, пополнее и попроще, чем она,
но цветущие, как розы в середине лета. Потом гвардейцы опустили сабли в
положение "на плечо"; между ними, тоже улыбаясь, прошли члены королевской
семьи; за ними последовали родители новобрачных, затем потянулся длинный
поток гостей; вокруг них толпились репортеры, фотографы и другие
аплодирующие и смеющиеся лондонцы, едва видимые из-под козырьков касок.
Сент-Джеймс-сквер сэр Ральф Бромптон впервые пристал с известной целью к
Людовичу. Члены королевской семьи сидели в большом зале на втором этаже,
где молодая пара принимала гостей. С балкона бального зала к шатру во
дворе вела временная деревянная лестница (существовало правило, согласно
которому члены королевской семьи не должны находиться в помещении, не
имеющем запасного выхода), и гости после представления королевским особам,
отдав им долг уважения, сходили вниз, оставляя эту тихую заводь ради
шумного празднества под брезентовым шатром. Позднее, обсуждая этот вопрос
- а такие обсуждения происходили довольно часто, - ни сэр Ральф, ни
Людович не могли объяснить, что же выделило молодого капрала среди его
товарищей, кроме того, что он стоял немного поодаль от них. Он не любил
пива, а почетному караулу, квартирантам, мастерам и старым слугам,
собравшимся в углу шатра, непрестанно подносили большие кружки этого
напитка, сваренного специально для данного случая на заводе отца жениха.
Сэр Ральф, ростом не ниже любого гвардейца и такой же великолепный в своей
серой паре с фалдами и пышным галстуком, присоединился к веселой
плебейской компании со словами: "А у вас дело с пивом обстоит гораздо
лучше. Шампанское - отрава по сравнению с ним". Так началось общение,
принесшее богатые плоды.
иностранных дел. Когда наступила пора ехать на предложенную должность за
границу, он устроил увольнение Людовича из полка, в котором весьма
сожалели о его уходе - незадолго до этого Людовича, несмотря на молодость,
произвели в старшие капралы. С той поры и начался пятилетний период жизни
за границей в обществе сэра Ральфа: при посольстве - в качестве
камердинера, в путешествиях во время отпусков - в качестве секретаря. Сэр
Ральф в меру необходимости просвещал своего протеже, снабжая Людовича
книгами по психологии, которые тот читал с удовольствием, и по
марксистской экономии, казавшиеся ему скучными, давая ему билеты на
концерты и в оперу, посещая с ним в праздничные дни картинные галереи и
соборы.
непродолжительным. Он прекратился необычно ранним разводом. Людович такой,
каким он теперь стал, оказался единственным результатом этого союза.
ночь. Полиция уже заворачивала обратно последних, становившихся в очередь,
предупреждая: "Сегодня в собор не попадете. Приходите завтра утром
пораньше". Люди покорно скрывались в темноте, чтобы пристроиться к
какому-нибудь хвосту в другом месте.
пристальный взгляд пустых рыбьих глаз и подняв руку в перчатке, отвечая на
приветствие, которым его никто не встретил.
его показывают здесь.
офицерскую - он испробовал, теперь прибегнул к солдатской:
ты.
проникал. Путь входившим освещали две свечи; посетителей впускали группами
по двадцать человек. Попав внутрь храма, они проходили вперед группой, а
затем, но мере приближения к мечу, выстраивались в затылок. Они не знали,
как вести себя по этикету, чтобы выразить свое благоговение. Люди
нерешительно приостанавливались, пристально всматривались, тихо
перешептывались и проходили к выходу. Людович оказался самым рослым из
присутствующих. Поверх голов он увидел яркую полоску клинка. Фуражку и
стек он держал за спиной и внимательно смотрел вперед. Все здесь
представляло для него особый интерес, но, когда он приблизился к мечу и
Попробовал задержаться, на него молча, без раздражения, не толкаясь,
нажали и так же молча втиснули в эту ничего не замечающую, безмолвную
процессию, утверждавшую свое право на равную долю всего того, что, как они
верили, олицетворяло это оружие. У него не было времени рассмотреть все
подробно. Он мельком различил острое лезвие, скромный орнамент, более
роскошные ножны; затем толпа повлекла его дальше и вынесла наружу. Не
прошло и пяти минут, как он снова оказался в одиночестве в сгущавшемся
тумане.
Теперь он должен был встречаться с ним по предварительной договоренности.
Они больше не поддерживали прежних непринужденных отношений, однако связи
с сэром Ральфом Людович не терял. В своем изменившемся и теперь высоком
положении Людович не нуждался в деньгах, однако имелись другие
соображения, в интересах которых их старая связь могла пригодиться. О
каждом своем приезде в Лондон он извещал сэра Ральфа, и они встречались за
чаем. Для обеда у сэра Ральфа имелись другие компаньоны.
был дом на Ганновер-терэс и интимное убежище на Ибьюри-стрит - комнаты над
магазином, напоминавшие роскошную берлогу студента последнего курса;
убежище это составляло тайну, известную едва ли пятидесяти лицам. Теперь
эти комнаты стали его домом. Он перевез сюда менее громоздкие предметы
своей обстановки, однако не намного больше людей, возможно, даже меньше,
чем в старые времена, знали туда дорогу.
конце улицы и подошел к знакомой двери одновременно с хозяином. Сэр Ральф
открыл дверь и пропустил Людовича вперед. Он никогда не испытывал
недостатка в преданных слугах.
прежние времена.
полфунта. Добыт путем обмена на одном из неизвестных мне восточных рынков.
Но чай отличный. В штабе у меня есть друг, который иногда достает его для
меня. Чай надо расходовать поэкономнее, миссис Эмбьюри, но для майора,
пожалуй, можно заварить покрепче.
приготовься к хорошей новости: Эверард _восхищен_ ими и хочет опубликовать
их в "Севайвэле". Он согласен дать их анонимными. Единственное, что ему не
нравится, - это название.
английское "pansy" (жарг. гомосексуалист) произносятся почти одинаково], -
сказал Людович. - Знаете ли вы, как называют нашу эмблему? - Он постучал
ногтем по эмблеме на лацкане своей форменной тужурки. - Педик, сидящий на
своих лаврах.
считает это название старомодным. Он предлагает назвать "Путевые заметки"
или как-нибудь в этом роде.
познакомиться. Фактически я предварительно принял за тебя приглашение на
сегодняшний вечер. Сам я, увы, не смогу представить тебя. Но тебя там
ждут. Адрес я дам. А ко мне сюда придет другой посетитель.
несгибаемый член партии, но он несколько серьезен для этого. Я отправил
его на собрание. Нет, я ожидаю очень смышленого молодого американца по
фамилии Пэдфилд. Он офицер, _как и ты_.
комната наполнилась ароматом.
Белоусов Валерий
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн
Быков Василий
Посняков Андрей
Сапковский Анджей