пронзительным криком кинулась к отцу и матери.
остававшихся без ответа!.. Все говорили разом, все были вне себя от радости.
А сколько поцелуев, поздравлений, ласк и рукопожатий! Все новые и новые
взрывы бурного восторга. Никакими словами всего этого не опишешь.
бросился обнимать двух каких-то людей, скромно стоявших в стороне, чтобы не
мешать семейной встрече. И тут девушки увидели - знаете, кого? Эдварда
Честера и Джозефа Уиллета.
они? Ах, мистер Эдвард, мистер Эдвард! Ах, Джо, Джо! Какую тяжесть вы сняли
сегодня с моей души!
самому это сделать, но я уступил мистеру Эдварду. Эй, вы, храбрец, придите в
себя! Не век же вам лежать здесь.
ткнул в грудь мнимого спасителя Эммы. Гашфорд (да, это был не кто другой,
как он) поднял голову и приниженно, но злобно, как поверженный демон,
попросил, чтобы с ним обращались повежливее.
смиренно. Но мистер Хардейл стоял к нему спиной и даже не оглянулся. - Среди
них есть очень важные документы. Многие из них хранятся в секретных ящиках и
в разных местах, о которых знаем только милорд и я. Я могу дать весьма
ценные сведения и оказать важные услуги следствию. Если со мной здесь будут
плохо обращаться, вы ответите за это.
Вставайте сейчас же, слышите?
злобой, но в то же время с внушающей отвращение трусливой покорностью
поглядывая вокруг, выбрался из комнаты.
этой молчаливой компании, - нам, пожалуй, надо возвращаться в "Черный Лев" -
и чем скорее, тем лучше.
руку, вышел первый, а за ним - слесарь, миссис Варден и Долли, на которую
сыпалось столько ласк и поцелуев, что их с избытком хватило бы на дюжину
таких Долли. Эдвард Честер и Джо шли последними.
из-под темных ресниц, опущенных на разгоревшиеся щеки, не был брошен ни один
беглый взгляд, ни на миг не сверкнул в их тени блестящий глазок? Джо
показалось, что сверкнул, и вряд ли он мог ошибиться: ибо, по правде
сказать, таких глаз, как у Долли, было немного.
народу. Был тут и мистер Деннис под надежным караулом и укрывавшийся здесь
со вчерашнего дня, лежавший за деревянной перегородкой, которая теперь была
снесена, Саймон Тэппертит, весь в ожогах, избитый, простреленный. Точеные
ножки, его гордость и утешение, слава всей жизни, были размозжены и
представляли собой какую-то бесформенную уродливую массу. Задрожав при виде
этого жуткого зрелища, Долли крепче прижалась к отцу: теперь она поняла, чьи
стоны слышали они с Эммой. Но ни ожоги, ни ушибы, ни пулевая рана, ни
страшная боль в раздробленных ногах и вполовину не причиняли Саймону таких
мук, какие он испытал, когда Долли прошла мимо него в сопровождении своего
спасителя, Джо.
между отцом и матерью, а напротив уселись Эмма Хардейл и ее дядя, и все это
был не сон, а действительность! Но ни Джо, ни Эдварда здесь уже не было, они
ушли, ничего не сказав на прощанье, только издали поклонившись. О, господи,
как долог был путь до "Черного Льва"!
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
много времени, и, несмотря на явные доказательства реальности всех последних
событий, Долли никак не могла отделаться от ощущения, будто ей всю ночь
снится сон и она до сих пор еще не проснулась. Даже когда их карета
остановилась уже перед "Черным Львом", когда из открытой двери хлынул яркий
свет и хозяин, выбежав навстречу с радушным приветствием, стал помогать им
сойти, Долли и тогда еще была не вполне уверена, что она все это видит и
слышит наяву, а не во сне.
один справа, другой слева: должно быть, они ехали позади в другом экипаже.
Это было так удивительно, так непостижимо, и Долли теперь еще больше склонна
была думать, что крепко спит и видит сон. Но когда на сцену появился мистер
Уиллет-старший, то есть старый Джон собственной персоной, все тот же упрямый
тугодум с двойным подбородком таких размеров, каких не в состоянии
вообразить себе ни один человек при самом смелом полете богатой фантазии, -
тут уж Долли очнулась, и пришлось ей поверить, что все это происходит наяву.
славный парень! Когда Долли взглянула на него и подумала, сколько он, должно
быть, выстрадал и в каких далеких странах пришлось ему скитаться, когда она
спросила себя, какая же девушка была его сиделкой (эта девушка, наверное,
терпеливо, нежно и заботливо ухаживала за ним, как делала бы на ее месте
она, Долли), слезы подступили к ее глазам, она уже не могла их удержать и
тут же на людях горько расплакалась.
отец. - И больше нас никто не разлучит. Ну, полно, деточка, успокойся!
Варден была теперь уже совсем не та, (тяжелые дни смуты все-таки принесли
кое-какую пользу), и она так же, как муж, стала нежно утешать Долли.
окружающих. - Да, ручаюсь, что в этом все дело. Я и сам уже проголодался.
уже все подходящие для этого часы, поэтому он приветствовал догадку Джона,
как величайшее открытие, глубокую философскую идею. А так как стол был давно
накрыт, они немедленно сели ужинать.
присутствующих без особого аппетита. Зато старый Джон трудился за всех и
вообще отличался в этот вечер.
не было здесь старых приятелей, которых он привык "задирать". Сына он теперь
побаивался, у него было смутное подозрение, что Джо способен при малейшей
обиде одним ударом свалить "Черного Льва" на пол в его собственной столовой
и затем немедленно умчаться в Китай или другую дальнюю и неведомую страну,
где останется навсегда или по крайней мере до тех пор, пока не лишится
второй руки, обеих ног, а чего доброго - и глаза в придачу. Поэтому мистер
Уиллет молчал, но как только разговор за столом прерывался, он прибегал к
своеобразной мимике, в которой, по мнению "Черного Льва", знавшего его много
лет, на этот раз превзошел самого себя и все ожидания самых восторженных его
почитателей.
Стороны такие странные пантомимы, был пустой рукав его калеки-сына, в чье
несчастье он все еще никак не мог поверить. После их первого свидания старый
Джон в сильном замешательстве ушел на кухню и уставился на огонь, словно ища
своего неизменного советчика во всех трудных и спорных вопросах. Но так как
на кухне "Черного Льва" не было котла, а его собственный громилы так
изувечили и помяли, что он пришел в полную негодность, то Джон окончательно
растерялся и весь этот день прибегал к престранным способам разрешить свои
сомнения: он то щупал рукав одежды Джо, подозревая, видимо, что потерянная
рука найдется там, то осматривал свои собственные руки и руки всех
присутствующих, словно желая убедиться, что человеку полагается иметь их
две, а не одну, то просиживал часами в мрачном раздумье, пытаясь припомнить,
каким был его сын в детстве, действительно ли у него тогда имелись две руки
или только одна, то предавался другим размышлениям в таком же роде.
знакомых, мистер Уиллет с удвоенной энергией занялся решением мучившей его
загадки и был, по-видимому, твердо намерен выяснить правду сегодня или
никогда. Проглотив кусок-другой, он каждый раз откладывал нож и вилку и в
упор смотрел на сына - главным образом на его пустой рукав. Затем медленно
обводил всех глазами, пока не встречал чей-нибудь ответный взгляд, а тогда
торжественно и глубокомысленно качал головой, хлопал себя по плечу и
подмигивал, вернее засыпал одним глазом минуты на две, ибо процесс
подмигивания происходил у Джона очень медленно. Открыв затем глаз и снова
важно покачав головой, он брал нож и вилку и принимался за прерванную еду,
но ел рассеянно - положит кусок в рот, а в то же время, сосредоточив все
внимание на Джо, в каком-то остолбенении смотрит, как тот одной рукой режет
мясо, смотрит до тех пор, пока не начнет давиться застрявшим в горле куском,
и тогда только приходит в себя. По временам он пускал в ход разные уловки -
попросит Джо передать ему соль, перец, уксус, горчицу, - словом, что-нибудь
с той стороны, где у Джо нет руки, и жадно наблюдает, как тот сделает это. С
помощью всех этих экспериментов Джон в конце концов разрешил свои сомнения и
успокоился. Положив нож по одну сторону, а вилку - по другую сторону
тарелки, он сделал основательный глоток из стоявшей перед ним кружки (все
время не спуская глаз с Джо), откинулся на спинку стула и с глубоким вздохом
изрек, обводя всех глазами:
До него это дошло, наконец!
заслуженную похвалу. - Вот она куда делась: ее отрезали!