умолять и настаивать, чтобы меня отпустили. Как бы ни была незначительна и
маловажна эта размолвка...
его.
друг мистер Каркер, ибо я, право же, должна назвать его так...
у меня с языка, и я бог весть сколько времени умирала от желания произнести
их при первом удобном случае. Незначительная и маловажная! Милая моя Эдит и
дорогой мой Домби, неужели мы не знаем, что любая размолвка между вами...
Нет, Флауэрс, не сейчас.
которые живут душа в душу и связаны чудеснейшими узами чувства, должна быть
незначительной и маловажной? Какие слова могут выразить это лучше? Никакие!
Поэтому я с радостью пользуюсь этим ничтожным случаем, этим пустяшным
случаем, в котором так полно обнаружилась Природа, и ваши индивидуальные
качества, и все такое, что вызывает слезы у матери,- пользуюсь для того,
чтобы сказать, что я не придаю происшедшему ни малейшего значения и вишу в
этом только развитие низменных элементов Души! И в отличие от большинства
тещ (какое отвратительное слово, дорогой Домби!), которые, как я слыхала,
существуют в этом, боюсь, слишком искусственном мире, я в подобных случаях
не подумаю вмешиваться в ваши дела и в конце концов не могу особенно
огорчаться из-за таких маленьких вспышек факела этого... как его там
зовут... не купидон, а другое очаровательное создание. Говоря это, добрая
мать смотрела на обоих своих детей зорким взглядом, который, быть может,
выражал твердое и хорошо обдуманное намерение, таившееся за бессвязными
словами. Намерение это заключалось в том, чтобы предусмотрительно отойти в
сторонку, не слышать в будущем бряцания их цепи и укрыться за притворной и
наивной верой в их взаимную любовь и преданность друг другу.
именно в ее поведении в самом начале нашей супружеской жизни вызывает мое
неудовольствие и что, настаиваю я, должно быть исправлено. Каркер,- он
кивнул головой, отпуская его,- спокойной ночи!
были устремлены на мужа, и, направляясь к двери, задержался у ложа
Клеопатры, чтобы со смиренным и восторженным почтением поцеловать руку,
которую она милостиво ему протянула.
хотя бы одним словом нарушила свое упорное молчание теперь, когда они
остались вдвоем (ибо Клеопатра удалилась со всею поспешностью), мистер Домби
мог бы выступить в защиту своих прав. Но перед этим напряженным,
уничтожающим презрением, с каким она, посмотрев на него, опустила глаза,
словно считала его недостойным и слишком ничтожным, чтобы ему возражать,-
перед безграничным пренебрежением и высокомерием, с каким она сидела в тот
миг, перед холодной, неумолимой решимостью, с какою она как будто давила его
и отшвыривала,- он был беспомощен. И он оставил ее во всем величии ее
красоты, дышавшей презрением к нему.
на старой лестнице, там, где видел когда-то Флоренс в лунном свете, с трудом
поднимавшуюся по ступеням, с маленьким Полем на руках? Или он случайно
очутился здесь в темноте и, подняв глаза, увидел, как она выходит со свечой
из той комнаты, где спала Флоренс, и снова заметил, как изменилось это лицо,
которое он не мог смягчить?
своей гордыне и гневе он не знал о той тени, которая упала на его лицо, в
темном углу, в вечер их возвращения, и с тех пор появлялась часто, и
омрачала его сейчас, когда он смотрел наверх.
ГЛАВА XXXVII
подъезда ждала карета, чтобы везти их на прогулку. Ибо теперь у Клеопатры
снова была своя галера, а за обедом Уитерс, уже не изнуренный, в куртке с
подбитою ватой грудью и в штанах военного покроя, стоял за ее креслом,
которое было уже не на колесах, и больше не бодался. В эти дни волосы
Уитерса лоснились от помады, он носил лайковые перчатки, и от него пахло
одеколоном.
это принято за оскорбление) покоилась на софе, маленькими глотками попивая
свой утренний шоколад в три часа дня, а Флауэрс, горничная, пристегивала ей
девственные рукавчики и оборочки и совершала над ней церемонию домашнего
коронования, водружая на голову бархатную шляпку персикового цвета;
искусственные розы на ней покачивались необычайно эффектно, когда параличное
дрожание заигрывало с ними подобно легкому ветерку.
Скьютон. - У меня руки дрожат.
сегодня вам приходится за это расплачиваться.
к своей почтенной матери, занимавшейся туалетом, вдруг отшатнулась от окна,
словно сверкнула молния.
нервна?! Не говори мне, милая Эдит - что ты, всегда такая сдержанная, тоже
становишься мученицей, как твоя мать с ее несчастной натурой! Уитерс, кто-то
стучит.
Домби.
странно давать такой ответ, даже не узнав, кто пришел. Подайте сюда, Уитерс.
Ах, боже мой, милочка, да ведь это мистер Каркер! Такой рассудительный
человек!
подойдя к двери, строго сказал ожидавшему слуге: "Миссис Домби уезжает.
Ступайте", - и захлопнул перед ним дверь.
который снова, и не очень охотно, предстал перед миссис Домби.
просит, если можно, уделить ему одну минуту для делового разговора,
сударыня.
ибо выражение лица дочери не предвещало добра, - если ты разрешишь мне
высказать мое мнение, я бы посоветовала...
приказание, она добавим, бросив хмурый взгляд на мать:
встретила входящего гостя. С тою же неприятной фамильярностью и
снисходительностью, с какою он говорил всегда, обратился он к ней и теперь,
заговорив самым вкрадчивым тоном; он выразил надежду, что она здорова... об
этом незачем было спрашивать, достаточно взглянуть на ее лицо, чтобы
получить ответ... он едва имел честь узнать ее вчера вечером, так она
изменилась... Он придерживал дверь, когда она уходила, и втайне сознавая
свою власть над нею, с испугом отшатнувшейся от него, не смог до конца
скрыть это чувство, несмотря на всю свою почтительность и учтивость.
Скьютон и, наконец, поклонился Эдит. Холодно, не глядя на него, она ответила
на его приветствие и, не садясь сама и не приглашая его сесть, ждала, чтобы
он заговорил.
свой непреклонный дух, однако ее прежняя уверенность в том, что с первого же
дня знакомства этот человек знал ее и ее мать с худшей стороны, что каждое
перенесенное ею унижение было таким же явным для него, как и для нее, что он
читал ее жизнь, словно какую-то гнусную книгу, и перелистывал перед нею
страницы, бросая быстрые взгляды и меняя интонации, чего никто другой
заметить не мог, - все это ослабляло ее и подрывало ее силы. Когда она гордо
стояла перед ним и ее властное лицо требовало от него смирения, ее
презрительно сжатые губы отвергали его, грудь тяжело вздымалась от
возмущения его присутствием, а темные ресницы угрюмо опускались, скрывая
блеск глаз, чтобы ни один луч не упал на него, когда он глядел на нее
покорно, с умоляющим, обиженным видом, но всецело подчиняясь ее воле, - она
в глубине души сознавала, что в действительности победа и торжество на его
стороне и он прекрасно это знает.
- и я осмелился указать, что пришел по делу, потому что...
порицание? - спросила Эдит. - Мистер Домби оказывает вам такое необычайное
доверие, сэр, что вряд ли вы меня удивите сообщением, что именно в этом и
заключается ваше дело.
его имя, - сказал мистер Каркер. - Но я в своих собственных интересах умоляю
эту леди быть справедливой к смиренному слуге, взывающему к ней о
справедливости... к простому подчиненному мистера Домби... к человеку,
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн
Корнев Павел
Акунин Борис