недобрых людей, вопреки пословице, гласящей, что разбойники издали чуют
деньги путников. А, между тем, они могли бы недурно поживиться, и
каких-нибудь два обитателя подземелья без труда сумели бы отнять у нас все
дублоны, так как я при дворе не научился храбрости, а Бертран, наш mozo de
mulas (*182) не производил такого впечатления, что позволит скорее убить
себя, чем отдаст хозяйский кошелек. Один только Сипион был до некоторой
степени воякой.
дворе в двух шагах от дома моего дяди, каноника Хиля Переса. Мне очень
хотелось осведомиться, в каком положении находятся мои родители, прежде
чем показаться им на глаза; а для того чтобы узнать об этом, лучше всего
было обратиться к хозяину и хозяйке гостиницы - людям, которые, как мне
было известно, не могли не знать всех дел своих соседей.
разглядывания, воскликнул:
стремянного, Бласа из Сантильяны!
изменился. Это тот самый шустрый Жиль Блас, у которого ума было больше,
чем роста. Мне кажется, я еще вижу его, как он приходит сюда с бутылкой,
чтобы купить вина дяде на ужин.
милость, расскажите мне о моих родных. Отец и мать, наверное, находятся не
в очень блестящем положении.
состоянии вы себе их ни представляли, вам трудно будет вообразить людей,
более достойных жалости, чем они. У старичка Хиля Переса разбита параличом
половина тела, и, по всей видимости, он долго не протянет; ваш батюшка, с
некоторых пор поселившийся у каноника, страдает воспалением легких, или,
вернее сказать, он сейчас находится между жизнью и смертью, а матушка
ваша, которая тоже не слишком-то здорова, вынуждена служить сиделкой им
обоим.
оставил Бертрана с каретой на постоялом дворе и в сопровождении своего
секретаря, не пожелавшего меня покинуть, отправился к дяде. Как только я
предстал перед матушкой, внезапное волнение известило ее о моем
присутствии еще раньше, чем она различила мои черты.
войдите и посмотрите, как ваш отец умирает; вы прибыли как раз вовремя,
чтобы присутствовать при этом мучительном зрелище.
приближался к последнему своему часу на кровати, явно изобличавшей нищету
бедняги-стремянного. Уже обвеваемый смертною сенью, он все же еще сохранял
некоторые проблески сознания.
просит вас простить причиненные им горести и испрашивает вашего
благословения.
он остановил их на мне и, заметив, несмотря на подавленное свое состояние,
что я огорчен тяжелой утратой, был тронут моей скорбью. Он хотел что-то
сказать, но силы ему изменили. Я взял одну из его рук, и, пока я обливал
ее слезами, не будучи в силах произнести ни слова, он скончался, словно
только и ждал моего прибытия, чтобы испустить последний вздох.
неумеренной горести. Я, казалось, был сильнее потрясен, чем она, хотя отец
за всю свою жизнь не выказал мне ни одного знака приязни. Достаточно было
быть сыном, чтобы его оплакивать; а кроме того, я упрекал себя в том, что
вовремя не пришел ему на помощь. Думая об этой своей черствости, я
представлялся сам себе чудовищем неблагодарности, вернее, отцеубийцей.
состоянии, заставил меня испытать новые угрызения совести.
виде нужды твоих близких! Если бы ты уделил им частицу тех излишеств,
коими пользовался до заточения, то мог бы окружить их удобствами,
недоступными им при скудости приходских доходов, и, быть может, продлил бы
жизнь своего отца".
Напрасно я прижимал его к груди и всячески выказывал ему свою нежность: он
оставался нечувствителен ко всему. Сколько ни твердила ему матушка, что я
его племянник Жиль Блас, он смотрел на меня с тупым выражением, ничего не
отвечая. Если бы даже голос крови и благодарности не побуждал меня
пожалеть дядю, я все равно не мог бы удержаться от жалости, видя его в
положении, столь достойном сострадания.
мою скорбь и из дружбы смешивая свои вздохи с моими. Полагая, что матушка
после столь долгой разлуки захочет со мной побеседовать и что присутствие
незнакомого человека может ее стеснить, я отвел Сипиона в сторону и сказал
ему:
матерью. У нас будет с ней длинная беседа. Твое присутствие может
показаться ей лишним при разговоре, который будет касаться одних только
семейных дел.
ночь в беседе с матушкой. Мы дали друг другу отчет в том, что с нами
произошло со времени моего отъезда из Овьедо. Она в точности описала все
огорчения, пережитые ею в домах, где она служила дуэньей, и притом
поведала множество подробностей, которые мне было бы не особенно приятно
услышать в присутствии своего секретаря, хотя я ничего от него не скрывал.
При всем уважении, коим я обязан памяти своей матери, должен все же
сказать, что добрая старушка была несколько многоречива в рассказах: она
облегчила бы мне на три четверти выслушивание своей истории, если бы
откинула все излишние детали.
слегка коснулся приключений, выпавших на мою долю; но, дойдя до визита,
нанесенного мне в Мадриде сыном овьедского бакалейщика, Бертраном
Мускадой, я подробно остановился на этом происшествии.
отместку, вероятно, обрисовал меня вам в ужасном виде.
возгордились благорасположением первого министра королевства, что едва
соблаговолили его узнать; а когда он изложил вам наше бедственное
положение, вы будто бы выслушали его крайне холодно. Но так как отцы и
матери, - добавила она, - всегда стараются извинить своих детей, то мы не
могли поверить, что у вас такое недоброе сердце. Ваш приезд в Овьедо
оправдывает наше хорошее мнение о вас, а горесть, в которой я вас вижу,
завершает это оправдание.
молодого Мускады есть доля правды. Когда он ко мне явился, я был занят
только своей карьерой, и честолюбие, мною владевшее, не позволяло мне
подумать о родных. Поэтому не следует удивляться, если в таком
умонастроении я оказал не особенно любезный прием человеку, который,
заговорив со мной грубым тоном, дерзко заявил, что я, как ему известно,
богат, как жид, и что потому он советует мне послать вам денег, ибо вы
очень в них нуждаетесь; он даже в весьма неумеренных выражениях попрекнул
меня равнодушием к родне. Я был задет его бесцеремонностью и, потеряв
терпение, схватил его за плечи и вытолкал из кабинета. Признаю, однако,
что был не прав в этом деле: мне следовало сообразить, что если у
бакалейщика не хватает вежливости, то это не ваша вина, и что надлежит
последовать его совету, хотя он и был дан в неучтивой форме. Об этом я и
подумал через несколько минут после того, как выставил Мускаду. Голос
крови заговорил: я вспомнил обо всех своих обязанностях по отношению к
родителям и, краснея от того, что так плохо их выполнял, почувствовал
угрызения совести, коими, однако, не смею перед вами хвалиться, ибо вскоре
они опять были задушены жадностью и честолюбием. Но впоследствии, будучи
заточен по королевскому приказу в Сеговийскую крепость, я опасно там
захворал, и эта счастливая болезнь вернула вам сына. Да, болезнь и тюрьма
восстановили природу в ее правах и окончательно отвратили меня от
придворной жизни. Я мечтаю только об удалении от мира и в Астурию приехал
лишь затем, чтобы просить вас разделить со мною приятности уединенной
жизни. Если вы не отвергнете моей просьбы, я увезу вас в свое валенсийское
поместье, где мы будем жить в полном довольстве. Вы сами понимаете, что я
намеревался и батюшку увезти туда же; но, коль скоро небо судило иначе,
пусть, по крайней мере, я испытаю удовлетворение, живя вместе со своею
матерью и стараясь всеми возможными знаками внимания загладить
воспоминание о том времени, когда я не был ей полезен.
матушка, - и уехала бы с вами без колебаний, если бы не видела в том
некоторых трудностей. Я не покину вашего дяди и своего брата в том
состоянии, в котором он теперь находится; а кроме того, я слишком привыкла
к этим местам, чтобы с ними расстаться. Тем не менее, я на свободе подумаю
об этом, ибо такое дело заслуживает того, чтобы зрело его обсудить. Пока
же позаботимся о похоронах вашего отца.
Белов Вольф
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн
Шилова Юлия