снова должен излить сперму.
своего мужа: я слышу, что он все еще развлекается там; пусть Джон сношает
тебя на трупе моей жены, и вы оба кончите... Джон и ты. Потом ты вернешься,
залитая спермой и кровью, я приласкаю тебе зад и чувствую, что эта выдумка
доставит мне ни с чем не сравнимое наслаждение. Но запомни... хорошенько
запомни одну маленькую формальность, которую ты должна выполнить... Смотри,
Доротея, как твердеет мой член при этих словах! Так вот, пока ты будешь
вкушать блаженство на гигантском копье Джона, ты должна кричать во все
горло: "Верней! Верней! Ты стал вдовцом и рогоносцем! Только что мой муж
убил твою жену, а я... я тебе изменяю..." Да, мой ангел, да, ты будешь орать
во всю глотку, а потом посмотришь, в каком экстазе я буду от этих слов.
какое у тебя воображение!
дорогая? Если разврат погубил меня, пусть вернут меня к жизни его радости.
рядом, за стенкой, Брессак и Виктор только что сообща совершили злодейское
убийство! Ей дали знак молчать, но вместо Джона в ее задницу вторгся Виктор,
и в момент извержения маленький злодей закричал:
застоявшийся бык. Ему показали тело его супруги, вернее окровавленные
останки несчастной женщины, испустившей дух в результате пыток, о которых
даже страшно рассказывать. Верней овладел сыном, который, как известно,
сношал в этот момент Доротею; Брессак совокуплялся с дядей, Джон содомировал
Брессака; Марселина орудовала хлыстом, подбадривая участников этой
потрясающей оргии; она стихла только для того, чтобы возобновиться в новых
формах и продолжаться до появления дневной звезды, которой предстояло
осветить, наконец сцену расставания наших героев {"Не изображая событий, о
них можно рассказать больше, - пишет Ламетри, - полезнее возбудить
любопытство ума, намекая на предмет, частично скрытый от глаз, который нам
еще не виден и о котором нам хочется догадаться самим". Таковы мотивы,
заставляющие нас набросить вуаль на эпизоды, о которых мы лишь сообщаем
мимоходом. (Прим. автора.)}.
заверениями скоро встретиться вновь, каждый дал слово и отправился своей
дорогой.
свой. Мадам де Вольмир не могла поехать с дочерью: скрученная подагрой и
ревматизмом, она не покидала своего кресла, поэтому Жернанд, завладев
девушкой, скоро изолировал ее так же, как и прежнюю жену. Только вместо
сумасшествия стали поговаривать об эпилепсии, о том, что за молодой графиней
следует строго присматривать, что ей необходим покой; мать несчастной,
женщина небогатая и осыпанная милостями Жернанда, не осмелилась проверить,
слухи обрели силу фактов, и распутник стал спокойно наслаждаться с новой
жертвой теми же удовольствиями, которые свели в могилу предыдущую.
осуществила бы его незамедлительно, если бы не надежда, что ей больше
повезет со своей второй хозяйкой, нежели с той, которой ее лишила жестокость
этих чудовищ. Мадемуазель де Вольмир, девятнадцатилетняя девушка, еще более
красивая и нежная, чем прежняя госпожа, настолько покорила Жюстину, что та
решила спасти ее, невзирая на грозящие ей опасности. Прошло около шести
месяцев с тех пор, как коварный Жернанд начал приучать к своим омерзительным
прихотям это кроткое очаровательное существо, приближалось время года, когда
следовало ожидать нашествия всей злодейской шайки, и Жюстина, поколебавшись,
открылась своей несчастной хозяйке: она сделала это с такой прямотой, с
таким желанием разбить ее оковы, что та поверила ей.
Вольмир не сомневалась в том, что женщина, давшая ей жизнь, несмотря на
недуг, тут же поспешит на помощь к дочери. Но как предупредить ее? Привыкшая
преодолевать преграды, Жюстина на глаз измерила высоту террасы - не более
тридцати футов. Ее глаза не встретили никакой внешней ограды, и она решила,
что окажется на лесной дороге, как только переберется через стену.
Мадемуазель де Вольмир, приехавшая в замок ночью, не могла ни подтвердить,
ни опровергнуть ее предположение, а в отсутствие графа Жюстина, бывшая под
постоянным присмотром старух, не имела возможности произвести разведку
местности. Итак наша храбрая и верная подруга решилась попытать счастья.
Вольмир написала матери достаточно убедительное письмо, чтобы разжалобить ее
и побудить тотчас поспешить на помощь своей несчастной дочери. Жюстина
спрятала его на груди, затем с помощью связанных простыней спустилась к
подножию крепости. Но что с ней стало, великий Боже, когда она обнаружила,
что оказалась в парке, окруженном высокими стенами, которые были прежде не
видны из-за множества густых деревьев; эти стены высотой тридцать футов,
толщиной три фута, были утыканы битым стеклом... Что же предпринять? Вот в
таком отчаянном положении должен был застать ее приближавшийся рассвет. Что
о ней подумают, увидев ее в таком месте, где она могла оказаться единственно
с намерением бежать? Разве удастся ей укрыться от ярости графа? Никакой
пощады нечего было ожидать от этого дикого вепря! Он насытится ее кровью,
она не сомневалась в этом: такую кару он ей обещал... Возвращение было
невозможно: Вольмир сразу убрала связанные простыни; стучаться в двери -
значило наверняка выдать себя. Каким-то чудом наша бедная Жюстина не
потеряла голову окончательно и не сдалась на милость своего отчаяния. Если
бы только она заметила хотя бы искорку жалости в душе хозяина, возможно,
надежда бросила бы ее навстречу опасности, но это был тиран, варвар, монстр,
презирающий женщин, который давно искал повод расправиться с ней, выпустить
из нее всю кровь капля за каплей, чтобы посмотреть, сколько часов она будет
умирать от этой пытки - разве можно было рассчитывать на снисхождение? Не
зная, что делать, окруженная со всех сторон опасностями, она села под
деревом, молча отдаваясь на волю Всевышнего. Наконец забрезжило утро, и
первое, что бросилось ей в глаза, был сам граф. Он вышел для того, чтобы
подстеречь мальчишек, которым он молчаливо позволял собирать ветки в своем
парке, а потом с удовольствием заставал их на месте преступления и избивал
до крови. И в этот раз его экспедиция увенчалась успехом: он поймал одного
воришку, порвал несчастному ягодицы и прогнал прочь увесистой палкой, и тут
он увидел Жюстину: ему показалось, что он столкнулся с привидением... Он
невольно отпрянул. Редко храбрость входит в число достоинств злодея. Жюстина
поднялась, дрожа всем телом, и снова упала в ноги злодею.
сразу заподозрил неладное, заметил злосчастную записку, достал ее, пробежал
глазами и коротко приказал Жюстине следовать за ним.
там царила гробовая тишина. После нескольких поворотов граф открыл темницу и
швырнул туда Жюстину.
проступок карается смертью, так что готовься к этому справедливому
возмездию: завтра после трапезы я займусь тобой.
волосы, бросил на пол и два или три раза протащил по каземату, а в
довершение едва не расплющил о стену.
проговорил он перед тем, как уйти, - и если я откладываю твою казнь, будь
уверена, что только для того, чтобы сделать ее еще более долгой и ужасной.
видения, теснившиеся у нее в голове, в сочетании с многочисленными ушибами -
следами гнева Жернанда - сделали ее самой ужасной в жизни нашей героини.
обреченного, который в любую минуту ожидает казни, у которого отобрана
всякая надежда и который не знает, не будет ли очередной вздох последним в
его жизни. Теряясь в догадках относительно истязаний, ему уготованных, он
рисует их в своем воображении в тысячах форм, одна ужаснее другой. Самый
слабый шум кажется ему шагами палачей: его кровь застывает, сердце его
останавливается, и меч, - который разрушит нить его существования, не так
страшен для него, как переживаемый момент.
спасло Жюстину, нам остается только догадываться. Тридцать шесть часов наша
героиня пребывала в ужасном состоянии, описанном выше, наконец дверь
отворилась, и вошел Жернанд. Он был один, глаза его гневно сверкали.
кровь будет сочиться по капле, я буду пускать ее три раза в день, как уже
говорилось, я давно ждал этого случая и благодарен вам за предоставленную
возможность.
руку, надрезал ее и, когда набежало три чашки крови, перевязал рану. Не
успел он закончить, как раздались громкие крики.
мадам умирает... Она хочет поговорить с вами, пока не отдала Богу душу.
привычен человек к злодейству, редко случается, чтобы известие о его
результатах не заставило дрогнуть злодейскую душу. При этом на какой-то миг
добродетель входит в свои права, которые тут же вновь уступает пороку.
Жернанд выскочил следом и забыл запереть двери. Жюстина воспользовалась
случаем; несмотря на почти трехдневную диету и на обильное кровопускание,
она бросилась вон из темницы, пробежала через двор и оказалась на дороге,
никем не замеченная... Надо идти, твердила она про себя, идти во что бы то
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Курылев Олег
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс
Майер Стефани