Чтение 123–й страницы книги ~Сокровища Валькирии-1~

равно, Комиссар-то в руках! И Птицелов был в руках...

Полковник подошел к зеркалу и, не включая света в передней, долго
всматривался в темный портрет. Сумрак в стекле как бы убрал все малозначащее
и оставил лишь его образ - суровый, орлиный, гордый...

Птицелов говорил, что похож на птицу, только не сказал, на какую.
Полковник вынул из заднего кармана брюк пистолет "ПСМ"- генеральский,
никелированный, отвел затвор, проверил, есть ли патрон в патроннике, и
открыл небольшой металлический шкаф, вмонтированный в мебельную стенку. Там
стоял личный карабин "СКС", охотничье ружье и мощный итальянский арбалет. В
отдельном запирающемся блоке он хранил патроны и служебный пистолет. Уже
давно никто из посторонних не входил в его квартиру, а за два последних
года, может быть, лишь Воробьев бывал раза три. Не имело смысла ничего
убирать, прятать, запирать под замок, но срабатывала многолетняя привычка,
вживленная в мышечную память. Полковник сунул пистолет в блок и вдруг увидел
начатую пачку нитроглицерина. Кровяные капельки посверкивали на блестящей
фольге - это все, что осталось от Птицелова. Вот то гнездо, где была его
последняя капля...

Будто зачарованный рубиновыми шариками, полковник вернулся в зал и налил
полный стакан вина. Оно тоже напоминало кровь, только темную, венозную,
обедненную кислородом. Золотой ободок на стакане засиял, испуская на пальцы
свет. Полковник одним духом выпил до дна и утер ладонью верхнюю губу - усы
после Чернобыля не росли, но и тут осталась мышечная память...

Усы у него когда-то были не черные, грузинские, а пшеничные, пышные,
несколько даже карикатурные, и они, подобно губке, всегда впитывали вино.
Ему очень нравились собственные усы, но не как предмет мужской гордости; они
придавали его орлиному носу, да и всему лицу, законченность, создавали его
образ, скрывая хищность птичьего профиля. И женщинам они нравились...

Полковник пересчитал кровяные шарики в упаковке- семь штук, точно патроны
в револьвере. Яд мог быть в каждом. А мог и не быть ни в одном. Птицелов
знал в котором или взял наугад?.. Что чувствовал в тот миг? Да, вспомнил про
птицу, будто поймал скворца, держал в руках и упустил... теперь и полковник
поймал скворца!

Он выщелкнул шарик, бывший в соседней ячейке с тем, что выбрал Птицелов.
Сел плотно в кресле, расслабился и осознанно, будто перед броском, выдержал
паузу.

И в тот же миг подумал, что у этого недоноска в форме ОМОНа усы отрастут
еще.

Капля упала на язык и, прижатая к нёбу, стала медленно рязмягчаться,
будто сладкая, тающая во рту ягодка. Полковник раздавил ее о зубы и
остановил дыхание...

Грузная, цепенящая боль ударила в затылок, сдавила виски. И почти сразу
же онемел язык. Волна бесчувственности скользнула с него в гортань и
побежала к сердцу. Хотелось того дремотного состояния покоя, которое он
испытал, глядя на свистящий запал гранаты.

Полковник инстинктивно обхватил ладонями голову, сжал ее и замер, ожидая
развязки. Боль поднималась в голове грибом ядерного взрыва, клубилась под
черепом и заполняла его пространство. Гладкая кожа на затылке и темени
омертвела, зато на ладонях стала болезненно-чувствительной, словно открытая
рана...

И на этой очужевшей коже он ощутил рост волос! Они были совсем маленькие,
топкие, но густые, и на ощупь кожа головы напоминала бархат. Изумленный
полковник приподнялся в кресле и вдруг обнаружил, точнее, осознал страшное,
нестерпимое желание жить. Только бы эта рубиновая капсула не оказалась ядом!
Он никогда не принимал нитроглицерина и совершенно не знал его действия. У
полковника было хорошее, крепкое сердце...

Прошло секунд десять, долгих и каких-то свистящих, словно он прыгнул со
скалы в пропасть и теперь ожидал удара о землю.

Ничего не случилось! А Птицелов, помнится, умер почти мгновенно. Боль
медленно опала, рассосалась, разнесенная кровью по всему телу, но этот
густой, едва ощутимый замшевый ершик на голове остался. Он не поверил своим
рукам, включил свет и всмотрелся в зеркало, однако ничего, кроме своих
изумленных глаз, не увидел. Тогда он принес настольную лампу и осветил себя
сзади. Кожа на голове заискрилась: волосы росли серебристые, совершенно
седые, однако это ничуть не расстроило его. Пусть хоть зеленые растут!
Полковник приблизил лицо к зеркалу и стал ощупывать подбородок, верхнюю губу
под носом,- и тут бабья, гладкая кожа стала замшевой, как у созревающего
подростка...

***

За эту ночь волосы выросли на два миллиметра и, мягкие, бархатистые, были
видны без всякого дополнительного освещения. Когда он утром посмотрелся в
зеркало, то отметил, что похож на небритого, запившего горькую мужика. Глаза
тоже были похмельные, красные и воспаленно поблескивали.

Он включил все телефоны, и почти сразу же позвонил "папа".

- Ты где был всю ночь?- спросил он тревожным голосом.

Полковник не мог объяснить, что был дома, в собственных стенах, и в
одиночку переживал одному ему понятное потрясение. Впрочем, не хотел и
объяснять, потому что это не касалось даже "папы".

- Плановые мероприятия,- односложно отозвался он.

- Ты что там вчера натворил? Меня тут жалобщики достают.

Он напрочь забыл о схватке с ОМОНом и потому невозмутимо ответил:

- Не понимаю.

- Зачем выбросил ОМОН из своего двора? Поставили тебя охранять, а ты...-
Голос "папы" слегка повеселел, и послышалась в нем глубоко скрытая гордость.

- Отрабатывал действия группы захвата,- сказал полковник.

- Нашел время,- проворчал "папа".- Не трогай больше... В городе ожидаются
массовые беспорядки, попытки захвата зданий и некоторых лиц. А твой домик -
сам знаешь...

- Этих жлобов поставили без документов, с оружием,- слегка возмутился
полковник.- Банда, а не ОМОН.

- Не обращай внимания,- посоветовал "папа".- Эмвэдэшники проводят свою
операцию, это их дело... Оружие и амуницию верни, когда приедут.

- Хорошо...

- И вообще, ни на что не обращай внимания. Занимайся своим делом.
Возможно, эту педелю буду очень занят, так что не ищи меня...

- Ясно.

- Пока эта шумиха идет, действуй самостоятельно. Посылай всех подальше.

- Принял к сведению.

- Будет время- позвоню,- пообещал "папа".- Кстати, как отработала группа
захвата?

- Неплохо.

- Сколько сейчас у тебя человек?

- Всего восемь,- настораживаясь, ответил полковник.- Вчера работало
шесть.

- Подбери людей. Мы должны иметь в этой группе человек пятнадцать,-
неожиданно заявил "папа".

- Мне потребуется специальная экипировка, оружие...

- Распоряжусь, чтобы доставили,- немедленно отозвался он.- Должны быть
постоянные и серьезные тренировки. Освободи их от всех других занятий.

- Все ясно,- заключил полковник.- Но серьезные тренировки - тренировки на
пленэре...

- Только не трогай ОМОН,- посоветовал "папа".- И воинские части.

- Понятно.

Полковник положил трубку. Разговор был странный, ибо "папа" ни слова не
спросил о деле. Всякий диалог с ним начинался с досконального доклада
Арчеладзе о проделанной работе. "Папа" требовал извещать его обо всем,
посвящать во все детали планов, разработок и версий. То ли подействовал этот
государственный переворот, то ли иные, известные причины, но интерес "папы"
свелся лишь к группе захвата Кутасова. За каким чертом ее надо удваивать? И
так уже два года Кутасов сидит без работы, если не считать тренировок да
редкой помощи уголовному розыску, когда требовалось бесшумно захватить
какую-нибудь банду. "Папа" решил накачать мышцы отдела, хотя раньше
заботился о накачке ума и все время спрашивал об аналитической группе.

Сумасшедшая версия, рожденная полковником на обратном пути из Ужгорода,
неожиданно получила новое подтверждение. Если "папе" доложить о способе
перекачки золота, он не разгонит отдел и не отправит за штат Арчеладзе. И уж
тем более в машину не бросят боевую гранату. "Папа" найдет новое занятие,
возможно, с жадностью уцепится за партийную кассу Бормана. Сделает все,
чтобы сохранить, увеличить и прекрасно оснастить спецотдел. Потому что это
его сила, это его разум и мышцы. Это небольшая, но мобильная и вездесущая
армия с неограниченными полномочиями и засекреченной деятельностью. Отдел -
это продолжение самого "папы", его информативный и карательный орган. Он
нужен не потому, что сейчас в государстве нестабильная, взрывоопасная
обстановка. Причина другая: с помощью Арчеладзе "папа" держит под постоянным
контролем тайну перекачанного им же на Запад золотого запаса. Поэтому
отрицательный результат работы отдела - хороший для него показатель. Значит,
утечки нет.

И не "папа" ли велел прикончить информатора - старика Молодцова?! Это
ожидает всякого, кто хоть что-то знает об исчезновении золота. А они
постепенно будут высовываться, ориентируясь на отдел полковника. Одного
заставит сделать это голод, второго - тщеславие, третьего - возможность
заработать. Арчеладзе будет исполнять роль козла-провокатора, заводящего
овечье стадо на скотобойню. Таким образом можно избавиться от всех
свидетелей...

И не "папа" ли подсунул ему "золото Бормана", тем самым как бы продляя
жизнь и законность существования специального отдела? А потом изъял золотой
значок, чтобы ввести в заблуждение, разогреть профессиональный интерес...

Да, ведь золотом НСДАП активно и тайно занимается Комиссар. Значит, это
не маневр "папы"; за этим стоит еще одна сила, связанная с Кристофером
Фричем. Этот богатенький Буратино не станет швырять денежки на какую-то