Война, жизнь, смерть - это тяжба. Лучше просудить последнее, но не идти
на мировую...
тивной стороны!.. Она гордится своим братом: он оборонял Францию, а она
энергично обороняет его от приближающейся смерти. Но она предпочла бы
дать ему умереть, чем потворствовать его позорной слабости - дружбе с
немцем. Она знает об этой дружбе, но ей не угодно знать. И Жермен подпи-
сывается под этим. Между ними - безмолвный уговор. Кто любит, тот не хо-
чет оскорблять - не только словами (г-жа де Сейжи - воплощенное самооб-
ладание), но и мысленно (это еще хуже) - дорогое ему имя.
сына, и, любя его, она закрывает на это глаза, но отнюдь не одобряет.
Своим молчанием она показывает, что не хочет признаний, да Жермен не
стремится к ним. Г-жа де Шаванн прожила долгую жизнь и всегда держалась
благоразумного закона осторожности: не спорь с господствующими взгляда-
ми, обычаями, предубеждениями. Быть может, сердце ее свободно, или было,
или могло быть свободным. Но она так давно заглушает его голос! После
деятельной жизни, в которой сердцу было мало простора, нравственная ус-
талость располагает к покою, уводит от всего, что может смутить этот по-
кой. Сердце не потеряло своей глубокой нежности, но громче заявляет о
себе властная потребность в спокойствии. И она сжимает руку своего
взрослого больного сына, показывая, что знает его мысли и просит не го-
ворить о них.
дружбе с Францем, о своих волнениях, о том, что занимает его гораздо
больше, чем исход сражений. Аннета удивленно спрашивает:
ее грустная улыбка.)
ломудренным чувством, которое не ищет словесного выражения. Но их разде-
ляет целый мир...
Мартюре.
дом своих мягких, чуть-чуть прищуренных, близоруких глаз, гладит его
ножку? Да, у госпожи де Марей тот же выпуклый лоб, изящный нос, удлинен-
ный подбородок, умная улыбка юных глаз, тонкие губы. Но вся она окутана
печалью. Где младенец? Она его ищет. Она его ждет. Но он на небесах, и
вся ее любовь - там. Что остается для нас, земных созданий? Она терпели-
ва, не ропщет, верна своему земному долгу. Но против воли показывает (ей
было бы грустно расстроить нас), что сия юдоль для нее лишь переход. Да,
и мы для нее прохожие.
вас в заблуждение! Аннета, эта улыбка означает: "Примиритесь!"
лыми и любимыми!" Ненависть ей чужда, но она верит, что, раз война су-
ществует, значит она от бога, и почитает ее. Она не позволит (вы сами в
этом убедились), чтобы войну запятнали свирепостью, вероломством, наси-
лием над побежденным. В ней есть подлинное благородство. Но благородство
в старинном понимании этого слова. То, что было, должно быть. И всегда
будет. Ибо все, что было "зло" или "добро", облагорожено временем. Освя-
щено родом. Освящено богом. Она пальцем не шевельнет, чтобы это изме-
нить. Она понимает честь как примирение.
реди у меня нет, как у вас, неограниченных сроков жизни.
ней. Получить свое мне нужно сегодня или никогда.
мыслями и намерениями, с начала войны не находила себе дела - и, нако-
нец, открыла его здесь: от нее требовали, чтобы она всю себя отдала делу
самой священной и бескорыстной любви-дружбы между двумя молодыми людьми
разных национальностей. Кипевшие в ней силы она отдала им с обычной сво-
ей страстностью, которая граничила, не будем этого скрывать, с безрас-
судством. Она это понимала, разум говорил ей:
ничего не требовала, не ждала награды. Чтобы быть счастливой, ей доста-
точно было дарить счастье - и рисковать... Рисковать!.. Аннета была иг-
рок... (Жермен отлично понял это.) В другие времена она с восторгом рис-
ковала бы жизнью.
не щадил ее. Он забыл об опасностях, которым подвергал ее. Больные без-
жалостны.
ного. Он находился в концентрационном лагере под Анжером. Она послала
ему письмо через Международное бюро по делам военнопленных, правление
которого находилось в Женеве. И между друзьями снова протянулась нить,
связывавшая их жизнь. Аннета отсылала и получала на свое имя их письма.
Она приходила к Жермену, чтобы тайком брать или передавать их.
не могла оторваться от них: этот крик любви обвился вокруг нее, как
объятие. Высвободиться из этого объятия у нее не хватило сил; она прочла
письмо до конца. И, прочитав, сидела с письмом на коленях, задыхаясь,
словно после шквала. Немало усилий понадобилось ей, чтобы скрыть от Ша-
ваннов сияние, которое она излучала. Но, оставшись с глазу на глаз с
Жерменом, она вся засветилась такой непритворной радостью, что он тотчас
все понял. И, протянув руку, срывающимся от нетерпения голосом повели-
тельно сказал:
тишиной. Аннета стояла и смотрела, ничего не видя; в окно, на двор, куда
не проникало солнце. Она прислушивалась к шороху бумаги и прерывистому
дыханию. Вдруг все замерло. По улице, за оградой, медленно проезжала
запряженная волами телега. Казалось, она катилась, не двигаясь, - вопло-
щенная неподвижность равнин центральной Франции; время словно останови-
лось. Впереди несся крик возницы - птичий крик. Медленно затихал шум ко-
лес. Дрогнувшие старые стены теперь стояли недвижно. И вот уже вновь
ощущается полет времени. Голос Жермена окликнул ее:
стене. На постели - развернутое письмо.
вом не выдав своего волнения, он взял край платья Аннеты и поцеловал
его.
проходил этот поток нежности. Она подбавляла в него краски и пламя своей
души. Каждый из друзей любил только за себя. Аннета любила за себя и за
них. Как дерево, на которое слетались две птицы, она слушала песнь горя-
чей дружбы, звеневшую в листве. Ветви оживали, омываемые струями свежего
воздуха, светом помолодевшего неба. Возраст, война - все изгладилось из
памяти.
лучше расслышать, ей чудилось, что один голос принадлежит молодой девуш-
ке, а другой - женщине-матери. Женщина простирала руки. Девушка броса-
лась в ее объятия.
пристанище! Три года он задыхался от омерзительной близости сбитых в од-
ну кучу тел и душ. Никто так не страдал от этой аристократической брезг-
ливости, как он... Никогда не быть наедине с собой! Наихудшее одиночест-
во!.. Теряешь самого себя!.. Он был чужд бьющей ключом человечности
слишком богатых сердец, которые изливают на окружающих этот свой преиз-
быток... Пусть даже будут потери... "Пейте вволю, стада, шлепайте по лу-
жам... Не вы, так земля все вберет в себя!.." Франц боялся показать свое
видение жизни чужим глазам, бессильным воспринять его. Но ему не хватало
и великолепной полноты сил, присущей великим одиноким художникам, кото-
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Контровский Владимир
Круз Андрей
Шилова Юлия