"Жемчуг", ушел от нас, скрылся в зюйд-вестовой четверти. Мы пытались за ним
гнаться. Не наша вина, если мы на своем старике от него отстали. А искать
его, мне кажется, было бы бесполезно.
крейсер находится на сорок пять миль севернее Корейского пролива. Значит,
"Дмитрий Донской" вышел уже в широкую часть Японского моря, держа курс
теперь норд-ост 23°. Одно лишь беспокоило многих-за кормою двигались три
миноносца, и не было уверенности, что это свои. Во всяком случае, за ними
следили, держа наготове пушки. Медленно проходила ночь,
угрожающая неожиданными бедствиями. Где-то в пространстве несколько раз
пытались переговариваться по беспроволочному телеграфу японцы. Но сейчас же
станция крейсера, впутываясь в их разговор, сбивала их, и те замолкали.
державшиеся за кормой, оказались русскими. Их было два: "Бедовый" и
"Грозный". С мостика и палубы смотрели назад, на эти дымившие маленькие
суда, с такой любовью, словно они были родные дети крейсера.
офицеру:
постоянной привычке произнес:
растягивая фразы:
корабля, а теперь осталось только два. Куда, однако, исчез третий?
горизонте увидели еле заметный дымок. Чей это шел корабль? Вскоре "Бедовый"
семафором передал на крейсер депешу, полученную им по беспроволочному
телеграфу: "Уменьшить ход для присоединения "Буйного" и снятия адмирала".
Баранов получил приказ разыскать флагманский корабль и снять с него штаб.
погибающем корабле. Но Баранов такой приказ понял по-другому, полагая, что с
"Суворова" никого еще не сняли. Конечно, "Бедовый" не нашел флагманского
корабля и все крутился около легких крейсеров, стараясь держаться подальше
от поля сражения. И вдруг теперь, 15 мая утром, получилась такая загадочная
телеграмма-снять адмирала! А главное, в ней ничего не говорилось, какого
адмирала: Рожественского или Небогатова? А может быть, Фелькерзама? От такой
неожиданности командир "Бедового" только крякнул.
пересесть? Баранов забегал по мостику, засуетился, восклицая:
Небогатов или Фелькерзам. Ну, а как тот? О, нет, нет! Дай бог, чтобы это был
другой адмирал, но только не Рожественский!..
сближались с "Буйным".
миноносце машина повреждена, котлы, питавшиеся забортной водой, обросли
солью, уголь на исходе. При таких условиях я ни до какого нашего порта дойти
не могу. А потому я решил предложить вам, не пожелаете ли вы перейти на
"Донской"?
встретиться с его взглядом, и тихо спросил:
Коломейцев.
достаточно имеется угля.
подошли к "Бедовому" совсем близко, спросили голосом:
был невзрачный человек, низенький, коренастый, с
темно-рыжими усами, свисающими вниз, как две сосульки. Обыкновенно он быстро
сходился с людьми, любил побалагурить, играя при этом легкомысленными
глазами. Но теперь он был мрачен и, разговаривая с ненавистным командиром,
смотрел вниз, словно заинтересовался его начищенными ботинками. Баранов,
посоветовавшись с ним, зычно крикнул на "Буйный".
суток! Могу дать и полный код-двадцать пять узлов!
удовлетворительные ответы. Но штабные чины во главе с адмиралом почему-то
все-таки решили пересесть на миноносец "Бедовый". Все четыре судна стояли с
застопоренными машинами, покачиваясь на мертвой зыби. Крейсер "Донской"
получил по семафору приказ спустить шлюпки. Баркас и гребной
моментально очутились на воде. Катер пристал к правому борту "Буйного" для
снятия адмирала и его помощников. Но прошел целый час, прежде чем вынесли
командующего наверх. Тем временем баркас, приставая к противоположному
борту, занялся переправой на крейсер ослябской команды, сильно переполнившей
миноносец.
приставлял к глазам бинокль. Вид у командира был крайне растерянный. В
девять часов катер под взмахами весел, начал приближаться
"Бедового".
Рожественского, который лежал на носилках. Его трудно было узнать, но вместе
с ним находились чины его штаба: флаг-капитан
Клапье-де-Колонг, флагманский штурман полковник Филипповский-тот и другой с
повязками на голове; заведующий военно-морским отделом, капитан 2-го ранга
Семенов, старший флаг-офицер лейтенант Кржижановский и другие.
как будто за ним гнались с ножом. Лицо его то бледнело, то покрывалось
красными пятнами, а губы, силясь что-то сказать, судорожно кривились. Он
ясно отдавал себе отчет: если раньше Рожественский ему покровительствовал,
то вчерашняя его проделка едва ли будет прощена. Ведь он так изменнически
покинул своего командующего и считал его уже мертвым. А на самом деле
адмирал оказался жив и смотрит с носилок прямо на него в упор сверлящим
черным глазом.
управлявший катером, обратился к адмиралу:
принять носилки:
грудь воздуха, весь вытянулся. Правая рука его, поднятая к козырьку фуражки,
вздрагивала, глаза налились животным страхом. Однако опасения его оказались
напрасными. В другое время, при других условиях, несмотря
изнеможенность от ран, адмирал, конечно, разгромил бы такого командира,
который не выполнил боевого приказа. Но в данный момент это не входило в его
расчеты. Очутившись на палубе, Режественский прямо с носилок протянул руку
командиру и ласково сказал:
начальника, расстилаясь передним льстивым говором:
превосходительство, что хоть вы остались живы...
назад, если бы он прибыл на палубу миноносца, все пришли бы в состояние того
оцепенения, какое бывает при виде сумасшедшего, вооруженного топором.
сразу превратился в ничтожество. Его рассматривали с любопытством и в то же
время с огорчением, словно удивляясь, как до сих пор они могли идти за таким
бездарным командующим.
как будто люди разучились отвечать высшему начальству, раздались голоса:
койку. А когда начали спускать по узкому трапу вниз, Баранов, закричал на
матросов, желавших оказать помощь: