года в Синг-Синге по сравнению с делом всей жизни? К тому же он был не
иностранец, а всего только рядовой перемещенный соотечественник. Так или
иначе, марки Рудольфу Абелю не досталось - только надгробие.
также под именем Рудольф Абель, 1903-1971" (разумеется, кириллицей). Для
марки текст, пожалуй, длинноват - но не для нас. (Ах, милый читатель, ты
только взгляни, чего у нас тут только нет: шпионы, марки, кладбища,
надгробия! Подожди, то ли еще будет: поэты, художники, политические
убийства, эмигранты, арабские шейхи, пули, кинжалы, угнанные автомобили и
опять марки!) Но - ближе к делу. Жили-были однажды - в 1936-38 гг. в Испании
- два человека, Вилли Фишер и Рудольф Абель. Они были коллегами и близкими
друзьями. Настолько близкими, что остальные служащие той же конторы звали их
"Фишерабель". Не подумай дурного, дорогой читатель, - просто они были
неразлучны, отчасти из-за работы, которую выполняли. Просто напарники.
Трудились они там на благо советской разведки, в отделе, ведавшем грязной
стороной дела во время гражданской войны в Испании. Это та сторона, на
которой изрешеченные пулями тела находят за много километров от линии
фронта. Как бы там ни было, руководил конторой некто по фамилии Орлов,
заведовавший перед испанской войной из кабинета в советском посольстве в
столице Франции всей советской сетью контрразведки в Западной Европе. Им мы
займемся позже - или, как знать, может, это он займется нами. Пока что
скажем только, что Орлов был очень близок с Фишерабелем. Не так близок, как
они друг с другом, но близок. Опять же - ничего дурного, поскольку Орлов был
женат. Просто он был начальником, а Фишерабель - его правой и левой рукой
одновременно. Обе, как я сказал, грязные.
гражданская война в Испании кончается, и пути Фишерабеля и Орлова
расходятся. Они покидают мадридский отель "Насьональ", откуда от начала до
конца осуществлялось руководство этой операцией, садятся - кто в самолет,
кто на пароход, а кто и на подводную лодку, которая везет испанский золотой
запас, отданный Советам Хуаном Негрином - министром финансов
республиканского правительства, и разъезжаются в разные сторо ны. Орлов
растворяется в воздухе. Фишерабель возвращаются в Москву и продолжают
работать на то же учреждение - сочиняют отчеты, натаскивают новобранцев - т.
е. делают все то, что делают полевые офицеры, уйдя с поля битвы. В 1940 году
Рудольфа Абеля переводят на Дальний Восток, к монгольской границе, где в
этот момент назревает конфликт; он делает неверный шаг, и его убивают. Потом
начинается вторая мировая война. Все годы войны Вилли Фишер живет в Москве,
натаскивает новобранцев - на этот раз, вероятно, с большим удовольствием,
поскольку немецкий для него родной благодаря отцу, но в целом чувствует, что
жизнь проходит стороной, что его обходят с повышениями, что он стареет. Это
безрадостное положение вещей прерывается только в тысяча девятьсот шорох
письмом, когда внезапно его извлекают из нафталина и дают новое задание. "К
такому заданию, - загадочно говорит он накануне отъезда одному из своих
бывших подручных еще с испанских времен, - к такому заданию вся жизнь
сотрудника - только подготовка". После чего он отбывает. В следующий раз
приятели слышат о нем X лет спустя, когда, взятый ФБР в этой самой
бруклинской квартире, старина Вилли запел: "Я полковник Красной Армии
Рудольф Абель, и я требую..."
тем, что вознаграждается чаще прочих. Более того, терпение есть неотъемлемая
часть всякой добродетели. Что есть добродетель без терпения? Просто хороший
характер. Но в определенных видах деятельности это не окупается. Более того,
оказывается смертельно опасным. Определенный род деятельности требует
терпения - дьявольского терпения. Может быть, именно из-за того, что в
определенном роде деятельности терпение - это единственная осязаемая
добродетель, лица, деятельностью этой занимающиеся, так на нем зависают.
Поэтому потерпи, любезный читатель. Считай, что ты - "крот".
незадолго до окончания гражданской войны (кончающейся, разумеется, не из-за
нерадивости Орловских сотрудников, но в Москве многие вещи, вероятно,
видятся иначе). В этот вечер Орлова вызывают на встречу с неким официальным
лицом из Москвы на борту корабля, ставшего на якорь в Барселоне. Как
руководитель советской разведывательной сети в Испании Орлов подотчетен
только - и непосредственно - секретариату Сталина. Он чует ловушку и бежит.
Т. е. хватает жену, спускается на лифте в вестибюль и просит портье вызвать
такси. Кадр. Панорама зазубренных Пиренеев, рев двухмоторного аэроплана.
Кадр. Утром в Париже; звуки аккордеона, панорама - ну, скажем, площади
Согласия. Кадр. Кабинет в советском посольстве на рю де Варенн. Усы
Джугашвили над распахнутой настежь дверью сейфа "Мослер"; крахмальный рукав
с запонками и рука, торопливо запихивающая в саквояж французские банкноты и
документы. Кадр. Затемнение.
И все же, если достаточно пристально всматриваться в темный экран, можно
различить письмо. Письмо адресовано Сталину и говорится в нем нечто в том
духе, что он, Орлов, порывает с безбожным коммунизмом и его отвратительной и
преступной системой, что он с женой выбрал свободу, и если хоть один волос
упадет с головы их стариков-родителей, остающихся в тисках этой системы, то
он, Орлов, расколется и вывалит urbi et orbi весь совсекретный товар, ему
известный. Письмо вкладывается в конверт с адресом то ли редакции "Ле Монд",
то ли "Фигаро". Адрес, так или иначе, парижский. Перо снова ныряет в
чернильницу: еще одно письмо. На этот раз - Троцкому. Написано в нем
примерно следующее: я, нижеподписавшийся, - русский негоциант, только что
через Сибирь бежавший из Советского Союза в Японию, и совершенно случайно в
московской гостинице я подслу шал разговор в соседнем номере. Речь шла о
покушении на Вашу жизнь, и через щель в двери я даже сумел разглядеть
предполагаемого убийцу. Это высокий молодой человек, который прекрасно
говорит по-испански. Считаю своим долгом Вас предупредить. Письмо подписано
вымышленным именем, но Дон Левин - биограф и исследователь Троцкого -
достоверно установил, что автор - Орлов, и, если я не ошибаюсь, Орлов лично
ему это подтвердил. На конверте - почтовый штамп Нагасаки, а адресовано оно
в Мехико. Однако оно тоже попадает в местные газетки (La Prensa Latina? El
Pais?), поскольку Троцкий, едва оправившийся от второго покушения (во время
которого его американского секретаря убил впоследствии всемирно знаменитый
художник-монументалист Давид Альфаро Сикейрос при содействии впоследствии
всемирно знаменитого поэта и даже Нобелевского лауреата Пабло Неруды),
регулярно передает в печать все угрозы и предостережения, которые он
получает. И Орлову это известно, хотя бы потому что вот уже три года ему
приходится просматривать кипы периодики на испанском. Ну, например, за кофе.
В холле "Насьоналя", например, или у себя в люксе на шестом этаже.
Меркадера, третьего - и справившегося с задачей - убийцу Троцкого. Который
был попросту подчиненным Орлова, так же как и Фишерабель, и работал в той же
самой конторе. Так что если бы Орлов действительно хотел предупредить
Троцкого, он мог бы рассказать ему про Рамона Меркадера намного больше, а не
только что тот - молодой, высокий, красивый и прекрасно говорит по-испански.
Однако не Троцкий был поводом для второго письма: поводом для второго письма
было первое письмо, адресованное Сталину. Точности ради, скажем так: письмо
Сталину, напечатанное в газете "Ле Монд", было обращено к Западу, тогда как
письмо Троцкому, хотя отправлено оно было именно на Запад - в западное
полушарие, - было обращено к Востоку. Цель первого из них заключалась в том,
чтобы обеспечить Орлову приличную репутацию за границей, предпочтительно в
кругах, связанных с разведкой. Второе было предназначено для своих, чтобы
показать ребятам в московской штаб-квартире, что он не болтает лишнего, хотя
и мог бы - например, про Меркадера. Так что они - ребята - могут доделать
дело с Троцким, если им так хочется. (Им захотелось, но слез в связи с этим
мы лить не станем, поскольку Троцкий, утопивший в крови Кронштадтское
восстание - единственную подлинную русскую революцию, которая когда-либо
имела место, - был ничуть не лучше, чем то исчадье ада, которое отдало
приказ его прикончить. В конце концов, Сталин был оппортунист. Троцкий был
идеолог. От одной мысли, что они могли бы поменяться местами, кидает в пот.)
Более того, если бы всплыло, что он был автором второго письма (как и
всплыло в ходе исследований Дона Левина), это только укрепило бы репутацию
Орлова как истинного антисталиниста. Каковым он вовсе не был. У него не было
ни идеологических, ни каких-либо иных расхождений со Сталиным. Он просто
бежал, спасая свою драгоценную для него шкуру, и на ходу кинул псам кость,
чтоб было что грызть. И пару десятилетий они ее грызли.
издательство во Франции выпустило книгу под названием "Охотник вверх
Доставалов Александр
Самойлова Елена
Конюшевский Владислав
Конан-Дойль Артур
Майер Стефани
Соломатина Татьяна