Право же, я никогда не думала, что мне будет так грустно расставаться с
тобой.
Прощаясь со мной, она расплакалась и поручила моим дружеским заботам своего
брата, как уже сделал раньше Хэм. Мы ничего о нем не слыхали с тех пор, как
он ушел тогда, на закате.
обучаетесь, понадобятся деньги или если они вам понадобятся по окончании
учения, дорогой мой, чтобы стать на ноги (а они вам все равно понадобятся,
миленький мой), то у кого же больше прав ссудить вам деньги, чем у меня,
глупой старой служанки моей милочки!
ответ, что, если когда-нибудь мне придется взять взаймы деньги, я их возьму
у нее. Мне кажется, ничто не доставило бы Пегготи большего утешения, чем
такой ответ, - разве что я попросил бы тут же на месте большую сумму.
хорошенькому ангелочку, что мне, ох, как хотелось бы увидеть ее хоть на
минутку! И скажите ей, что, когда она будет выходить замуж за моего
мальчика, я приеду и устрою вам такое красивое гнездышко, если вы мне
разрешите!
привел в восторг Пегготи, уехавшую в наилучшем расположении духа.
для этого ко всевозможным способам, а вечером в назначенный час появился на
улице, где проживал мистер Миллс. У мистера Миллса была ужасная привычка
засыпать после обеда, он еще не ушел из дому и в среднем окне не было
никакой клетки.
оштрафовал его за опоздание. Наконец он вышел, и тогда я увидел, как моя
Дора сама вывесила в окне клетку и выглянула на балкон убедиться, тут ли я;
увидав меня, она убежала в комнату, а Джип остался и бешено залаял на
огромную собаку мясника, которая могла проглотить его, как пилюлю.
Джип, спотыкаясь, рыча и, видно, воображая, будто я разбойник, и мы все
втроем, радостные и любящие, вошли в комнату. Очень скоро я внес уныние в
наши счастливые сердца - я этого не хотел делать, но слишком уж я был
поглощен своей идеей - и без всяких предисловий спросил Дору, может ли она
любить нищего.
только представление о желтом лице пьяницы, о костылях или деревянной ноге,
а не то о собаке с подносиком в зубах или еще о чем-нибудь в таком же роде.
И она с очаровательным недоумением широко раскрыла глаза.
сказала Дора. - Любить нищего!
какие-то сказки! Я велю Джипу укусить вас!
необходимо было ясно высказать все, и я торжественно произнес:
глупо, - сказала Дора, тряхнув локонами.
локонами, положила мне на плечо дрожащую руку и сначала посмотрела на меня с
испугом и беспокойством, а потом расплакалась. Это было ужасно. Я упал на
колени перед диваном, ласкал ее, умолял не надрывать мне сердца, но довольно
долго бедная маленькая Дора могла только восклицать: "Ох, боже мой, боже
мой!", и: "Ох, мне так страшно", и: "Где Джулия Миллс?", и: "Ох, отведите
меня к Джулии Миллс и, пожалуйста, уходите!" - так что я потерял голову.
ко мне испуганное личико и постепенно успокоил ее, так что теперь это личико
выражало только одну любовь, а прелестная нежная щечка прижалась к моей
щеке. Тогда, не разжимая объятий, я сказал ей о том, как горячо-горячо люблю
ее; и о том, что считаю правильным освободить ее от данного слова, ибо
теперь я беден; сказал, что никогда мне этого не перенести и не оправиться,
если я потеряю ее; и о том, что бедность меня не страшит, если не страшна
она Доре, которая для меня - источник силы и вдохновения; я сказал, что уже
принялся за работу с такой энергией, какую знают одни влюбленные, и учусь
быть практичным и думать о будущем; сказал, что корка хлеба, заработанная
своими руками, слаще любых яств, полученных по наследству. И много еще
говорил я на эту тему со страстным красноречием, удивившим даже меня самого,
хотя я думал о своем разговоре с Дорой день и ночь с тех пор, как выслушал
поразительное бабушкино сообщение.
упоении, ибо уже знал ее ответ, судя по тому, как доверчиво она прильнула ко
мне.
страшным. Я кажусь страшным! Доре!
сказала Дора, прижимаясь ко мне еще теснее. - Ох, не надо, не надо!
- И Джип должен каждый день получать в двенадцать часов баранью котлетку,
иначе он умрет!
Джип по-прежнему будет получать регулярно свою баранью котлетку. И нарисовал
картину нашего скромного семейного очага, где мы не зависим ни от кого
благодаря моим трудам, - описал маленький домик, виденный мною в Хайгете, и
комнату, отведенную для бабушки в верхнем этаже.
подолгу сидеть у себя в комнате? И, надеюсь, она не сварливая старуха?
понял, что она немного непрактична. Мое новорожденное рвение остыло, когда я
убедился, как трудно поделиться с ней этим рвением. Я сделал еще одну
попытку. Когда она совсем пришла в себя и принялась закручивать уши Джипу,
лежавшему у нес на коленях, я сказал очень серьезно:
Дора. - Потому что мне становится так страшно!
это совсем с другой точки зрения. Я хочу, чтобы это вдохнуло в вас мужество
и воодушевило вас, Дора!
переносить куда более тяжелые вещи.
Правда, Джип? О, поцелуйте Джипа и будьте милым!
мне для этой цели и, руководя операцией, сама сложила свои свежие розовые
губки, словно для поцелуя, причем настаивала, чтобы я поцеловал его в самый
кончик носа. Я исполнил то, о чем она просила, - вознаградив себя потом за
послушание, - а она своими чарами надолго заставила меня забыть о моей
серьезности.
качество. - Я хотел кое о чем поговорить с вами.
она сложила ручки и воздела их, умоляя меня не пугать ее больше.
сказал я. - Но, Дора, любовь моя, если бы вы иногда подумали... не падая
духом, о, отнюдь нет!.. Но если бы вы иногда подумали... только для того,
чтобы приободриться... подумали о том, что помолвлены с человеком бедным...
страшно!
раз подумали об этом и начали присматриваться, как ведут домашнее хозяйство
у вашего папы и постарались постепенно привыкнуть... ну, хотя бы записывать
расходы...
бы вы обещали мне понемножку читать поваренную книгу, которую я вам пришлю,
это было бы чудесно для нас обоих. Ибо сейчас, моя Дора, - тут я еще больше
воодушевился, - наш жизненный путь тернист и усыпан камнями, и от нас
зависит выровнять его. Мы должны пробить себе дорогу! Мы должны быть
мужественными! Впереди препятствия, но мы должны их преодолеть!
никакого смысла не было продолжать. Я сказал достаточно. И опять все
испортил. "Ох, мне так страшно! Ох, где Джулия Миллс? Ох, отведите меня к
Джулии Миллс и, пожалуйста, уходите!" Короче говоря, кончилось тем, что я
окончательно лишился рассудка и бесновался, бегая по гостиной.
колени. Я рвал на себе волосы. Я называл себя грубым животным и безжалостным
зверем. Я просил прощения. Я умолял ее посмотреть на меня. Я перевернул все
вверх дном в рабочей шкатулке мисс Миллс, отыскивая флакон с нюхательной
солью, и в порыве отчаяния схватил вместо него игольник из слоновой кости и
осыпал Дору иголками. Я грозил кулаками Джипу, который был в таком же
неистовстве, что и я. Я вытворял бог знает что и давно уже потерял
способность соображать, когда в комнату вошла мисс Миллс.
подруге. Я отвечал: