соотечественника, который сумел надуть англичанина, и так насмешило
недовольство последнего, что он разразился громким восторженным хохотом. Но
еще более дико было видеть проявление того же злорадства в другом человеке;
замученная болезнью, разбитая, жалкая тень так веселилась, что, казалось,
забыла о своей беде и, захлебываясь от смеха, твердила, что этот "Скэддер
ловкач, он вытянул таким порядком немало денег у англичан, что верно, то
верно".
трубку и за восстановление магического круга плевков, очевидно не собираясь
ни разговаривать, ни прощаться; судя по всему, он разделял достаточно
распространенное заблуждение, что если свободный и просвещенный гражданин
Соединенных Штатом вздумает обратить чужой дом в плевательницу часа на два,
на три, то этим только выразит утонченный такт, внимание и вежливость и
очень обяжет хозяев. Наконец он поднялся с места.
одно словечко. У вас, знаете ли, чертовски длинный язык.
пятнистую пантеру не всаживали столько пуль, сколько всадят в вас.
в деспотической стране. Мы пример для всего земного шара, и потому нас надо
уважать, предупреждаю.
нахмурившись. - И не таким еще храбрецам приходилось бежать без оглядки - а
все из-за этого самого. И не за такое дело наш просвещенный народ линчевал
людей, в порошок их стирал. Мы - разум и добродетель земли, сливки
человечества, лучший цвет его. Нам ничего не стоит ощетиниться. Нас надо
уважать, а не то мы ощетинимся и зарычим. И зубы покажем, вперед говорю. Так
что уважайте нас, вот что!
щекотуньей и револьверами, всегда готовыми к услугам по малейшему поводу.
такое? - прибавил он тихонько, становясь на колени, чтобы взглянуть в лицо
своему компаньону, и беря его горячую руку. - До чего довела человека эта
болтовня и хвастовство! Он бредит и не узнает меня!
дней пролежал в таком состоянии; и все это время бедные друзья Марка
самозабвенно ухаживали за ним. Изнемогая душой и телом, работая весь день и
дежуря около больного ночью, изнуренный непривычным трудом и тяжкими
лишениями, Марк никогда не жаловался и нимало не поддавался унынию. Если он
прежде и думал, что Мартин эгоист, что он невнимателен к другим, способен
работать лишь порывами, легко падает духом, то теперь он все забыл. Он
помнил только лучшие свойства своего товарища по скитаниям и был ему предан
душой и телом.
и на руку Марка; но и после того выздоровление тянулось очень медленно - без
хорошего питания и здорового воздуха. Он был еще совсем слаб и худ, когда их
поразило несчастие, которого он так боялся. Заболел Марк.
были напрасны.
встать с постели и опять ложась, -но я весел!
предвидеть всякий, кроме Мартина.
самому Марку они были в двадцать раз добрей; теперь пришел черед Мартина
взяться за работу и ухаживать за больным, сидеть возле него долгими-долгими
ночами, ловя каждый звук в этой угрюмой пустыне, и слушать, как бредит
бедный Марк Тэпли: играет в кегли в "Драконе", любезничает с миссис Льюпин,
привыкает к морской качке на борту парохода, странствует с Томом Пинчем по
дорогам Англии, корчует пни в Эдеме - и все это в одно и то же время.
возвращался домой после тяжелой работы на участке, терпеливый мистер Тэпли
улыбался ему и восклицал:
и ни разу не пожалел о прошлом, но всегда старался быть мужественным и
стойким, Мартин невольно задумывался о том, почему этот человек, которого
жизнь никогда не баловала, оказался настолько лучше его, который всегда был
баловнем счастья? А так как уход за больным, особенно за таким больным,
которого мы знали деятельным и полным сил, наводит на размышления, Мартин
начал спрашивать себя: в чем же разница между ним и Марком?
их спутницы на пароходе, - оно навело его на мысль, что, пожалуй, они с
Марком отнеслись к ней очень по-разному, когда ей нужна была помощь.
Почему-то он тут же подумал о Томе Пинче; ему казалось, что Том, оказавшись
в таком же положении, вероятно, тоже завел бы знакомство с нею; и тогда
Мартин задал себе вопрос: чем же эти очень разные люди похожи друг на друга
и не похожи на него? На первый взгляд в этих размышлениях не было ничего
печального, и все же они глубоко опечалили Мартина.
своего деда* а в семье нередко бывает, что низкие страсти порождают сходные
пороки и ведут к раздорам. В особенности это относится к эгоизму, а также к
подозрительности, скрытности, хитрости и скупости. Еще ребенком Мартин
бессознательно рассуждал: "Мой опекун так занят собой, что мне не на кого
надеяться, разве только на самого себя". И он стал эгоистом.
отверг бы обвинение и счел бы, что его оклеветали незаслуженно. Он так и не
познал бы самого себя, если бы ему не пришлось, только что оправившись после
тяжелой болезни, ухаживать за таким же тяжелобольным; только тогда он понял,
как близко от могилы было его драгоценное "я" и как оно зависимо и ничтожно.
избавлении от смерти и о том, что она грозит Марку. Невольно напрашивался
вопрос, кому из них следовало бы остаться в живых и почему? Тогда-то край
завесы стал медленно приподниматься, разоблачая эгоизм, эгоизм, эгоизм...
бы себя на его месте), исполнил ли он свой долг по отношению к товарищу,
заслужил ли такую верность и усердие и отплатил ли за них как следует? Нет.
Как ни кратковременна была их дружба, Мартин сознавал, что часто, очень
часто был виноват перед Марком* а когда он стал доискиваться - почему,
завеса приподнялась еще немного, - и эгоизм, эгоизм, эгоизм заполнил собой
всю сцену.
правда стала ему ясна; но в страшном безлюдье этого страшного места, где
надежда покинула его, честолюбие угасло и где смерть гремела костями,
стучась в двери, как в зараженном чумой городе, им овладело раздумье; и
тогда Мартин стал размышлять и понял, в чем его слабость и каким безобразным
пятном она чернит его жизнь.
нашлись и учителя - болота, лесные дебри, отравленный воздух, которые
по-своему будили и направляли мысль.
станет спорить и опровергать эту установленную истину, но признает, что в
душе его живет эгоизм и что надо вырвать его с корнем. Он так сомневался (и
справедливо) в твердости своего характера, что решил не говорить Марку ни
слова о своем запоздалом раскаянии и добрых намерениях, но исправляться
постепенно и только собственными силами; в этом решении не было ни капли
гордости, ничего, кроме смирения и мужества, - и лучшего оружия он не мог бы
выбрать. Вот, как безжалостно Эдем развенчал его. И вот на какую высоту он
его вознес.
мог даже говорить, он писал на доске дрожащей рукой: "Я весел!") стали
заметны первые признаки выздоровления. Они то появлялись, то исчезали, не
устанавливаясь; но в конце концов Марк начал бесспорно поправляться, с
каждым днем ему становилось все лучше и лучше.
посоветовался с ним относительно одного плана, который задумал давно;
несколько месяцев назад он привел бы его в исполнение сам, не спрашивая ни у
кого совета.
бегут; должно быть везде известно, что место здесь гиблое, и, стало быть,
продать участок, хотя бы задешево, нам не удастся, даже если бы позволила
совесть. Покинуть родину было сумасбродной затеей, и кончилась она провалом.
Нам осталась одна надежда, одна цель, к которой мы должны стремиться:
оставить Эдем навсегда и вернуться в Англию. Во что бы то ни стало! Любыми
средствами! Только бы вернуться, Марк!
подчеркивая каждое слово, - только бы вернуться!
друг, который может нам помочь, - это мистер Бивен.
Мартин, - и попросил бы у него денег, лишь бы освободиться из западни, в
которую нас так подло заманили. Не написать ли сначала мистеру Бивену?