Чтение 124–й страницы книги ~Две Дианы~

отъездом лично проведает короля, и я обещал подождать его здесь. Кстати, не
он ли идет?

- О, только бы он не разбудил короля! - воскликнула Мария и бросилась к
двери.

Герцог де Гиз вошел бледный, возбужденный. Даже не поклонившись
королеве и не спросив о здоровье короля, он сразу же подошел к брату, отвел
его к окну и начал без предисловий:

- Ужасная новость!

- Что случилось? - забеспокоился Карл Лотарингский.

- Коннетабль де Монморанси во главе полутора тысяч всадников покинул
Шантильи! Чтобы скрыть свое продвижение, он миновал Париж, и от Экуэна и
Корбейля двинулся на Питивье через Эссонскую долину. Завтра он будет со
своим отрядом у ворот Орлеана.

- Это и в самом деле ужасно! - произнес ошеломленный кардинал. - Старый
проходимец хочет спасти своего племянника! Держу пари, что его вызвала
Екатерина Медичи.

- Нужно думать не о ней, а о себе, - зло усмехнулся герцог. - Что
теперь делать?

- Выступить с нашими силами навстречу коннетаблю!

- И вы сможете удержаться в Орлеане, если меня не будет?

- Увы, на это трудно рассчитывать. Жители Орлеана - народ грубый, да,
кстати, еще и гугеноты. Они тянутся к Бурбонам... Хорошо, что хоть за нас
Генеральные штаты.

- Но против нас л'Опиталь, имейте в виду. Трудное положение! А как
король? - спросил герцог, вспомнив в минуту опасности о последней своей
надежде.

- Королю худо, - ответил кардинал. - Но Амбруаз Парэ прибыл в Орлеан по
приглашению королевы и берется завтра утром произвести какую-то отчаянную,
но совершенно необходимую операцию, которая может привести к счастливому
исходу. Будьте здесь к девяти часам, чтобы поддержать Амбруаза, если
понадобится.

Герцог кивнул головой:

- Конечно, это единственная наша надежда: наше влияние кончится вместе
с жизнью Франциска Второго! А для нас было бы неплохо отправить навстречу
коннетаблю прелестный подарок - голову его племянника Конде. Это бы его
устрашило, а может, и заставило бы пойти на попятную.

- Да, это было бы весьма убедительно, - поразмыслив, заявил кардинал.

- Но проклятый л'Опиталь всему мешает!

- Если бы вместо его подписи на приговоре стояла подпись короля, -
продолжал Карл Лотарингский, - все бы стало на свои места! Приговор был бы
приведен в исполнение завтра же утром, еще до прибытия Монморанси.

- Это было бы не слишком законно, но вполне реально.

И Карл Лотарингский горячо подхватил:

- Тогда, брат, вам нечего здесь делать, а отдохнуть вам необходимо.
Скоро пробьет два часа. Идите! Я попытаю счастья!

- Что вы затеяли? - спросил герцог. - Вы, любезнейший братец, не
делайте ничего непоправимого, не посоветовавшись со мной.

- Не беспокойтесь! Если я добьюсь своего, то еще до света разбужу вас,
чтобы все уладить!

- В час добрый, - произнес герцог. - Если вы так обещаете, я, пожалуй,
пойду, потому что действительно чертовски устал. Но будьте осторожны!

И на сей раз, обратившись к Марии Стюарт, произнес несколько
соболезнующих слов и вышел, стараясь ступать как можно тише.

Тем временем кардинал, подсев к столу, написал копию судебного
приговора, встал и направился к постели короля.

Но Мария Стюарт стала перед ним и остановила его жестом.

- Куда вы идете? - тихо и властно спросила она.

- Государыня, необходимо, чтоб король подписал вот эту бумагу...

- Единственное, что необходимо, - это дать покой королю!

- Требуется только его имя на краю бумаги, и я не стану больше его
тревожить.

- Но для этого вам придется его разбудить, а этого я не допущу!...
Притом в таком состоянии он не удержит пера в руке.

- Я подержу перо за него!

Но Мария Стюарт властно оборвала:

- Я уже сказала: я не позволю!

Кардинал был поражен: такого препятствия он никак не предвидел, но тем
не менее вкрадчиво продолжал:

- Выслушайте меня, государыня. Тут дело идет о вашей и нашей жизни!
Слушайте хорошенько: нужно, чтобы эта бумага была подписана королем до
восхода солнца, иначе мы все погибнем!

Но Мария спокойно возразила:

- Это меня не касается.

- Наоборот! Наша гибель - это ваша гибель, поймите же!

- Не все ли мне равно? Ваши честолюбивые расчеты меня не волнуют! У
меня один расчет: спасти того, кого я люблю! Метр Парэ доверил мне охранять
покой короля, и я запрещаю вам его нарушать! Я запрещаю! Пока в короле
теплится еще дыхание, я буду оберегать последний его вздох от ваших коварных
придворных интриг! Я содействовала укреплению вашей власти, дядюшка, пока
Франциск был на ногах, но я готова лишить вас этой власти теперь, когда
нужно беречь его покой. И никто в мире ни под каким предлогом не лишит его
благодатного отдыха!

- Но если основания столь важны...

- Нет на свете такого предлога, чтобы нарушить сон короля!

- И все-таки нужно! - воскликнул Карл Лотарингский. Ему стало в конце
концов досадно тратить столько времени на препирательства со своей юной
племянницей. - Интересы государства превыше вашей чувствительности, мне
нужна подпись короля незамедлительно, и я ее получу!

- Вы ее не получите, кардинал!

Кардинал сделал еще один шаг к постели короля, и тогда Мария Стюарт
стала перед ним вплотную, преграждая дорогу.

Охваченные гневом, королева и министр смотрели друг другу в глаза.

- Я пройду, - глухо бросил Карл Лотарингский.

- И вы осмелитесь поднять руку на меня!

- Но вы моя племянница!

- Я не ваша племянница. Я - ваша королева! Это было сказано так твердо,
с таким достоинством, что кардинал отступил.

- Да, ваша королева, - повторила Мария, - и если вы посмеете сделать
хоть шаг, хоть движение, я тут же позову стражу, и вы, дядя, будете по моему
приказу арестованы! Я, королева, обвиню вас в оскорблении величества!

- Какой позор! - пробормотал потрясенный кардинал.

- А кто из нас его вызвал?

Огненный взгляд, раздутые ноздри, прерывистое дыхание Марии - все
показывало, что она приведет свою угрозу в исполнение.

Но вместе с тем она была так прекрасна, так благородна и в то же время
так трогательна, что даже каменное сердце кардинала дрогнуло.

Государственные интересы были сломлены голосом сердца. Кардинал глубоко
вздохнул.

- Ну что ж, я подожду, когда он проснется.

- Благодарю вас, - грустно сказала Мария.

- Но только лишь он проснется... - начал было Карл Лотарингский.

- Если он сможет выслушать и отвечать вам, дядюшка, я не стану
противиться.

Кардиналу пришлось довольствоваться этим обещанием. Он вернулся к
столу. Мария же снова подошла к аналою. Он ждал, она надеялась.

В течение долгих часов бессонной ночи Франциск ни разу не проснулся.
Амбруаз Парэ не обманул. Первый раз за время болезни король провел всю ночь
в глубоком и спокойном сне. Правда, время от времени он ворочался, жалобно
стонал, бормотал что-то и снова впадал в забытье... Кардинал каждый раз
торопливо поднимался с места и каждый раз разочарованно усаживался в кресло.
И, сжимая в руке бесполезный приговор, он смотрел, как тускнеют и догорают
свечи, как холодный декабрьский рассвет уже белеет в окнах.

Наконец, когда пробило восемь часов, король очнулся, открыл глаза и
позвал:

- Мари? Ты здесь, Мари?

- Я здесь, - ответила Мария.

Карл Лотарингский подошел с бумагой в руке.

Время еще было: долго ли поставить эшафот? Но в это же время вошла в
королевскую спальню Екатерина Медичи.

"Слишком поздно! - подумал кардинал. - Судьба от нас отвернулась!
Теперь, если Амбруаз не спасет короля, нам смерть!"

XXXIII. СМЕРТНЫЙ ОДР КОРОЛЕЙ

Екатерина Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она
отправила к королю Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами
письменное соглашение. Затем до рассвета она приняла канцлера л'Опиталя,
который сообщил ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника - коннетабля.
Она рассказала л'Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал
ей к девяти часам прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с
королевскими покоями, и привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она
вызвала к половине девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей,
которые в силу собственной их посредственности ненавидели гениального
Амбруаза Парэ.

Когда все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в
комнате короля, который только что проснулся. Она сначала подошла к постели
сына, постояла несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает
скорбящей матери, поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и
села в кресло с таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз.