быть, похоже, потому что Митя, несмотря на свое мрачное настроение, так и
покатился со смеху.
гимназия. А помнишь тетку Пульхерию?
приехав в Лопахин, потребовала, чтобы ей устроили "красную комнату", и
бедная Агния Петровна, заняв под вексель, велела оклеить комнату красными
обоями и заказала красный абажур на толстых красных шнурах.
внешность", а на красном фоне эта внешность заметно выигрывала, так что в
конце концов один ветеринарный врач предложил тетке руку и сердце.
Рассказывая эту историю, он внимательно присматривался ко мне, очевидно, не
узнавая.
безнадежную, сесть на постели. - А мы тут рас... расположились и отдыхаем.
восьмого "А"? У него еще была хорошенькая сестра, за которой ухаживал Ванька
Зернов?
или это правда, что Рубин напился и доказывал, что нужно его утопить?
потребовала, чтобы братья слезли с постели. Они покорно слезли и немного
постояли, поддерживая друг друга и вспоминая, как было хорошо, пока я не
пришла. Потом Митя подмигнул брату, и Андрей, сделав серьезное лицо, присел
на корточки и стал шарить в углу, где были сложены книги. Водку выдавали
довольно часто, почти каждый месяц, почему-то на промтоварные единички, но
за книгами стояла бутылочка заветная, настоянная на тархуне, - накануне
решено было распить ее на Митиной отвальной.
швырнули в форточку коньяк, когда я жил на Садовой. А какой был коньяк! Пять
звездочек, боже правый! - И он высоко поднял руку с бутылкой. - Достанете -
ваше!
ответила мне Елизавета Сергеевна?
глупо хохоча, упираясь бутылкой в потолок. Точно я взмахнула волшебной
палочкой - так стремительно превратился он в совершенно трезвого,
взволнованного, слегка побледневшего Митю.
полушубке, взволнованная, румяная, с испуганными глазами.
Елизавета Сергеевна. - Когда вы ушли, я решила... Я испугалась, что Дмитрий
Дмитриевич позвонит куда-нибудь, что я отказалась. Познакомьте же меня с
братом, сумасшедший человек, - сказала она, и слезы стали быстро капать на
полушубок. - И больше не сердитесь на меня. Я еду, еду.
заваленная чемоданами и мешками, и молчала, а братья всю дорогу, до самого
вокзала, с ожесточением обсуждали не слишком злободневный вопрос о том,
каким образом - и нужно ли - связывать кафедру с научной работой? Очевидно,
война, так глубоко изменившая жизнь, оставила неприкосновенным лишь
содержание этих долголетних споров. Впрочем, я не прислушивалась. Мне было
грустно. Это был день, когда в газетах появилось известие о гибели Марины
Расковой, и хотя такие известия были не в диковинку зимой 1943 года, эта
смерть показалась особенно неожиданной и нелепой. На каждом углу с
расклеенных газет смотрело на меня милое, женственное лицо в траурной рамке,
и так трогателен был контраст между строгим военным кителем и косами,
уложенными вокруг головы!
нет-нет да и подступали к глазам, - погибнуть, когда отдали пол-России. Эти
косы, эти глаза, как будто задумавшиеся в юности и так и оставшиеся
задумчивыми, молодыми. Лицо женщины, созданной для спокойной, счастливой
жизни. Остались ли дети?"
когда умирающий Козельцов спрашивает у священника, выбиты ли французы, и
священник, скрывая, что на Малаховом кургане уже развевается французское
знамя, отвечает, что мы победили. И Козельцов умирает, не чувствуя, что
слезы текут по щекам, и испытывая "счастье сознания, что он сделал геройское
дело".
солдаты, молоденький командир с измученным лицом курил в стороне.
Девушка-носильщица тащила чемоданы толстого, хорошо одетого пассажира, и я
слышала, как он тревожно расспрашивал ее, почем в Москве молоко и масло.
Ведь я так и не рассказал вам о самом главном.
это его теория о происхождении рака. - Кстати, у меня сохранился листок,
который я хотел переслать тебе из тюрьмы. Жаль, надо бы его в Москве
оставить. На всякий случай, а?
полуобернулся и протянул мне свою широкую руку.
своим платком мои мокрые глаза и щеки. - Вот уж не похоже!
Митя. Берегите себя.
Легко обернулся и ласково помахал, чтобы мы уходили.
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
населения, в Орловской, Тульской, Смоленской областях. Нужно было
предотвратить опасность, угрожавшую частям Калининского фронта,
действовавшим в зараженных районах.
территорию, занятую противником, чтобы наши войска могли миновать зараженные
села. Это была санэпидразведка, отличавшаяся от военной разведки тем, что к
обычным опасностям присоединялась опасность заражения, и еще тем, что
медицинские разведчики не только стремились избегнуть этой опасности, но шли
прямо на нее, в самую глубину эпидемий. Нужно было организовать
санитарно-контрольные пункты, построить тысячи бань и десятки тысяч
дезинфекционных камер. Словом, нужно было очень многое, и Андрей взялся за
работу с вдохновением, с азартом.
форму, и сразу же у него стал непривычно подтянутый, помолодевший вид. Всю
жизнь я забывала, что он хорош собой - с правильными чертами доброго,
твердого лица, с широко открытыми серыми глазами.
неожиданно возвращаться и опять уезжать - эпидработа всегда была для него
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Маккэфри Энн
Шидловский Дмитрий
Круз Андрей