в себе любовь к человеку, стоявшему рядом с ней. Ее влекло к нему чувство
более глубокое и волнующее, чем то, что она уже испытала когда-то. Она
жаждала доказать ему свою преданность, свое поклонение. Но это было
невозможно. Надо было стоять спокойно рядом с ним, несмотря на то, что
сердце ее билось так, словно хотело выскочить из груди. Слабое журчанье
Лоха, едва-едва плескавшегося о берег, одно только нарушало тишину. Он
шептал ей в уши, кто она такая, она, Мэри Броуди, мать внебрачного
ребенка, и бесконечно повторял слово, которым заклеймил ее отец, когда
выгонял из дому в ту грозовую ночь.
Вы готовы приступить к лепешкам?
когда доктор легонько взял ее за локоть, чтобы помочь пройти по усыпанному
галькой берегу, это прикосновение было нестерпимее всех страданий, какие
она когда-либо испытывала.
бешеная. - Стол и стулья и все уже в саду, как вы приказали. И лепешки
свежие, сегодня утром пекла!
место. Хотя тон его давал понять Джэнет, что она здесь больше не нужна,
старая женщина не уходила и, с восхищением осмотрев Мэри, облизала губы,
готовясь заговорить. Но в эту минуту заметила выражение лица Ренвика и, с
трудом удержав готовый сорваться с языка поток слов, пошла к дому.
Ренвик почувствовали легкое стеснение. Чай был превосходен, в саду
прохладно, пряно благоухала резеда, а им обоим было как-то не по себе.
- Если бы я позволил, она бы нас совсем оглушила. После этого замечания он
погрузился в неловкое молчание, а Мэри вдруг вспомнился тот единственный в
ее жизни случай, когда она вот так же сидела за столом наедине с мужчиной:
это было в крикливо-нарядном кафе Берторелли, она ела мороженое, а Денис
жал ей ногу под столом и чаровал ее живостью и блеском речей.
наполненный ароматом сотни цветов! Как не похож на Дениса ее нынешний
спутник, который не болтает о заманчивых поездках за границу и даже, увы,
не ласкает под столом ее ногу. Как раз в эту минуту он укоризненно качал
головой.
на нее. И добавил с расстановкой: - А я сказал: семь.
закрытыми глазами, безжизненную, бледную - сломленную, вырванную с корнем
лилию. Но, наконец, он взглянул на часы, затем хмуро на Мэри. - К
сожалению, время бежит. Едем обратно?
созданного, чтобы укрывать пылких любовников. Усадив Мэри в экипаж, доктор
вернулся на крыльцо, чтобы расплатиться с Джэнет.
голосом, напоминавшим звуки волынки. - Мне одно только удовольствие
угостить вас и эту милую барышню.
лепешками не угодила?
экипаж. - До свиданья!
скрылись за поворотом, опять покачала головой и, бормоча что-то, вошла в
дом.
какой-нибудь вопрос: удобно ли ей, не прикрыть ли ей ноги, довольна ли она
прогулкой, не пустить ли Тима быстрее, - Ренвик опять погружался в
молчание, которое становилось все более гнетущим по мере того, как они
подъезжали ближе к Ливенфорду.
готовые сомкнуться вокруг нее. Там отец, с опухшими от сна глазами и
пересохшей глоткой, встанет угрюмый и немедленно потребует ужин. Там Несси
нуждается в сочувствии и утешении. Там обступят ее сразу бесчисленные
заботы и обязанности. Эта короткая и нежданная передышка от печальной
жизни близилась к концу, и хоть она была сплошным наслаждением, сердце
Мэри мучительно болело от мысли, что это, вероятно, почти наверное,
последняя ее встреча с Ренвиком.
расстоянии от дома, Ренвик сказал каким-то странным голосом:
кабриолета.
Потом, помолчав: - Может быть, я вас не увижу больше. На всякий случай
простимся.
снял перчатку и протянул ей руку, сказав ненатуральным голосом:
прохладных пальцев, которые ей так нравились, которые когда-то умели
успокаивать боль в ее истерзанном теле и никогда больше его не коснутся,
пальцев, которые она обожала, - она вдруг потеряла власть над собой и,
зарыдав, прижалась горячими губами к его руке, страстно целуя ее, потом
бросилась бежать от него и вошла в дом.
потом поднял голову и, глядя вслед исчезавшей фигуре Мэри, сделал
движение, как бы собираясь выскочить из экипажа и бежать за ней. Но не
сделал этого и снова долго, с странным выражением смотрел на свою руку,
уныло покачал головой и, надев перчатку, медленно поехал прочь.
9
Мэри. - Что ты ей дала порцию, которая и в глазу не поместится?! Как она
будет работать на пустой желудок, да еще в такой день, как сегодня!
давать мне много. Она мне приготовила яйцо. Меня сегодня тошнит от одного
вида каши.
Броуди. - Счастье, что у тебя такой отец, который о тебе заботится и
следит, чтобы ты ела то, что здорово. Налегай на кашу! От нее твои кости
обрастут мясом, и ты наберешься сил для того, что тебе предстоит. Говоря
это, он, очень довольный собой, откинулся на спинку стула, наблюдая, как
его младшая дочь пыталась дрожащей рукой через силу запихать еще несколько
ложек каши между судорожно сжимавшихся губ. Он не понимал, что ей от
волнения претит еда и что гораздо лучше сегодня оставить ее в покое. Он
был в приподнятом настроении по случаю великого дня, дня состязания на
стипендию Лэтта, и даже не пошел в контору в обычный час, остался дома,
чтобы поддержать и ободрить Несси своим присутствием.
ее ждет "Лэтта"? - размышлял он. Нет, он не такой человек! Он не забывал
своей задачи все эти томительные месяцы, да, не забывал и следил, чтобы
дочь выполняла свой долг, так зорко следил, что теперь было бы глупо
испортить суп, пожалев щепотку соли! Нет, он не пойдет сегодня утром на
службу, пропустит, пожалуй, весь день. По такому случаю можно и прогулять
день. Ведь это праздник. Он не жалел сил, чтобы его подготовить, и,
честное слово, сумеет им насладиться. При этой мысли он слегка усмехнулся
и, по-прежнему с удовлетворением созерцая Несси, воскликнул:
тобой.
смотря на отца. - Может быть, ей сегодня от волнения не хочется есть. Я
сейчас дам ей яйцо.
внимания на слова Мэри. - Я знаю, что тебе полезно. Ты бы тут умерла с
голоду, если бы не я. Не такой у тебя отец, чтобы позволить тебе сидеть
три часа на экзамене с пустым желудком.
Несси: забыты были все превратности судьбы, утихла на время острая боль
воспоминаний о Нэнси, и, растянув рот в широкую язвительную усмешку, он
воскликнул:
сидит за столом, смотрит, как его щенок набивает брюхо, и думает, что ему
делать. Ей-богу, приятная мысль! - в улыбке его проступила горечь: - Мэр
города, шутка сказать, достойный представитель Ливенфорда! Пари держу, что
сегодня он имеет довольно-таки жалкий и встревоженный вид!
и пьет разболтанное в молоке яйцо, крикнул резко, словно горечь,
разбуженная мыслью о Грирсоне, не вполне его оставила: