широкую клетчатую штанину до самого колена.
сокрушенно произнес Христиан, морща нос и вытягивая вперед свою костлявую
кривую ногу в белых вязаных кальсонах, уныло облегающих худые колени.
деятельности. Но он все же пытался чем-нибудь заполнять часы, которые
проводил вне клуба, и стремился подчеркнуть, что, несмотря на все
препятствия, никогда не перестает трудиться. Он расширял свои познания в
иностранных языках и даже начал - из любви к искусству, без всякой
практической цели - изучать китайский язык, на каковое занятие и положил
две недели усердного труда. В настоящее время он пытался "дополнить"
неудовлетворительный, по его мнению, англо-немецкий словарь. Но поскольку
он считал для себя полезной перемену воздуха, а для сенатора желательным,
чтобы кто-нибудь его сопровождал, то эти труды, конечно, не могли
воспрепятствовать его отъезду.
дождя, барабанившего о верх кареты, не обмениваясь почти ни единым словом.
Глаза Христиана блуждали, словно он прислушивался к чему-то крайне
подозрительному. Томас зябко кутался в пальто и устало глядел перед собой;
веки его были красны, острые концы усов безжизненно прочерчивали его
одутловатые щеки.
гравию. На застекленной веранде главного здания сидел старый маклер
Зигизмунд Гош и пил грог. Он поднялся, прошипев сквозь зубы что-то вроде
приветствия, и они подсели к нему, чтобы согреться каким-нибудь питьем,
пока внесут наверх их чемоданы.
другим приезжим - какой-то английской семье, незамужней голландке и
холостому гамбуржцу, которые, видимо, сейчас спали, так как вокруг стояла
мертвая тишина и слышалось только журчанье дождевых потоков. Пусть их
спят! Г-н Гош днем не смежает глаз. Он рад, если ему удается хоть ночью
забыться на часок-другой. Здоровье его вконец расшаталось; он лечится
здесь морским воздухом от дрожи в конечностях... Проклятье! Он уже с
трудом держит стакан грога в руках и - громы небесные! - не всегда может
писать, так что дело с переводом полного собрания пьес Лопе де Вега
подвигается удручающе медленно. Старый маклер находился в весьма
подавленном настроении, и его кощунственные возгласы были лишены прежнего
запала. "Все к черту!" - восклицал он. Теперь это стало его любимой
поговоркой, которую он повторял часто вне всякой связи с разговором.
Будденброки?
немножко подлечить нервы. Несмотря на эту собачью погоду, он повиновался,
ибо чего только не сделаешь из страха перед своим врачом! Впрочем,
здоровье его и вправду немного расклеилось. А останутся они с братом до
тех пор, пока он не почувствует себя лучше.
обиды оттого, что Томас говорит только о себе. Он уже совсем было собрался
поведать о человеке, кивающем головой, о бутылке со спиртом, о раскрытом
окне, когда его брат вдруг поднялся, чтобы пойти взглянуть на отведенные
им комнаты.
поверхности моря, отступившего от берегов под напором юго-западного ветра.
Все было затянуто серой пеленой. Пароходы, как тени, как корабли-призраки,
скользили по волнам и исчезали за блеклым горизонтом.
резиновом плаще, ходил гулять с маклером Гошем, в то время как Христиан в
обществе буфетчицы пил шведский пунш наверху, в кондитерской.
города приезжал кое-кто из знакомых, любителей поразвлечься вдали от
семьи: сенатор доктор Гизеке - однокашник Христиана - и консул Петер
Дельман; вид у последнего был прескверный, - он окончательно подорвал свое
здоровье неумеренным потреблением воды Гунияди-Янош. Все усаживались в
пальто под тентом кондитерской, напротив раковины для оркестра, где уже не
играла музыка, переваривали обед из пяти блюд, пили кофе, смотрели на
унылый мокрый парк и болтали.
вода залила многие погреба и по набережной приходилось ездить на лодках; о
пожаре в портовых складах; о выборах в сенат. На прошлой неделе сенатором
был избран Альфред Лауритцен, фирма "Штюрман и Лауритцен", оптовая и
розничная торговля колониальными товарами; сенатор Будденброк не
сочувствовал этому избранию; он сидел, подняв воротник пальто, курил и,
только когда разговор коснулся этого последнего пункта, вставил несколько
замечаний.
сенатор, - в этом можете не сомневаться. Лауритцен - безусловно честный
человек и опытный коммерсант, но он представитель средних кругов,
добропорядочных средних кругов; его отец собственноручно доставал из бочки
маринованные селедки, заворачивал их в бумагу и вручал кухаркам... А
теперь владелец розничной торговли избран в сенат! Дед мой, Иоганн
Будденброк, порвал со своим старшим сыном из-за того, что тот женился на
лавочнице, - да, вот каковы были нравы в те времена! Но требования все
понижаются, это чувствуется и в сенате: сенат демократизируется, милейший
мой Гизеке, и ничего хорошего в этом нет. Одних коммерческих способностей,
с моей точки зрения, недостаточно, здесь следовало бы ставить большие
требования. Альфред Лауритцен с его огромными ножищами и боцманской
физиономией в зале ратуши! Это оскорбляет во мне какие-то чувства, -
какие, я и сам точно не знаю. Есть тут что-то бесстильное - какая-то
безвкусица.
более как сын брандмайора!..
столько курить, Будденброк, эдак вам никакой пользы не будет от морского
воздуха.
глаза.
дымкой затянувшего всю окрестность. Собеседники помянули о нашумевшем в
городе скандале - подделке векселей оптовым торговцем Кассбаумом -
"П.Филипп Кассбаум и Кь", который сидел теперь под замком. Никто особенно
не горячился; поступок г-на Кассбаума называли глупостью, над ним
подсмеивались, пожимали плечами. Сенатор доктор Гизеке рассказывал, что
упомянутый Кассбаум отнюдь не утратил хорошего расположения духа. Явившись
на свое новое местожительство, он тотчас же потребовал, чтоб ему принесли
зеркало: "Мне ведь здесь сидеть не годик, а целые годы, без зеркала я не
обойдусь". Он, так же как Христиан Будденброк и Андреас Гизеке, был
учеником покойного Марцеллуса Штенгеля.
заказал еще грогу, таким голосом, словно говорил: "На что мне эта
проклятая жизнь!" Консул Дельман потребовал бутылку сладкой водки, а
Христиан опять занялся шведским пуншем, который сенатор Гизеке велел
подать для себя и для него. Прошло несколько минут, и Томас Будденброк
снова закурил.
более вялый от сытости и спиртных напитков, - о делах вообще и делах
каждого в отдельности. Но и эта тема никого не оживила.
досадливо мотнул головой.
- Или вас в данный момент интересует только водка?
я заглядываю к себе в контору; плешивый на прическу много времени не
тратит.
Хагенштрем, - мрачно вставил маклер Гош; он облокотился на стол и подпер
рукой свое лицо, лицо старого злодея.
вульгарно, что собеседники даже огорчились безнадежностью его цинизма. -
Ну, а вы, Будденброк, еще делаете что-нибудь?
перехода, просто почуяв общее настроение и немедленно ощутив потребность
"углубить" его, он заломил шляпу набекрень и заговорил о своей конторе в
Вальпараисо и о Джонни Тендерстроме. - "В такую-то жарищу! Боже
милостивый!.. Работать? Нет, сэр! Как видите, сэр!" И при этом они пускали
дым от папирос прямо в физиономию шефа. Боже милостивый! - Мимикой и
жестами он неподражаемо воспроизвел вызывающую дерзость и добродушную
распущенность праздных кутил. Брат его сидел не двигаясь.
злобным шипеньем поставил его на стол, хватил себя кулаком по непокорной
руке, снова рванул стакан кверху, пролил половину и залпом, с яростью
опрокинул остаток в глотку.
побыть в моей шкуре! Эта проклятая Гунияди-Янош... Я подыхаю, если не
выпью положенный мне литр в день, а выпью, - так и вовсе смерть моя
приходит. Вот кабы вы знали, что это такое, когда человеку не удается
переварить спой обед и он камнем лежит у него в желудке! - И Дельман с
препротивными подробностями описал свое самочувствие. Христиан слушал его,
сморщив нос, боясь пропустить хоть слово, и, когда тот кончил, немедленно
выступил с проникновенным описанием своей "муки".
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Панов Вадим
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Контровский Владимир