И песня кончалась рыданием:
Пресвятая Богородица,
Упроси, мой Свет, об нас!
Без Тебя, мой Свет, много грешных на земле,
На сырой земле, на матушке,
На сударыне кормилице!
Никто их не видел. Софья склонила голову на плечо
Тихона, прислонилась щекой к щеке его, и он почувство-
вал, что она плачет.
- Ох, жаль мне тебя, жаль, Тишенька родненький!-
шептала ему на ухо.- Загубила я твою душеньку, окаян-
ная!.. Хочешь бежать? Веревку достану. Аль старцу ска-
жу: подземный ход есть в лес - он тебя выведет...
Тихон молчал в бесконечной усталости и только улы-
бался ей сонною детской улыбкою.
В уме его проносились далекие воспоминания, подоб-
ные бреду: самые отвлеченные математические выводы:
почему-то теперь он особенно чувствовал их стройное и
строгое изящество, их ледяную прозрачность и правиль-
ность, за которую, бывало, старый Глюк сравнивал мате-
матику с музыкой -- с хрустальною музыкой сфер. При-
помнился также спор Глюка с Яковом Брюсом о Коммен-
тариях Ньютона к Апокалипсису и сухой, резкий, точно
деревянный, смех Брюса, и слова его, которые отозвались
тогда в душе Тихона таким предчувственным ужасом:
"В то самое время, когда Ньютон сочинял свои Коммен-
тарии,- на другом конце мира, именно здесь, у нас, в
Московии, дикие изуверы, которых называют раскольни-
ками, сочиняли тоже свои комментарии к Апокалипси-
су и пришли почти к таким же выводам, как Ньютон.
Ожидая со дня на день кончины мира и второго пришест-
вия, одни из них ложатся в гробы и сами себя отпевают,
другие сжигаются. Так вот что, говорю я, всего любо-
пытнее: в этих апокалипсических бреднях крайний Запад
сходится с крайним Востоком и величайшее просвеще-
ние - с величайшим невежеством, что действительно,
могло бы, пожалуй, внушить мысль, что конец мира при-
ближается, и что все мы скоро отправимся к черту!" И
новый, грозный смысл приобретало пророчество Ньюто-
на: "Hypotheses nоn fungo! Я не сочиняю гипотез! Как мо-
тылек, летящий на огонь, комета упадет на солнце - и
от этого падения солнечный жар возрастет до того, что
все на земле истребится огнем. В Писании сказано: небеса
с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся,
земля и все дела на ней сгорят. Тогда исполнятся оба
пророчества - того, кто верил, и того, кто знал". Припо-
мнилось ветхое, изъеденное мышами октаво из библиотеки
Брюса, под номером 461, с безграмотной русскою надписью:
"Лионардо Давинчи трактат о живописном письме на
немецком языке", и вложенный в книгу портрет Леонар-
до - лицо Прометея, или Симона Мага. И вместе с этим
лицом - другое, такое же страшное - лицо исполина в
кожаной куртке голландского шкипера, которого однажды
встретил он в Петербурге на Троицкой площади у кофей-
ного дома. Четырех Фрегатов - лицо Петра, некогда столь
ненавистное, а теперь вдруг желанное. В обоих лицах было
что-то общее, как бы противоположно-подобное: в од-
ном - великое созерцание, в другом - великое действие
разума. И от обоих лиц веяло на Тихона таким же бла-
годатным холодом, как от горных снегов на путника, из-
можденного зноем долин. "О физика, спаси меня от мета-
физики!"- вспоминалось ему слово Ньютона, которое
твердил, бывало, пьяный Глюк. В обоих лицах было еди-
ное спасение от огненного неба Красной Смерти -"земля,
земля, Мати сырая".
Потом все смешалось, и он заснул. Ему приснилось,
будто бы он летит над каким-то сказочным городом, не
то над Китежем-градом, или Новым Иерусалимом, не то
Стекольным, подобным "стклу чисту и камени иаспису
кристалловидну"; и математика - музыка была в этом
сияющем Граде.
Вдруг проснулся. Все суетились, бегали и кричали с
радостными лицами.
- Команда, команда пришла!
Тихон выглянул в окно и увидел вдали, на опушке
леса, в вечернем сумраке, вокруг пылавшего костра, лю-
дей в треуголках, в зеленых кафтанах с красными отво-
ротами и медными пуговицами: это были солдаты.
- Команда, команда пришла! Зажигайся, ребята!
С нами Бог!
Капитан Пырский имел предписание нижегородской ар-
хиерейской канцелярии:
"До раскольничьего жительства дойти секретно, так
чтобы не зажглись. А буде в скииту своем, или часовне
запрутся, то команде стоять около того их приста-
нища денно и нощно, со всяким остерегательством, неоплош-
но ратным строем, и смотреть, и беречь их накрепко,
и жечься им отнюдь не давать, и уговаривать, чтоб
сдались и принесли вину свою, весьма обнадеживая, что
будут прощены без всякого озлобления. И буде сдадутся,
то всех переписать и положа им на ноги колодки,
или что может заблагоприобретено быть, чтоб в дороге утеч-
ки не учинили и со всеми их пожитками, при конвое,
отправить в Нижний. А буде, по многому увещанию,
повиновения не принесут и учнут сидеть в запоре упорно,
то потеснить их и добывать, как возможно, чтоб конечно
тех воров переимать, а распространению воровства их не
допустить и взять бы их взятьем, или голодом вымо-
рить без кровопролития. А буде они свои воровские
пристанища или часовню зажгут, то вам бы те приста-
нища заливать водою и, вырубя или выломав двери и окна,
выволакивать их живыми".
Капитан Пырский, храбрый старый солдат, раненый
при Полтаве, считал разорение скитов "кляузной выдум-
кой долгогривой поповской команды" и лучше пошел бы
в самый жестокий огонь под шведа и турку, чем возиться
с раскольниками. Они сжигались, а он был в ответе и полу-
чал выговоры: "Оному капитану и прочим светским коман-
дирам такие непорядочные поступки воспретить, ибо по
всему видно, что предали себя сожжению, видя от него, ка-
питана, страх". Он объяснил, что "раскольники не от страха,
а от замерзелости своей умирают, понеже надуты страш-
ною злобою и весьма нас имеют отпад ших от благоче-
стия, и объявляют, что стоят даже до смерти и пере-
менять себя к нынешнему обыкновению не будут - столь
надуты и утверждены в такой безделице". Но объяснений
этих не слушали, и архиерейская канцелярия требовала:
"Понеже раскольники чинят самосожжения притворные,
чтобы не платить двойного оклада, на самом же деле в глу-
хих местах поселяются и, скрывшись там, свободно преда-
Ются своему мерзкому злочестию, то светским командирам
надлежит по требухам сгоревших сосчитывать и, сосчитав,
в реестр записывать, того для, что требуха в пожаре, хотя
и в каком великом строении, в пепел сгореть не может".
Но капитан, полагая это для военного звания своего
унизительным, требуху считать не ездил и получил за то
новый выговор.
В Долгих Мхах решил он быть осторожнее и сделать
все, что возможно, чтоб не давать раскольникам жечься.
Перед наступлением ночи, приказав команде отойти
подальше от сруба и не трогаться с места, подошел к ча-
совне, один, без оружия, оглядел ее тщательно и постучал-
ся под окном, творя молитву по-раскольничьи:
- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!
Березин Федор
Эриксон Стивен
Никитин Юрий
Трубников Александр
Белов Вольф
Суворов Виктор