они не видят, что я любил их всех без исключения? Я клеил свои спички,
надеясь построить для них дом, где можно было бы жить по-человечески.
Что из того, что у меня не было иного материала. Идея, идея важна, Нико-
лай Иванович! Разве в паспорте дело, Игорь Сергеевич? Там стоит фран-
цузская фамилия и адрес улетевшего дома. Чем вы их замените? Я сам стро-
ил этот дом, мучительно привязывая его к сильнопересеченной местности,
но он все равно улетел, потерялся. Что мне остается, кроме игрушечного
дома, в который я вложил свою мечту, и та завалилась набок?!
- Мы хотим, чтобы вы сами! Сами! Но в коллективе.
конверт. - Ваша супруга просила передать вам.
ту письмо, поэтому в разговоре возникла пауза.
датель, поднимаясь.
почках.
заметил. Я спустил ноги с кровати и сделал по комнате несколько шагов по
направлению к окну. Вдруг я почуял резкий запах пива, исходивший из отк-
рытой форточки. В ущелье между домами сыпались белые хлопья. Я с трудом
влез на подоконник, подвинув клетку, и высунул голову в форточку. Вывер-
нув шею, я поглядел наверх, где виднелась полоска чистого голубого неба.
В этом небе, выбрасывая пенные струи из двух баков, мягко шел на сниже-
ние голубоватый пивной ларек.
не было запасов горючего.
страннно, необходимым. В комнате давно стемнело. Щегол чистил клюв о
прутья клетки, шурша и поскрипывая. Я вспомнил об Александре... И только
я подумал о ней, как в замке осторожно повернулся ключ и прихожая напол-
нилась шагами и шепотом.
она сама, а за нею юноши. Один из них был с гитарой, на плече другого
висел портативный магнитофон.
у стен. Александра уселась на стул. Света не зажигали. Я узнал в темноте
обоих сыновей Николая Ивановича, Петю Братушкина, других конспираторов.
Юные революционеры вели себя предупредительно, переговаривались вполго-
лоса.
чувствовал к ним любовь и благодарность.
произнесла Александра.
чой, поставила его посреди комнаты. Сбоку поместила тарелку... Пока она
готовилась, один из гостей включил магнитофон. Приятный мягкий голос за-
пел под ритмичный аккомпанемент: "Она боится огня, ты боишься стен. Тени
в углах, вино на столе. Послушай, ты знаешь, зачем ты здесь? Того ли ты
ждал? Того ли ты ждал!.." Я растерялся - настолько точно эти непонятные
слова соответствовали моему состоянию. Резкие, бьющие по нервам звуки
виолончели подхватили мелодию, жесткость ритма усиливалась, и вдруг -
как освобождение - призывно мягко полился тот же голос: "Я не знал, что
это моя вина. Я просто хотел быть любим, я просто хотел быть любим..."
подростков.
скомкала его и поднесла к пламени свечи. Бумага занялась, Александра
бросила пылающий комок на тарелку, где он вспыхнул, корежась, а когда
остался лишь хрупкий пепел, на стене обозначилась его тень. Она была по-
хожа на голову ребенка в кудряшках.
вать иначе. Следующий гадальщик зажег свое бумажное счастье, и оно запы-
лало на тарелке на месте пепельного будущего Александры.
писью Николая Ивановича - шифром его конспиративных наставлений, превра-
щавшихся под огнем в тени домов, станков, деревьев, ракет, тюремных ре-
шеток, переплетенных обручальных колец, гитар, мольбертов, поездов, са-
молетов. Здесь были все варианты будущего: счастливые и трагические
судьбы, женитьбы, разводы, профессии. Александра с жадностью всматрива-
лась в каждый новый призрак будущего, в то время как я все более отъеди-
нялся от молодых, понимая, что и здесь нет мне места, как не было его
нигде во время моих скитаний.
избавиться от него.
ча таяла в подсвечнике, колебля жалкий огонек.
Я поднес его к огню, не комкая. Уголок коверта обуглился, округляясь
черной каймою. Гори, последнее письмо! Мне так и не узнать, что хотела
сказать Ирина, как не вспомнить уже - когда мы последний раз были близ-
ки. Пускай это останется тайной. Письмо горело в руках, огонь подкрады-
вался к пальцам.
бом взметнулось пламя, отбросив тени подростков, точно взрывом, по сто-
ронам. Я увидел их испуганные лица и, не раздумывая, схватил спичечный
дом за луковку церкви - и метнул его в огонь.
но я схватил ее за руку и с силою потянул назад.
ходами. Причудливо изгибались балки, перекручивались спички, отделяясь
одна от другой и обугливаясь. Подростки завороженно смотрели на пламя.
Лица у них были, как тогда, в момент произнесения приговора.
за другой спички, исчезали на углях розоватые светлячки жара... Расхрис-
танный, вывернутый огнем наизнанку дворец топорщился на черном противне,
а причудливая его тень, занимая полстены, взмахивала черным крылом.
ный лист из каретки. "Вот и все", - подумал он безразлично и, не перечи-
тывая написанного, подложил этот лист под высокую стопку бумаги, которая
именовалась черновиком. Внешне ничего не изменилось, но он знал теперь,
что работа закончена. Перед ним лежал его роман, с которым он боролся не
на жизнь а на смерть - девять месяцев подряд вынашивал его, как ребенка,
и вот он готов. Он окинул взглядом пустую комнату и в первый, кажется,
раз удивился тому, что живет здесь - в одиночестве и нищете. Работа, ко-
торая внутренне сблизила его с кооператорами - ибо для кого же он писал,
если не для них? - на самом деле изъяла его из обращения, как монетку
старого образца, погрузила в бездны одиночества, лишила родственных и
дружеских уз. Он сгорел в собственном пламени, как спичечный дом, что
пылал на святки жарким костром, а теперь, как памятник самому себе, то-
порщится пучком обгорелых спичек на постаменте из спекшихся серных голо-
вок.
навсегда обречен жить в этом доме среди созданных им персонажей, он не
спешил к ним, не пытался разорвать свое одиночество, медлил. Ему каза-
лось, что он отринут навеки. От него отказалась жена; так же поступят
все, кто прочтет его сочинение и сочтет его лишь красивой игрушкой, не
захотев узнать себя и собственный дом - а другого нет у него.
нем, в котором сгорали и не такие крепкие вещи, как его игрушечный дом,
склеенный из самого что ни на есть обиходного материала? Потому он не
спешил, сознавая, впрочем, что никуда ему не деться, он сам сдастся
судьям, а тут уж не отделаешься штрафом за нарушение паспортного режима.
вольный, искрящийся их поток, который когда-то весною вырвал из души
жалкие клапаны осмотрительности, робости, неверия и заставил его громоз-
дить кубики в веселой лихорадке творчества. Тогда не было ничего, кроме
Лукьяненко Сергей
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Распопов Дмитрий